– Я бы все отдал, – признался Пол, – чтобы однажды обладать такой флейтой.

– Почти все, – мягко поправил его Уилл.

Пол посмотрел на брата с удивлением; и Носитель Света внутри Уилла неожиданно, но слегка запоздало понял, что это были не слова маленького мальчика. Он засмеялся, показал Полу язык и шмыгнул в коридорчик, возвращаясь назад, к нормальным отношениям и нормальному миру.

Они спели «Первую новеллу» в качестве финального гимна, потом попрощались и снова очутились на заснеженной улице, на колючем морозном воздухе, и безмятежная улыбка Мерримена исчезла за закрытой дверью поместья. Уилл стоял на широких каменных ступеньках и смотрел вверх. Небо наконец очистилось от облаков, и звезды сияли, словно стежки огненной нити на черном полотне ночи; все загадочные небесные узоры, которые были тайной для него всю его жизнь, теперь имели бесконечно важный смысл.

– Посмотри, как ярко горят сегодня Плеяды, – мягко сказал он.

Мэри изумленно посмотрела на него и переспросила:

– Что?

Мысли Уилла спустились с неприступных темных небес в маленький, освещенный желтым светом электрических фонарей мир, где, спев рождественские гимны, Стэнтоны возвращались домой. Он шел среди них безмолвно, как во сне. Все решили, что он устал, но он был погружен в свои мысли. Сейчас у него были три Знака Силы. И еще знания, как использовать дар магии: тысячелетняя мудрость, данная ему в один миг застывшего времени. Он уже не был прежним Уиллом Стэнтоном. Отныне и навсегда он жил по иной шкале времени, чем все, кого он знал и любил… Но он поспешил отвлечься от этой темы и от двух вторгшихся в поместье зловещих фигур Тьмы. Ведь наступало Рождество, необыкновенное, сказочное время для него и для всех в мире. Пока волшебство этого веселого, уютного праздника окутывает мир, его семья и дом будут надежно защищены от всех темных вторжений.

В доме сияла и переливалась огнями елка, музыка Рождества витала в воздухе, пряные запахи выплывали из кухни, а в большом очаге в гостиной корень рождественского полена горел и потрескивал. Уилл улегся на спину на ковер перед камином и наблюдал, как дым тянется вверх по дымоходу. Неожиданно ему очень захотелось спать. Джеймс и Мэри тоже из всех сил старались не зевать, и даже Робин выглядел так, словно у него слипались глаза.

– Слишком много пунша, – сказал Джеймс, когда его братец, зевая, растянулся в кресле.

– Отстань, – любезно попросил Робин.

– Кто хочет пирога? – поинтересовалась миссис Стэнтон, входя в комнату с кружками какао на подносе.

– Джеймс уже съел шесть кусков, – сообщила Мэри с наигранным неодобрением. – В поместье.

– Сейчас будет восемь, – сосчитал Джеймс, держа в каждой руке по куску пирога.

– Ты растолстеешь, – сказал Робин.

– Это лучше, чем уже быть толстым, – с полным ртом ответил Джеймс, уставившись на Мэри, которая в последнее время была очень недовольна своей пухлой фигурой.

Рот Мэри скривился, потом она плотно сжала губы и двинулась на Джеймса.

– Эй-эй-эй, – мрачно сказал Уилл, лежа на полу. – Хорошие дети никогда не ссорятся в Рождество.

И поскольку Мэри была очень близко к нему, он схватил ее за лодыжку. Она свалилась на пол рядом с ним, весело хохоча.

– Осторожнее с огнем, – произнесла миссис Стэнтон годами заученную фразу.

– Ой! – закричал Уилл, когда сестра пихнула его в живот, и откатился подальше.

Мэри вдруг успокоилась и села, с любопытством глядя на брата.

– Что это у тебя так много пряжек на ремне? – удивилась она.

Уилл быстро закрыл ремень свитером, но было слишком поздно. Мэри протянула руку и снова задрала свитер.

– Какие забавные штучки. Что это такое?

– Просто украшения, – резко ответил Уилл, – я сделал их в школе на уроке металлообработки.

