– Хорошо, – говорит Гаффер Эндрус, старик чудаковатый и хитрый, который, по всему видно, не желал иметь больше детей, чем он мог прокормить, – вы, думается мне, доказали нам очень ясно, что этот парень не родной наш сын; но почему вы так уверены, что девчонка – наша?

Тогда пастор вывел вперед коробейника и попросил его повторить все, что он сообщил накануне в харчевне; тот согласился и рассказал историю, уже известную читателю, как и мистеру Адамсу. Все обстоятельства подмены сходились у него– с рассказом Гаммер Эндрус, и он подтвердил, со слов своей покойной жены, что на груди у мальчика была родинка в виде земляники. При повторении слова «земляника» Адамс, до того смотревший на родинку– без волнения, теперь встрепенулся и прокричал:

– Боже мой! Мне кое-что пришло на ум!

Но он не успел ничего объяснить, так как его вызвал зачем-то один из слуг. Когда пастор вышел, коробейник стал уверять Джозефа, что его отец и мать – люди более высокого положения, чем те, кого он до сих пор признавал за своих родителей; что он был украден из дома одного джентльмена теми, кого называют цыганами, и они его держали у себя целый год, а потом, видя, что он вот-вот умрет, они его обменяли на другого ребенка, более здорового, как было рассказано выше. Он сказал, что имени отца Джозефа его жена никогда не знала или знала, но запамятовала; но она сообщила ему, что этот джентльмен жил милях в сорока от того места, где произошла подмена. И коробейник дал обещание не жалея сил помогать Джозефу в стараниях разыскать это место.

Но Фортуна, которая редко дарит добром или злом или делает человека счастливым или несчастным лишь наполовину, решила избавить коробейника от этого труда. Читатель, может быть, соблаговолит припомнить, что мистер Уилсон собирался совершить путешествие на запад Англии, в котором ему предстояло проехать через приход мистера Адамса, и что он обещал навестить пастора. Теперь он с этой целью подъехал к воротам Буби-холла, куда его направили из пасторского дома, и послал в комнаты слугу, который, как мы видели, вызвал к нему мистера Адамса. Едва тот упомянул, что обнаружен украденный ребенок, и произнес слово «земляника», как мистер Уилсон с безумием в глазах и крайней страстностью в речи попросил провести его в столовую, где он, ни на кого не глядя, кинулся прямо к Джозефу, обнял его, бледный и дрожащий, и потребовал, чтобы тот показал знак на своей груди; пастор следовал за ним, прыгая, потирая ладони и возглашая:

– Hie est quern quaeris; inventus est [236] и так далее.

Джозеф исполнил требование мистера Уилсона, который, увидав знак, отдался самому неистовому порыву страсти; он обнимал Джозефа в невыразимом восторге и восклицал со слезами радости:

– Я нашел своего сына, я снова его обнимаю!

Джозеф, недостаточно подготовленный, не мог полностью разделить восторг отца (тот был действительно его отцом); все же он не без жара ответил на его объятия; но когда из рассказа мистера Уилсона он увидел, как точно совпадают все обстоятельства – и лица, и время, и место, – он бросился ему в ноги и, обняв его колени, в слезах испросил у него благословения, которое было дано с большим чувством и принято с такой почтительностью, и столько нежности примешалось к нему с обеих сторон, что это потрясло всех присутствующих; но никого так сильно, как леди Буби, которая вышла из комнаты в смятении, слишком явном для многих и не очень великодушно кое-кем истолкованном.

Фанни ненамного отставала от Джозефа в изъявлении дочернего долга перед родителями и радости своей, что обрела их. Гаммер Эндрус поцеловала ее и сказала, что всем сердцем рада ее видеть, но что она, со своей стороны, никого и никогда не могла бы любить больше, чем Джозефа. Гаффер Эндрус не выказал особенного волнения: он благословил девушку и поцеловал ее, но пожаловался, что соскучился по трубке, так как с утра не сделал ни одной затяжки.

Мистер Буби, не знавший ничего о страсти своей тетки, приписал ее внезапный уход гордости и пренебрежению к семье, из которой он взял себе жену; ему поэтому захотелось уехать как можно скорей; поздравив мистера Уилсона и Джозефа, он приветствовал Фанни, назвав ее своею сестрой, и представил ее, как таковую, Памеле, которая повела себя с тем приличием, какого требовал случай.

Потом он известил о своем отъезде тетку, и та ответила через слугу, что желает ему доброго пути, но что ей слишком нездоровится и потому она не может лично повидаться ни с кем из гостей. Итак, он стал готовиться к отбытию, пригласив мистера Уилсона к себе в гости, и Памела с Джозефом так настоятельно просили джентльмена не отклонять приглашения, что он в конце концов сдался, договорившись с мистером Буби, что тот высылает к миссис Уилсон вестника с сообщением, которое джентльмен не согласился бы отложить ни на минуту, зная, какое счастье доставит оно его жене.

Поезд построился так: впереди ехала карета, в которую сели старики Эндрусы с двумя дочерьми; за нею следовали верхами сквайр, мистер Уилсон, Джозеф, пастор Адамс и коробейник.

Дорогой Джозеф сообщил отцу о своем намерении жениться на Фанни, и тот сперва встретил эту новость не совсем одобрительно, но по горячим настояниям сына дал свое согласие, сказав, что если Фанни в самом деле такая хорошая девушка, какою кажется и какою Джозеф описывает ее, то это, по его мнению, может возместить невыгоды ее рождения и состояния. Однако он настаивал, чтобы сын немного повременил с венчанием и сперва повидался бы с матерью; и Джозеф, видя, как твердо стоит на этом отец, с полным уважением подчинился – к большой радости пастора Адамса, который таким образом увидал возможность выполнить все требования церкви и поженить своих прихожан, не прибегая к лицензии.

Мистер Адамс, ликуя по этому случаю (ибо такие обряды были для него немаловажным делом), пришпорил невзначай своего скакуна, что благородному животному пришлось не по нраву, ибо это был горячий конь и к тому же привыкший к не в пример более опытным наездникам, нежели джентльмен, который сидел сейчас на его хребте и, возможно, внушал ему только презрение; конь тотчас пустился во всю прыть и проделывал всякие фокусы до тех пор, пока не выбросил пастора из седла, при виде чего Джозеф поспешил на помощь другу. Это происшествие чрезвычайно развеселило слуг и сильно напугало бедную Фанни, наблюдавшую все в окно кареты; но веселье одних и ужас другой быстро миновали, когда пастор объявил, что падение не причинило ему вреда.