– Так ты хочешь узнать, что у меня внутри? Хочешь узнать, не трус ли я?! Я вызываю тебя на поединок!!! И посмотрим, кто больше боится стали и крови!!!

Чужак вздохнул, заторможенным движением поднял стакан, допил глоток, плескавшийся на дне стакана, и неверным жестом поставил стакан под танку. Открыв краник и сосредоточив взгляд на тонкой остро пахнущей струйке, падающей в большой стакан, он медленно – ещё медленнее и ещё более гулко, чем раньше, – спросил:

– Я слышал, что время и место поединка назначает вызванный. Так ли это?

Сикаши чуть распрямился, скривился, пряча ухмылку под пренебрежительной усмешкой, и процедил сквозь зубы:

– Да, это так, но не надейся, что у тебя много времени на раздумья. Если ты не дашь ответ в течение трёх минут, то прослывешь трусом, и только сеппуку, на которое ты вряд ли способен, очистит тебя от клейма позора.

Чужак закрыл краник и нетвёрдым жестом пододвинул к себе стакан. Стакан, волочимый по столу, противно лязгал. Дотащив стакан, чужак на пару секунд замер в раздумьях. Потом медленно произнёс:

Сикаши замер, пытаясь понять смысл стихов. Танка была красивая, но какая-то неправильная.

Чужак отпустил стакан и нетвёрдым жестом достал сигару и зажигалку. Некоторое время он тупо смотрел на них, механически чиркая зажигалкой. Потом сложил их в левую руку, ещё пару раз чиркнул зажигалкой и неловким движением схватился за стакан.

– Кстати, – медленно протянул он, поднимая стакан. – Если бы ты видел моё лицо, когда я смотрел на твою девушку, то понял бы, что во взгляде моём только брезгливость.

Сикаши задумался, улавливая смысл. Чужак отхлебнул из стакана. Сикаши понял и на миг застыл от ярости. Чужак, опуская стакан, сделал неверный жест рукой, и содержимое стакана полетело Сикаши в лицо. Он рефлекторно отшатнулся и закрыл глаза. В ноздри ударил резкий запах спирта. Сикаши резким взмахом протёр глаза и открыл их, чтобы увидеть летящую в лицо струю пламени, выдыхаемую чужаком.

Сикаши закрылся рукой, но пламя, обогнув руку, прыгнуло на одежду и на лицо. Сикаши завизжал, левой рукой прикрыл лицо, а свободной рукой выхватил меч. Лезвие свистнуло над головой чужака, сползшего под стол. Сикаши, визжа от боли и страха, повернулся, чтобы бежать. Его нога запнулась о вытянутую под столом ногу чужака. Си-каши споткнулся и упал на пол. Его руки инстинктивно рванулись вперёд, чтобы смягчить падение. Пламя лизнуло глаза. Руки метнулись обратно. Меч, выпавший из руки, лязгнул и покатился в сторону. Локти и лоб Сикаши врезались в каменный пол. Диафрагма сократилась, чтобы набрать воздуха для следующего крика. Вместо воздуха втянулось пламя, сжигающее рот и горло. Сикаши по-звериному завыл и покатился по полу. Он подкатился к столу чужака. Чужак неуклюжим, но резким взмахом руки зацепил танку. Расколовшаяся танка упала на Сикаши. Пламя взметнулось выше столешницы. Сикаши, извиваясь, издал ещё один вой, а потом изогнулся дугой, дёрнулся, обмяк и затих.

В полном безмолвии было отчётливо слышно, как потрескивает пламя.

Чужак, не меняясь в лице, медленно наклонился и заглянул под стол. Выпрямившись, он медленно взял с тарелки палочки, подхватил ролл и резким движением отправил его в рот. Потом посмотрел на пустой стакан и начал медленно вставать из-за стола. Поднявшись, он нетвёрдой походкой дошёл до барной стойки, тяжело повис на ней грудью, хлопнул об стойку монетой и хрипло протянул:

– Ещё танку спирта и роллов.

Бармен, вздрогнув от удара монеты о пластик, склонился под стойку и стремительным жестом выставил на неё танку и тарелку. Чужак, глянув на них, поднял пустой взгляд на официанта и глухо сказал:

– Спасибо. И… у вас в зале грязно. Убраться бы.

Официант помедлил и коротко поклонился.

