— Жень… — задумчиво сказал осовевший от мыслительной работы шаман, а потом едва не подпрыгнул, с нелепым видом уставившись на подростка. — Жень, — почти испуганно прошептал он. — Ты можешь войти в церковь?!

— А ты не можешь? — осведомился божонок.

— Да могу, но ты же…

— Ну тебя, Ксе. — Жень, наконец, покосился на спутника, оценил выражение его лица и почти захихикал. — Я тут много раз прятался. Самое классное место, чтоб от жрецов оторваться.

— Потому что священное? — спросил Ксе, даже не осознав, какую говорит глупость.

Жень зажмурился, чтобы не рассмеяться вслух.

— Дурак ты, Ксе, — сказал он. — Просто жрецы сюда лезть боятся.

— Чего они боятся?!

— Патриархии!

Ксе глупо хлопнул глазами и с особенной остротой ощутил себя шаманом. Во-первых, он в очередной раз понял, что ничего не понял, а во-вторых, он вообще все эти минуты думал о своей принадлежности к ордену — о том, что этому месту он чужд так, как это только возможно, и для прихожан он, наверное, необыкновенный грешник и нечестивец.

Страшно было и предположить, кто для них Жень.

— Ну что таращишься, — почти ласково улыбнулся тот. — Да знаю я, я типа бес по-ихнему. Но мне-то фиолетово. Я вообще на ангела похож… когда в глаза не смотрю, — и бог войны лукаво потупился, изогнув губы в полуулыбке.

«Похож, блин, — Ксе не мог не согласиться. — Красавец, мать твою… вот же пакость мелкая».

— А я что, виноват? — продолжил Жень мрачновато, перестав улыбаться и отведя лицо. — Я же не могу перестать быть… ну… как это… личинкой беса. Я ничего плохого не делаю.

Он смолк и отвернулся. Ксе заметил, что певшие женщины сходят с возвышения и заключил, что ритуал окончен. Сам ритуал был ему понятен — жертвоприношение мыслью и молитвой, но с какой целью? Что надеялись получить взамен?

Впрочем, куда больше Ксе интересовало, не ждут ли их с Женем снаружи. Судя по всему, божонок был уверен, что не ждут, но шаман помнил, что чувствует Жень только посвящённых от адепта и выше. Снова попасть в руки неофита-боевика шаману не хотелось совершенно. «Как там Лья? — подумал он, тревожась. — Выкрутился… разведчик Исаев? А ведь его могли и в отделение забрать, допрашивать, дело-то серьёзное… уй-ё… и Арья в Германии. Блин! был бы это храм удачи, я бы хоть жертву заказал…»

— Жень, — спросил он тоскливо, — Жень, а этот бог, в смысле — их вот, который троицей, ну, в общем, понятно — он есть?

Подросток, высматривавший что-то в дальнем углу, пожал плечами.

— Спроси чё полегче…

— Остановите, — велела женщина. Она полулежала на заднем сиденье, поджав длинные ноги и откинув светловолосую голову на спинку; взгляд её рассеянно блуждал по потолку машины. Привычный ко всему водитель повиновался немедля, но его сосед тревожно спросил:

— Что-то случилось? Они оторвутся!

— Они здесь.

— Где? — насторожился собеседник.

Вместо ответа женщина указала за окно.

— Это… это невозможно! — изумился он. — Вы ошибаетесь.

— Варвара Эдуардовна не ошибается, — тихо возразил шофёр; в его словах не было и тени негодования, лишь печальное предупреждение.

— Проверьте, — сказала та.

Жрец вскользь глянул на её лицо: оно оставалось неподвижным, как маска, и, точно отсвет другого лица, хранило знакомое надменно-насмешливое выражение. Всей жизни в нём было — лишь этот жутковатый отсвет. Кукольной внешности блондинка, Варвара Эдуардовна походила даже не на манекенщицу — на манекен, и неприятно было вспоминать, что эмоциями сходство не ограничивается. Из сложной, со множеством кос, её причёски за время пути не выбилось ни единого волоска, а кожа была гладкой как тефлон, без неровностей, кажется, даже без пор. «Фотошоп, — определил жрец, но улыбнуться своей шутке не смог даже внутренне, и раздражённо подумал: — Универсальный солдат какой-то…», — хотя знал, что это не так: женщина была универсальной поисковой системой. «Сказала Георгию, что он рискует — и Георгий лишился ножа», — вспомнилось жрецу.

