Бадри, конечно, этого не знал, но рабочих увезли сначала на грузовиках, потом пересадили в автобусы с зачерненными стеклами. Далеко от крепости, в узком глубоком ущелье, автобусы с тремя тысячами корейцев и вьетнамцев остановили, из них вышли охранники, а через несколько минут взрывы срезали горный склон, который скатился на автобусы и похоронил их навсегда. Потом другая команда расстреляла охранников, ведь они тоже видели Каалу.

Воспоминания Бадри прервали возбужденные голоса, донесшиеся из командной палатки. Скоро тысячи и тысячи томившихся в ожидании солдат узнали, что наконец получен приказ о наступлении.

Полковник побежал к своему грузовику, вспрыгнул в пассажирское кресло, а водитель тем временем уже включил двигатель. Впрочем, спешить им было некуда: все равно пришлось сначала пропускать машины двух бронетанковых дивизий, которые должны были выполнять роль ударной силы. С оглушительным ревом изготовленные в СССР танки Т-72 покидали летное поле и выходили на шоссе, ведущее в Кувейт.

Позднее Осман Бадри рассказывал своему брату Абделькариму, летчику-истребителю, полковнику ВВС Ирака, что вторжение напоминало охоту на куропаток, а не серьезную войну. Беспомощный полицейский пост возле границы был смят и уничтожен в мгновение ока. К двум часам утра танковая колонна перешла границу и покатилась на юг. Если кувейтцы надеялись, что эта армия, четвертая по численности в мире, остановится у Мутлы и будет потрясать оружием до тех пор, пока Кувейт не уступит требованиям раиса, то они ошибались. Если западные правительства полагали, что иракская армия удовлетворится захватом островов Варбах и Бубиян, обеспечивающих им долгожданный выход в Персидский залив, то они тоже заблуждались. Полученный из Багдада приказ гласил: захватить весь Кувейт.

Перед рассветом к северу от Эль-Кувейта, возле небольшого кувейтского городка нефтяников Джахры, завязалось танковое сражение. На север рванулась единственная кувейтская танковая бригада, которую за неделю до вторжения отвели подальше от границы, чтобы не провоцировать Ирак.

Схватка была неравной, хотя кувейтцы, эти жалкие торговцы и нефтяные спекулянты, сражались на удивление отчаянно и умело. Они задержали ударные части Республиканской гвардии на целый час, дав возможность своим истребителям, «миражам» и «скайрэям», подняться в воздух с аэродрома возле Ахмади. Но у них не было ни малейшего шанса. Огромные советские Т-72 буквально крошили уступавшие им по размерам танки Т-55 китайского производства, стоявшие на вооружении кувейтской армии. За двадцать минут оборонявшиеся потеряли двадцать машин. Вскоре немногие оставшиеся кувейтские танки были вынуждены отступить.

Осман Бадри следил за сражением издалека. Конечно, тогда он не мог знать, что придет день, когда те же самые огромные Т-72 дивизий «Медина» и «Таваккулна», которые сейчас, стреляя на ходу, ловко маневрировали в клубах пыли и дыма, будут в свою очередь разгромлены британскими и американскими «челленджерами» и «абрамсами». Тем временем на востоке над иранским небом появилась тонкая розовая полоска.

К рассвету передовые отряды иракской армии ворвались на северо-западные окраины Эль-Кувейта. Теперь единая танковая колонна разделилась, чтобы перекрыть все четыре автомагистрали, ведущие к столице: шоссе из Абу-Даби, которое тянулось вдоль залива, шоссе из Эль-Джахры, которое проходило между пригородами Гранада и Андалуз, а также располагавшиеся южнее пятую и шестую кольцевые дороги. Выполнив эту задачу, танки четырьмя колоннами направились в центральный Кувейт. Полковнику Бадри было практически нечего делать. Здесь не оказалось ни траншей, которые должны были бы зарывать его саперы, ни преград, которые пришлось бы взрывать динамитом, ни бетонных надолбов, которые нужно было бы сдвигать бульдозерами. Только один раз полковнику пришлось спасать свою жизнь.