Чужак подхватил танку и тарелку, отцепился от стойки, пошатнулся, выровнял равновесие и повернулся к залу. Потом чуть повернул голову к Наоко, которая в оцепенении смотрела на факел под столом чужака, и медленно проговорил:

– Даже дуэлянта, который будет драться по поводу своей рабыни, ты сможешь найти лучше этого.

Наоко заставила себя оторвать взгляд от пламени, пляшущего по лицу Сикаши, и устремила его в спину уходящего чужака. Несколько секунд она смотрела ему вслед. Потом согнулась в плаче, отвернулась от зала и, спрятав лицо в ладони, уткнулась в стойку.

Чужак сел, подставил стакан под танку и открыл краник.

Два десятка людей, сидевших в зале, начали неуверенно переглядываться. Первый, парализующий, страх прошёл. Пришёл второй, который толкал действовать.

Тошики, медленно поднявшись из-за столика, куда он присел посмотреть, как Сикаши будет вызывать чужака на дуэль, вытащил из ножен катану и крадущимся шагом стал подходить к чужаку. Приблизившись на расстояние одного броска, Тошики медленно процедил сквозь зубы:

– Ты его убил! Коварно и гнусно!

Тошики было страшно. Он чуял, что чужак не чувствует себя виноватым. И потому с ним, с Тошики, может произойти то же, что и с Сикаши.

Незнакомец медленно отхлебнул из стакана, поставил его на стол и начал говорить, разрубая речь на фразы, понятные и короткие, как удар меча:

– Он вызвал меня на поединок. Он хотел узнать, не трус ли он. Я сказал ему, что буду сражаться здесь и сейчас. Он слышал. Но не понял. Спирт горит не очень жарко. Спирт смывается водой. Он сделал ошибку. Ему надо было задержать дыхание, дойти до стойки и попросить воды. Просто. Атака – огнём, значит, защита – водой. Он не сообразил. Он испугался. Он хотел узнать, трус ли он. Я дал ему урок, который помог ему узнать ответ.

Чужак замолчал и потянулся за бутербродиком.

Тошики замер, пытаясь понять. Всё, что сказал чужак, было правильно. И чужак это знал. И каким-то образом Тошики теперь тоже это знал. Но Сикаши был мёртв. А убийца жив. И это было неправильно. А просто ударить занесённым мечом Тошики не мог. Это было совсем неправильно. Тошики просто стоял, пытаясь найти какие-то слова, чтобы ответить чужаку.

Увидев, что из дальнего угла бара к ним идёт капитан Хичаги, Тошики с трудом удержал вздох облегчения. Ему не надо теперь думать. Потому что шёл старый, огромный, сильный, беспощадный Хичаги, который найдёт, что сказать. И который сможет убить чужака-убийцу и сделать это так, чтобы это было правильно.

Хичаги встал сбоку от чужака. В трёх шагах. Самое то для прыжка и удара световым мечом. Несколько секунд Хичаги пристально смотрел на чужака, а потом медленно опустился на колено и почтительно сказал:

– Мастер, может быть, наличие хоть одного ученика наполнит вашу жизнь смыслом, который вы утеряли.

Тошики вдруг понял, что Хичаги обратил на него внимания не больше, чем на стул. И именно так – подставкой под задницу – Тошики себя и почувствовал. Он медленно убрал катану в ножны и попятился на несколько шагов.

Чужак повернул голову к Хичаги и медленно окинул его взглядом, задержавшись на модифицированном мультитуле у Хичаги на поясе. Потом медленно повернул голову. Наоко слезла с табурета у стойки. Сжавшись и опустив глаза, она пошла к чужаку. Чужак взглянул на Хичаги и произнёс:

– Прошу тебя, поднимись. Твоя почтительность достаточно искренна, чтобы не нуждаться в позах, её изображающих.

Хичаги поднялся с колена. Потом помедлил, собираясь с духом, и сел за стол наискосок от чужака. Наоко, которую слова чужака остановили в двух шагах от стола, сделала эти два шага и села напротив Хичаги. Помедлив, она тихо сказала, глядя в стол:

– Господин, не согласитесь ли вы стать тем, кто будет драться ради своей рабыни?

Чужак поднял взгляд, глянул на красивое личико, тоненькие сгорбившиеся плечи и медленно спросил:

– Я вижу, ты опытна в искусстве любви?