– Никогда не видел, чтобы ты этим занимался, – произнес Джеймс.

– Да ты сроду не интересовался, чем я занимаюсь.

Мэри ткнула пальцем в стальной круг на ремне Уилла и с визгом отдернула руку.

– Он обжег меня! – закричала она.

– Возможно, Уилл и его ремень очень долго находились около огня, – предположила мама. – И вы оба в него угодите, если будете так баловаться. Давайте-ка приступайте: рождественские напитки – рождественский пирог – рождественский сон.

Благодарный Уилл поднялся на ноги:

– Я принесу свои подарки, пока какао остывает.

– И я тоже, – Мэри пошла за ним.

На лестнице она сказала:

– Эти пряжки очень симпатичные. Ты мне сделаешь такую для брошки?

– Думаю, смогу, – произнес Уилл и улыбнулся про себя. Любопытство Мэри не было опасным. Ее вопросы всегда заканчивались одним и тем же.

Они поднялись в свои спальни и вскоре спустились вниз, нагруженные пакетами, которые добавили к растущей куче подарков под елкой. Уилл старался не смотреть на эту волшебную горку с тех самых пор, как они вернулись после пения гимнов, но это было невероятно трудно. Особенно после того, как он увидел огромную коробку, на которой было написано имя, совершенно точно начинавшееся на букву У. Чье еще имя начинается на У, в конце концов? Он решительно сгрузил свою охапку пакетов немного в стороне от елки.

– Ты подсматриваешь, Джеймс, – закричала Мэри позади него.

– Нет, – возразил Джеймс. Но поскольку все же был канун Рождества, он сказал: – Ладно, я подсматривал. Извините.

Миролюбивое поведение брата застигло Мэри врасплох, и в полном молчании, не зная, что и подумать, она начала раскладывать свои коробки.

В рождественскую ночь Уилл всегда ночевал в комнате вместе с Джеймсом. Здесь по-прежнему стояли две кровати, хотя Уилл и перебрался в мансарду Стефана. Джеймс забросал бывшую кровать Уилла подушками и называл ее «мой шезлонг». Все прекрасно понимали, что в рождественский вечер хочется находиться в веселой компании, перешептываться с кем-то и вместе мечтать о подарках, развешивая пустые чулки на спинке кровати, а потом провалиться в уютное забытье, которое рассеется только с приходом чудесного рождественского утра.

Пока Джеймс плескался в ванне, Уилл снял свой ремень, свернул его вокруг трех Знаков и положил под подушку. Это казалось благоразумным, хотя он знал, что никто и ничто не осмелится потревожить его дом этой ночью. Сегодня вечером он снова стал обычным мальчишкой, вероятно, в последний раз.

Звуки музыки и гул голосов доносились снизу. Исполняя торжественный ритуал, Уилл и Джеймс привязали рождественские чулки к столбикам кровати: драгоценные коричневые чулки из толстой мягкой материи, которые их мать носила в незапамятные времена, были уже порядком потрепаны за годы службы рождественскими сумками. Наполненные подарками, они станут очень тяжелыми и не смогут больше висеть; их обнаружат величественно лежащими у ножек кровати.

– Спорим, я знаю, что мама и папа тебе подарят, – сказал Джеймс. – Это…

– Ты не посмеешь сказать, – зашипел на него Уилл, а брат хихикнул и спрятался под покрывалом.

– Спокойной ночи, Уилл.

– Спокойной. Счастливого Рождества.

– Счастливого Рождества.

И все было как обычно, когда Уилл лег, уютно свернувшись под мягким теплым одеялом, обещая себе, что не заснет до тех пор, пока…

И вот уже в утренний полумрак комнаты начал проникать сквозь занавески тусклый свет. Уилл проснулся и не в силах был увидеть или услышать в окружавшем его пространстве ничего сказочного, потому что все его чувства были сконцентрированы на ощущении тяжести: у своих ног, укрытых одеялом, он заметил странные выпуклости, незнакомые угловатые формы, которых не было там, когда он ложился спать. Наступил день Рождества.