Пройдя километра три, Заячья Губа снова остановился. И еще раз крикнул – позвал Сергея. И не дождался ответа.

Впереди, над зубчатой кромкой леса, возвышался зловещий Холм Пляшущего. Черные его очертания явственно проступали на фоне светлеющего неба. Он был уже рядом, и где-то здесь – Николай знал это – тропа раздваивалась.

Один путь вел теперь к вершине холма, а другой – сворачивал к северу, широко огибая возвышенность и выводил, петляя, к стойбищу якутов.

– Вот туда-то, к якутам, Серега и должен был бы побежать, – усмехнулся Николай, – прежде всего, туда! Но он же, гад, хитрый. И наверняка сообразил, что искать мы его будем именно там, в стойбище. А после всего, что случилось, ему, конечно же, не особенно приятно встречаться со мной и с Иваном… Значит, что же? Значит, идти надо – к холму.

Николай закурил. Несколько раз затянулся жадно. И пошагал, отыскивая ощупью то место, где начинается развилок…

И как только он поднялся по пологому склону холма, то сразу же почувствовал облегчение. Туман остался внизу. Наконец-то удалось вырваться из густых, косматых его щупалец! И дорога теперь видна была ясно, отчетливо.

Склон холма был густо покрыт кустарником и усыпан камнями. Среди них попадались весьма крупные валуны. Идти тут надо было осторожно, с опаской. И вот, обогнув один из валунов, Николай увидел невдалеке тусклый, мигающий огонек.

Спустя минуту, перед ним открылась небольшая полянка, окаймленная зарослями ивняка. Посредине ее горел костер. Вернее – догорал… Пламя совсем уже почти угасло. Ярко светились только угли. И возле этих углей, на куче хвороста, сидел неподвижно Сергей.

Он сидел, ссутулясь, обхватив колени руками и низко опустив голову. Казалось, он спит. Или крепко о чем-то задумался.

– Эй, старик! – окликнул его Николай. – Вот ты где, оказывается. Хорошо устроился! А я тебя ищу, ищу, с ног сбился…

Но Сергей продолжал сидеть все так же неподвижно, оцепенело. Он никак не среагировал на слова Николая. И поза его была исполнена глубокого покоя.

«Дрыхнет, бродяга», – решил Николай. И подойдя вплотную, тронул его за плечо.

Тронул легонько, кончиками пальцев… Внезапно Сергей шатнулся и молча, медленно, начал валиться на бок. Причем, падал он в той же самой позе, в которой сидел до сих пор.

И упав, он так и остался лежать – скорчившись, обхватив колени руками.

И тогда Николай с содроганием понял, что товарищ его мертв.

Склонившись над трупом, Заячья Губа тщательно осмотрел его и не нашел ни единой раны – ни огнестрельной, ни ножевой.

«Что за чертовщина? – удивился он. – Ведь не мог же Серега тут, у костра, замерзнуть! Или до него и впрямь добрались злые духи? Но нет, это вздор, чепуха…»

Он подбросил в костер охапку хвороста. И при свете вспыхнувшего пламени разглядел, наконец, тоненькую, темную полоску, пересекающую горло Сергея. Теперь все стало ясно. Парня кто-то задушил, – накинул ему на шею веревку или ремешок. Очевидно, убийца подкрался сзади, незаметно и сделал дело ловко и быстро – ибо нигде на поляне не было видно никаких следов борьбы… Да, конечно, здесь поработал специалист!

При этой мысли Николай встревожился. Поспешно достал револьвер. Щелкнул курком, огляделся. Но ничего подозрительного не обнаружил.

А огонь, между тем, разгорался все сильней. И вдруг Николай заметил жестяную помятую кружку, валявшуюся неподалеку от костра – в грязном, талом снегу.

Он подобрал кружку, повертел ее в пальцах, понюхал. И ощутил слабый, едва уловимый, запашок чая…

«Ага! – подумал Николай. – Костер этот, стало быть, разводил не Серега. Кружки-то у него с собой не было, – он сбежал налегке! И сюда, вероятно, забрел он случайно. И кого-то встретил невзначай. Возможно даже, и чаек с ним успел попить – поначалу… Но кто же это мог быть? Кто вообще бродит ночами в дьявольском этом месте? Проклятый Холм Пляшущего! Здесь вечно происходит что-то странное, дикое…»

И невольно Николай опять оглянулся. На мгновение почудилось, что кто-то подкрадывается к нему, стоит уже за спиною.