Бадри ехал в грузовике через Сулайбикхат, совсем рядом (хотя полковник и не знал этого) с христианским кладбищем, когда откуда-то появился почти невидимый на фоне яркого восходящего солнца «скайрэй» и четырьмя ракетами класса «воздух – земля» поразил шедший перед машиной Бадри танк. Тяжелый танк подбросило, он потерял гусеницу и загорелся. Танкисты в панике стали вылезать из люка. Потом «скайрэй» развернулся и вторым заходом ринулся на шедшие за танком грузовики. Очередь из крупнокалиберного пулемета разорвала асфальтовое покрытие перед носом машины Бадри. Полковник распахнул дверцу и бросился на землю, а растерявшийся водитель что-то отчаянно крикнул и резко крутанул баранку. Грузовик занесло в кювет, и он перевернулся.

Никто не пострадал, но Бадри был взбешен. Наглая кувейтская собака! Пришлось пересесть в другой грузовик.

Весь день танки, артиллерия и мотопехота двух иракских дивизий расползались по улицам большого города. Время от времени то здесь, то там возникала перестрелка. В Министерстве обороны кучка кувейтских офицеров забаррикадировала все входы и пыталась отразить атаки тем стрелковым оружием, которое нашлось в здании министерства.

Иракский офицер, взывая к голосу разума обороняющихся, сказал, что никто из них не останется в живых, если он откроет огонь из танкового орудия. Несколько кувейтцев вступили в переговоры, обсуждая условия капитуляции, а тем временем другие переодевались в гражданское тряпье и скрывались через черный ход. Один из ушедших тайком офицеров вскоре стал руководителем движения кувейтского сопротивления.

Упорнее других сражались охранявшие резиденцию эмира Аль Сабаха, хотя сам эмир и его семья давно бежали в Саудовскую Аравию. В конце концов и резиденция была взята.

Солнце уже стало клониться к закату, когда полковник Осман Бадри, стоя спиной к морю возле самой северной точки Эль-Кувейта, на улице Персидского залива, смотрел на фасад резиденции эмира, дворца Дасман. Иракские солдаты уже ворвались во дворец, и время от времени оттуда появлялся то один, то другой офицер. Победители, переступая через тела, которыми были усеяны лестница и лужайка, выносили только что сорванные со стен бесценные произведения искусства и бросали награбленное добро в грузовики.

Полковник и сам был бы не прочь прихватить что-нибудь из коллекций эмира, чтобы отправить своему отцу в Кадисиях красивый и ценный подарок, но что-то удержало его. Конечно, это «что-то» было отрыжкой той проклятой английской школы в Багдаде, в которой он проучился столько лет, – и все лишь из-за того, что его отец дружил с англичанином Мартином и восторгался всем английским.

– Мародерство – это воровство, а воровать запрещают и Библия, и Коран. Так что, мальчики, никогда не берите чужого.

Осман Бадри и сегодня помнил каждое слово мистера Хартли, директора частной приготовительной школы. В этой школе, надзор за которой осуществлял Британский совет, учились дети и англичан и иракцев.

Потом Осман вступил в партию арабского социалистического возрождения и стал часто спорить с отцом, доказывая тому, что англичане всегда были империалистическими агрессорами, которые ради собственных прибылей столетиями держали арабов в цепях.

Отец же, которому сейчас уже за семьдесят (большая разница в возрасте объяснялась тем, что и Осман и его брат родились во втором браке), всегда в ответ улыбался и говорил:

– Конечно, они иностранцы и не почитают Коран, но, сынок, они очень обходительны, и у них есть принципы. А какие принципы у твоего мистера Саддама Хуссейна, скажи?

Старику было невозможно доказать, что баасистская партия необходима стране и что вождь этой партии приведет Ирак к славе и процветанию. В конце концов Осман сам прекратил эти споры, опасаясь, как бы нелестные отзывы отца о раисе не услышали соседи; тогда им не миновать больших неприятностей. Но все их разногласия ограничивались политикой; в остальном Осман горячо любил отца.

Только из-за этого английского учителя, которого Осман Бадри не видел уже двадцать пять лет, он теперь стоял в стороне и не участвовал в разграблении дворца Дасман, хотя это было в традициях всех его предков, а принципы англичан – это просто глупость.