Но пока Владимир Сергеевич доставал из рюкзака свой паспорт, пока зашнуровывал тапочки (он ходил по лесу босиком), я увидел, что на Лешкином лице появились тяжелые переживания: ехать ему или не ехать?

– Ну-с, до вечера! - сказал Владимир Сергеевич, пожимая мне руку. - С огнем не баловаться. Если хочешь, позволяю тебе пообедать у Зои. Встреча будет здесь, около шалаша.

– Есть! - ответил я по-военному.

Лешка подождал, пока Владимир Сергеевич скроется в гуще, а потом, схватив бумагу и карандаш, быстро нацарапал своей маме записку и стремительно побежал за ним…

Владимир Сергеевич не приехал к нам в шалаш ни в семь, ни в восемь, ни в девять часов вечера. Мы с Лешкой пообедали у Зойки, а поужинали у Сашки Косого. Тетя Груня дала нам по куску ржаного хлеба собственной выпечки и по два сырых яйца. Потом мы вернулись из деревни к шалашу и зажгли костер.

Что произошло с Владимиром Сергеевичем, я никак себе не мог представить. Попал под автомобиль? Свалился с поезда?

– А может быть, он получил у наших мам продукты и удрал, а мы тут, как дураки, сидим в лесу и ждем? - говорил Лешка, помешивая в костре палкой. - Ведь мы же его совсем не знаем!

– Ну как не знаем? Знаем! - сказал я. - Фотографии смотрели, этот самый… талисман.

– А документы он тебе свод показывал?

– Не-ет…

– Ну, вот видишь, а ты говоришь, что знаем. А может быть, у него там в паспорте стоит штамп. «Жулик»?

– На жулика он не похож, - сказала Зойка.

– А по лицу трудно узнать человека, - ответил Лешка. - Вот попробуй определи меня, какой я, хороший или плохой?

– Я-то уж тебя как облупленного знаю, - сказал я. - Ты серединка-наполовинку! У тебя семь пятниц в неделю.

– А Зойка какая?

– Зойка хорошая.

– А почему ты так говоришь? Потому, что вы знакомы с ней с прошлого года. И ты ее родителей знаешь, и как она учится. А с Владимиром Сергеевичем мы ведь только вчера познакомились. И что мы о нем скажем? Ничего!

– А по документам тоже нельзя судить о человеке, сказала Зойка. - Есть только один самый хороший способ узнавания: надо с человеком пуд соли съесть. Но сначала все равно нужно доверять людям. И не бояться их.

– Ой какая философка нашлась! Доверять! Надо и проверять!

– Ладно, не волнуйся, - сказала Зойка. - Я за него ручаюсь!

Если бы не Зойка, мы с Лешкой в лесу ни за что бы не остались. Здесь было страшно. За кустами чудились какие-то звери и бородатые люди. То тут, то там, казалось, кто-то тяжело дышал и посапывал.

Наш шалаш находился в глухом ельнике. До деревни было километра с полтора, до станции лесом - километр. Ни дороги, ни тропок поблизости не было. Лишь невдалеке от нас под пригорком возле кладбища журчал родник.

Мы просидели в лесу до десятичасовой электрички. Она прострекотала вдали, тоненько просвистела и затихла около станции.

И вдруг до нашего слуха донесся далекий-далекий крик:

– Э-ге-ге-ге-ей! О-го-го-го-о!

– Владимир Сергеевич! - воскликнула Зойка. - Честное слово, это он! Слушай, Юрка, бежим встречать его! Он, может быть, что-нибудь несет. А ты, Лешка, подкинь в огонь хвороста!

Мы помчались по кустам к Владимиру Сергеевичу.

Да, да, это был он! Весь увешанный кульками, авоськами, бумажными свертками. Это был он, наш Владимир Сергеевич, уставший и запыленный и - честное слово! - в эту минуту самый родной человек.

Владимир Сергеевич распределил между мной и Зойкой свои свертки, положил себе на плечо свернутое одеяло с подушкой, и мы весело зашагали к шалашу.

– Ну, как вы тут прожили без меня? - спрашивал Владимир Сергеевич. - Не волновались?

– Волновались! Еще как! - ответил я. - Мы думали: ну куда вы делись?

– А я там, в Москве задержался. Малость не подрассчитал со временем. И я тоже волновался: как вы тут?

– А вы наших мам видели?

– Видел! Вот они и держали. Тут они такой надавали всякой всячины, что я еле-еле донес. До вокзала такси пришлось брать. Я им говорю, что нам ничего особого не надо, а они: «Надо!»

– А когда они велели приехать?

– Это я потом все подробно расскажу. Вот сядем у костра. А эта Тина Львовна, ой, смешная! «Владимир Сергеевич! Родненький, родненький! Вы Лешу своими глазами видели, да? У меня прямо все сердце изболелось! Зачем я его отпустила?» А я отвечаю: А зачем вашему сердцу болеть, он парень уже взрослый, себя в обиду не даст!»

И вдруг впереди, в темноте, мы услышали отчаянный крик Лешки:

– Караул! Спасите!

– Что за чертовщина? - удивился Владимир Сергеевич и на мгновение остановился. - Спаси-ите! - опять завопил Лешка.

Тут Владимир Сергеевич рванулся на голос.

Я тоже побежал за ним и летел, не чуя под собой ног. За мной неслась Зойка.

Что с Лешкой? Режут? Убивают? Вот тебе и отдохнули на даче!

К моей великой радости, Лешка был жив. Только он стоял около шалаша с выпученными глазами и трясся так, будто сию минуту вылез из проруби.

– Ты что орал? - подскочив к нему, спросил Владимир Сергеевич.

– Ч-черное и м-мохнатое… - еле выдавил из себя Лешка.

– Что черное?

– М-мохнатое! - опять отвечал Лешка. - Оно вышло и з-зарычало, А п-потом ускакало.

– Ну, медведь, что ли? - возбужденно спросила Зойка.

– Нет, не м-медведь, но на четвереньках… А л-лица нет.

– А может быть, это тебе показалось? - спросил я.

– Честное пионерское, не вру! - поклялся Лешка.

– Странно, что бы это могло быть? - задумался Владимир Сергеевич. - В лесу… в темноте…

И тут мы услышали неподалеку от нас какие-то звуки. Они походили то на плач ребенка, то на гортанные человеческие вскрики. Потом где-то за шалашом - и очень ясно хрустнула ветка. Зойка прижалась к моему плечу. У меня отчаянно заколотилось сердце. Лешка втянул голову в плечи и замер.

– Во-от, слышали? - еле прошептал он.

– А откуда оно пришло? - спросил Владимир Сергеевич.

– Со стороны нашей дорожки!

– И что?

– Ну, как что? Я как увидел, так сразу и завопил! У нас ведь нет оружия!

– А как оно убежало, на четвереньках?

– Нет, на дыбы, кажется, поднялось. Я не разобрал. Костер плохо горел.

– Вот интересно было бы: приходим, а Лешку уже медведь сожрал! - пошутил я. - Так и дали бы телеграмму: Погиб в желудке!»

Владимир Сергеевич поднес палец к губам - тише! - и, подобрав с земли березовую кору, поджег ее от костра. Кора ярко вспыхнула, и он с этим факелом пошел за шалаш.