Однако, за спиной его было пусто. Кругом царила нерушимая тишина. И все выше поднималась над тайгою заря, и все бледней и прозрачнее становились тени. Но все же безотчетное чувство тревоги, охватившее Заячью Губу, не проходило, не ослабевало.

Впервые ему стало по-настоящему страшно.

Часть вторая. Птицы всегда возвращаются к старым гнездовьям

15. Шумная вечеринка. «Выпьем за роскошную жизнь!» Западный порядок и русский бардак. «Серые Ангелы». Самый легкий вариант.

В комнате было душно, накурено. На большом обеденном столе теснились пивные и водочные бутылки, стояли тарелки с закусками. С маринованными грибами и солеными огурчиками. С копченой и вяленой рыбой. С кетовой красной икрой и осетровой черной. А также – с различными консервированными фруктами.

А вокруг стола размещалась мужская компания из пяти человек.

Гости уже успели крепко нагрузиться и теперь сидели – кто развалясь, закинув ногу на ногу и покуривая, кто облокотись о стол и лениво потягивая чаек.

Сам хозяин дома, Наум Самарский (полный, рыжеволосый, с мягкими, обвисшими щеками), возился возле радиолы, менял пластинку.

Наконец, в радиоле что-то щелкнуло, и затем полилась визгливая, нервная, надрывная музыка.

– Последняя английская новинка, – объявил Наум. – Биг-Бит! Самый западный шик!

И добавил, потирая пухлые белые ладошки:

– Давайте-ка, братцы, выпьем еще раз – за роскошную жизнь!

Сейчас же один из гостей, коренастый, грузный, с бритым наголо черепом, спросил:

– За роскошную жизнь – где? Там, на Западе, или у нас?

– Да какая тебе, Станислав, разница? – усмехнулся Наум. – В мире все ведь одинаково. Везде! Одни люди хлебают дерьмо – и таких большинство. А некоторые, удачливые, предпочитают икорку… Так выпьем за удачливых!

– Это можно, – потянулся Станислав к бутылке. – Но все же, ты не равняй… На Западе даже и дерьмо поприличней.

Он выпил и крепко сморщился.

– Ох, надоело мне наше убожество; этот наш русский бардак!

– А чем же тебе тут плохо? – спросил его другой гость, костлявый, худой, в больших квадратных очках. – Устроен ты – лучше не надо. Вот сидишь, жрешь икру столовыми ложками.

– Ах, да причем здесь икра, – возразил Станислав и бросил ложку на скатерть. – Я не о ней, я – вообще…

– Да и вообще… Служишь ты главным бухгалтером треста, зарплату получаешь огромную. И квартира тебе предоставлена со всеми удобствами. А кроме того, есть еще и дача – почти бесплатно. Это все – за счет государства! Ну и мы тоже кое-что подкидываем… Кстати, ты сколько лет уже с нами? Пять?

– Четыре с половиной года.

– Ага! Значит, у тебя, по самому скромному расчету, должно быть уже накоплено что-то около миллиончика – а то и поболее… Ведь так?

– Ну, допустим, – нахмурился Станислав, – и что? Все равно я живу, как заяц. Всех боюсь. Проклятая страна!

Все время жду, когда ночью вдруг придут – позвонят в дверь.

– Так и на Западе – в любой стране – тоже могут придти, позвонить, – воскликнул Наум. – Черный рынок везде под запретом. И за такие дела, как наши, – особенно, за такие, – по головке нигде не гладят.

– Но там хотя бы судят не очень строго. Там всегда есть возможность выкрутиться… А у нас разговор короткий. Сразу – к стенке… Помнишь дело Файбышенко и Рокотова? Вот то-то.

– Да, конечно, – медленно проговорил человек в очках, – у нас больше риска. И все гораздо сложнее… Но если уж ты так веришь в Запад – давай, отваливай! Уезжай!

– Я бы не отказался… Но – как?

– Ну, по-моему, тут все просто… Сейчас выпускают многих.

– Многих, да не всех!

– Но все-таки, уехать, при желании, можно. Надо только похлопотать, пошустрить маленько… И уж, конечно, денег жалеть нельзя. Да ведь у тебя, в этом смысле, нет никаких проблем.