Я скользнул назад так же быстро, как и провел атаку. Световзор остался сидеть на стуле, еще не успев осмыслить, что я его уже освободил. От потрясения он не мог шевельнуть ни рукой, ни ногой.

В этот момент над дверью зажглась красная лампочка. В клуб вошел молодой человек лет двадцати пяти, худощавый, с длинными светлыми волосами, одетый в черную кожаную куртку и черные джинсы. Он переводил взгляд с той двери, которая была прямо перед ним, на ту, которая находилась справа.

В соседней комнате Афанасий встал из-за стола, поэтому я, как ни в чем не бывало, сел на свой стул, приняв ту же позу, в которой находился, когда Афанасий меня оставил в комнате.

Афанасий прошел мимо меня и мимо Световзора. Тренер что-то пытался сказать ему, но Афанасий был не настолько трезв и наблюдателен, чтобы заметить его состояние. Он только мимоходом произнес:

— Уже познакомились? Ну и хорошо! А что это тут так пыльно?

Афанасий не ждал ответов на свои вопросы и не понял, что пыль — это остатки разбитых костяных шариков. Он открыл дверь в прихожую, обменялся с вошедшим обычными приветствиями, спросил, как его зовут, убедился, что это ожидаемый Пафнутий Марфушин, и сделал приглашающий жест, указывая ему на нашу комнату. Пафнутий вошел, сказал общее «здравствуйте» и сел, а Афанасий открыл дверь в гардероб и громко крикнул, чтобы его было слышно в спортивном зале:

— Эй, молодежь, зайдите-ка сюда на разговор!

Вскоре явились и уселись на стулья разгоряченные Савватей с девушкой, Ерема, Владиград и Сереней. Спутница держала Савватея за руку. Со свойственным юности эгоизмом ученики Световзора Пантелеевича не обратили внимания, как плохо выглядит их тренер. Меня и Пафнутия они удостоили безразличными равнодушными взглядами, ведь мы, как они считали, не принадлежали к сообществу непобедимых бойцов, подготовленных по системе БАРС.

Афанасий заглянул в дальнюю комнату и доложил, что собрались все, кого ожидали. 

— Ну, пойдем, что ли? — встал с дивана Тимофей Пахомович. — А ты, Ник, пока тут обожди! Твой мундир молодых напряжет, а я с ними по душам потолковать хочу.

Генерал Старопутов послушно остался за столом.

Захарий Ефимович спросил у Афанасия:

— Сколько там всего народу?

Тот начал загибать пальцы:

— Светик, да четверо его учеников плюс девушка, да двое новеньких. Выходит, восемь.

— Светику водичку, — Захарий Ефимович достал из холодильника бутылку минеральной воды, — остальным, пожалуй, пивка.

Он ловко сжал между пальцами правой руки сразу три бутылки пива, а левой взял минералку и еще одно пиво. Я не очень удивился тому, что количество употребленного алкоголя практически не повлияло на координацию движений и связность речи бывших военных. Должно быть, в Колосской армии они получили хорошую закалку.

Захарий Ефимович ногой открыл дверь и громко сказал:

— Здоровы будьте, добры молодцы! Ну-ка, кто тут от жажды страдает? Налетай, не стесняйся!

Он выставил бутылки на стол в центре комнаты. Вышедшие следом за ним Тимофей Пахомович и Афанасий принесли еще пива. Подавая пример, Тимофей Пахомович, как и раньше, пальцами сорвал пробку и приложился губами к горлышку.

Видимо, подобный ритуал совершался довольно часто, потому что молодые ученики Световзора Пантелеевича сразу же взяли по бутылке и начали пить. Пожалуй, после занятий в спортзале, их, действительно, мучила жажда. Пафнутий Марфушин, следуя общему примеру, также не заставил себя упрашивать и взял бутылку.

Световзор Пантелеевич за прошедшие несколько минут все еще не вернул себе дара речи. Он мимикой и жестами пытался что-то сообщить Тимофею Пахомовичу и Захарию Ефимовичу, но те то ли не обращали на него внимания, то ли не понимали его невербальных средств общения. Тогда тренер БАРСа схватил со стола минералку и начал пить из бутылки большими глотками.

Я не притрагивался к пиву, так как совершенно не переношу этот напиток. Тимофей Пахомович заметил это и добродушно проговорил:

— А что это наш юный друг не пьет? Не стесняйся, парень, угощайся!

— Спасибо, — ответил я, — но я стараюсь по возможности не употреблять алкоголь.

— Да ну? — удивился Тимофей Пахомович. — А что так?

— Он мне мешает. Если у вас найдется еще одна бутылка минералки, я был бы вам признателен.

Тимофей Пахомович сделал знак Афанасию, стоявшему в открытом дверном проеме между комнатами, и тот направился к холодильнику. Я знал, что там стоят целых две бутылки минералки, с газом и без газа, но не стал уточнять, что предпочел бы негазированную.

— А позвольте полюбопытствовать, мой юный друг, чему же такому мешает вам алкоголь? — спросил у меня Тимофей Пахомович.

— Всему.

— Ну, все-таки?

И тут, наконец, Световзор Пантелеевич оторвался от минералки, и к нему вернулся голос.

— Тим, — прохрипел он, — то есть, Тимофей Пахомович, этот парень только что меня уложил! Меня!

Ученики Световзора едва не поперхнулись своим пивом.

— Да ну?! — недоверчиво воскликнул Тимофей Пахомович. — Не может быть!

— Только что, прямо здесь! — тренер обратился ко мне: — Фил, как ты это сделал? Я никогда в жизни не встречал ничего подобного!

Я ожидал, что тренер затаит страх, обиду и гнев, но, казалось, он испытывал только любопытство и восторг:

— Скажи, Фил, что это за стиль? Как ты разбил костяные шары?

— Я же говорил, что я все придумываю сам. Иногда прямо на ходу.

— Не может быть! — выдохнул Световзор и, все еще не веря, уставился на меня. — Так ты еще сказал, что должен был выжить или погибнуть. Это что, серьезно? Это правда?

— Правда.

— Сколько же тебе лет?

Я пожал плечами:

— Это сложный вопрос. Номинально — не так уж и много. А фактически — гораздо больше.

Тимофею Пахомовичу, видимо, надоело слушать наш разговор, и он решил вмешаться:

— Так ты говоришь, Световзор, что этот парень хорошо дерется?

— Хорошо — это не то слово!

Я запротестовал:

— Извините, но я вообще не умею драться. Я умею только…

Не желая произносить определенного слова, я сжал ладонь в кулак, как будто душил чье-то горло.

Тимофей Пахомович хитро и оценивающе прищурился:

— А скажи-ка мне, Филипп Скалкин… Ведь ты же Филипп Скалкин, я правильно понял? Скажи честно, тебе уже приходилось участвовать в СЕРЬЕЗНЫХ делах?