Ему было зябко.

На того, кто сидел рядом с Варварой Эдуардовной, жрец предпочитал не смотреть вовсе. Сам Лаунхоффер и то внушал меньше страха, чем его живые программы.

По крайней мере, он был человеком.

— Чем… закончится эта проверка? — спросил жрец.

Золотистые ресницы опустились: программа что-то рассчитывала.

— По моему мнению, захват следует производить сейчас, — бесстрастно-отчётливо сказала она. — В помещении много людей. Скорее всего, сыграет некую роль культовая природа постройки. Объект не станет активно сопротивляться.

Жрец проглотил ком в горле. Итак, наконец, безумная эпопея со сбежавшим из храма богом закончится, и всё вернётся на круги своя. Группа захвата прибудет минут через пять и решит проблему. Если Ищейка всё-таки не ошиблась; но вероятность её ошибки, как сказал Эрик Юрьевич, стремится к нулю. А значит…

— Я рекомендую отменить захват и прервать операцию.

Телефон выскользнул из пальцев жреца, раскрылся, ударившись о дверцу, и упал на пол машины. Шофёр беззвучно перевёл дыхание, уставившись на собственные колени, чтобы случайно не посмотреть в зеркало и не увидеть того, кто говорил. Жрец не был столь опытен или столь догадлив. Отзвучавшие слова второй программы ещё отдавались предательской дрожью в его руках, но он всё же оглянулся и потребовал:

— Что?

Голос дал петуха.

Тот, который говорил, не ответил. Женщина открыла глаза и выпрямилась на сиденье.

— Почему?.. — без голоса пробормотал жрец; теперь он горячо желал отвернуться или хотя бы посмотреть на Варвару Эдуардовну, но голову словно зажало в тиски, и взгляд был прикован к тому, второму.

— Вы слышали, что сказал Координатор, — голос женщины донёсся точно издалека. Интонации её стали явственно механическими.

— Рис, — сказал Ксе в трубку крайне несчастным голосом. — А Рис!

В трубке забился весёлый смех; голос у Риса был — густейший бас, и смех его, особенно по телефону, напоминал приглушённое буханье.

— Чего, — сказал Рис, — тяжко тебе? Совсем?

— Рис, — умоляюще сказал Ксе, — давай сменами поменяемся. Готов две за одну отработать. Будь другом, а?

— Друг! — укоризненно пробасил тот. — Волчара ты позорный, Ксеша, и свин бесстыжий. Что ж ты другу звонишь только тогда, когда тебе сменами поменяться горит?

Ксе уполз бы в тапочки, будь это заметно по телефону.

— Ладно, — сурово сказал Рис. — Не надо мне твоих двух. Но второй раз подряд меняться не буду, учти. Хоть покойником, но явишься.

— Рис! Ты человечище!

— Все на мне ездят, — посетовал добродушный гигант, — а я вот ни на ком. А почему? А потому, что меня хрен кто увезёт! — и расхохотался.

Положив трубку, Ксе шумно выдохнул и добрым словом помянул богиню удачи: у него было ещё три дня. Даже три с половиной, если считать остаток сегодняшнего. Они с Женем благополучно выбрались из церкви; шаман только раз перепугался до холодного пота, и то не из-за помстившихся где-нибудь жрецов, а исключительно из-за придурка-бога. Жень, оказалось, был знаком со священником, и тот подошёл его поприветствовать. Ксе уже воображал худшее, когда священник густым, как у Риса, басом спросил у Женя: «Пришёл?» «Пришёл», — смиренно потупился тот, вновь изобразив ангелочка. «Тянет тебя сюда, — удовлетворённо отметил чернобородый. — Обедать с нами пойдёшь? Матушка борщ смастрячила». «Спасибо, — ответствовал божонок, — я это… пойду лучше». «Ну, с богом», — согласился тот и перекрестил склонённую русоволосую голову.

— Где же Лья? — вслух подумал Ксе.

— Позвони ему, — отозвался Жень с кухни. — Слушай, где у тебя соль?

— В холодильнике. Боюсь я звонить. Если у него всё пучком, он сам должен позвонить.

— Псих! Кто же соль в холодильнике держит? Это Лья-то должен?

— Сам псих, я держу. Где уксус, там и соль. Ну мы вроде вместе работаем.

— Он тебе нарочно не позвонит, — проницательно заметил бог, — чтоб ты с ума посходил.