Харман кивнул на карту и пояснил, что впадины, или фекальные затоны, как они их называли, имеют искусственное происхождение. Кроме старых скважин, здесь были многочисленные выработки полезных ископаемых и шахты. Теперь по сети огромных подземных тоннелей туда отправлялись жидкие отходы, которые собирались со всех городов континента. Там их засыпали химикатами, вызывающими отвердение, при котором влага уходила в атмосферу. Емкости этих резервуаров хватало еще на несколько тысячелетий вперед. Для ирийских ученых загадкой было то, что и здесь, в относительно экологически благополучном районе, тоже возникла специфическая флора и фауна. По всем теориям эволюции этого не должно было быть, так как радиоактивных источников мутаций там не было.

– Отец, но почему вы выбрали такой странный способ утилизации жидких отходов? – спросил Глетчер. – В мое время каждый населенный пункт перерабатывал их на специальных ирригационных полях, постепенно превращая в безвредную почву или удобрения. Часть отходов использовалась для добычи горючих газов.

– Не мое поколение придумало эту систему. Так повелось примерно с середины первого тысячелетия. Не буду пояснять, как и кто строил эти тоннели, принимай то, что есть, за данность. Договорились?

– Ну, хорошо, как скажешь.

Они наметили маршрут движения Черепахи. Он пролегал мимо фекальных затонов, заходил вглубь Южной территории, справа от эпицентра Большого Взрыва, огибал его с юга и возвращался по его левой стороне мимо гор, пересекая громадный лесной массив.

– А что это за лес? – Глетчер ткнул в жирную, изогнутую подковой дугу зеленовато-сиреневого оттенка.

– Не знаю, Барри. Все, что нам удалось собрать по Свалке за сотни лет наблюдения за ней, тебе подготовят, по дороге посмотришь. Но что там по-настоящему происходит, пока никто не знает. Так далеко никто не заходил, а наша автоматика там не работает. Путешествие тебя ожидает трудное и непредсказуемое. Я очень прошу беречь себя. Совет прекрасно понимает всю сложность задачи, поэтому, если тебе будет грозить опасность, ты можешь вернуться. Геройствовать там ни к чему, ты нужен планете живой и здоровый. Обещаешь?

– Да, отец, обещаю. Я уже не мальчик, так что необдуманных поступков не будет. В конце концов, есть инструкции по планетарной разведке, ими я и буду руководствоваться.

– Да? – заинтересовался Харман. – Будь добр, перекинь их в мой компьютер.

– А разве в ваших архивах их нет?

– Вряд ли. Космические программы разрабатывал твой народ, а его инфраструктура была уничтожена. Многое погибло… Давай-ка, зять, пообедаем.

В столовой Директора института было просторно, но без излишеств. На столе уже стояли холодные закуски и бокалы с искристым напитком. Он переливался всеми цветами радуги.

– Это тоник, рекомендую.

Глетчер взял в руки бокал. Жидкость в нем казалась на вид густой и тягучей.

– Пей, пей, – засмеялся Харман, – не пожалеешь. Вкусно?

– Бесподобно!

– Я очень люблю этот напиток, отлично тонизирует.

Первое время ели молча. Тем более что блюда приносила милая девушка в обтягивающем радужном костюме, который переливался, как тоник в бокале, когда она двигалась. Глетчер засмотрелся на нее.

– Нравится? – голос Хармана прозвучал неожиданно.

– Что? – Барри не сразу понял вопрос. – Да нет… – он покраснел, – просто красиво и необычно. Кроме того, я за последние два месяца практически ни с кем не общался. Люди вокруг вроде бы есть, а перекинуться словом не с кем.

– К сожалению, Барри, это печальный удел чиновников нашего ранга. Вообще на службе не принято отвлекаться. Так уж заведено. Ты не расстраивайся, общаться и развлекаться со временем сможешь сколько угодно. В роскоши и развлечениях амброзийское общество задает тон всей Ирии. Я тебя пока не выпускал в свет, чтобы ты адаптировался. А потом, неужели ты скучаешь с моей дочкой?! – Харман хитро улыбнулся.

Барри промолчал, уткнувшись в тарелку, но почувствовал, как запылали щеки и уши.

– Да ты не тушуйся, – добродушно засмеялся тесть, – как мужчина, я тебя прекрасно понимаю. Не стыдно забыть обо всем на свете с такой девушкой, а?

– Я ее очень люблю, отец. В ней источник и цель моей жизни. Она тебе не говорила, что беременна?

Харман от неожиданности уронил вилку.

– Да ты что?! Правда?! – Он откинулся на стуле, лицо его было неподдельно счастливым. – Слава Богу, свершилось!

Харман резво вскочил, подбежал к стене и что-то нажал. Открылся небольшой зеркальный проем, уставленный бутылками и хрусталем.

– Сейчас мы с тобой по шампанскому, – он схватил пузатую бутыль и два бокала. – Подумать только, отцу до сих пор ничего не сказала!

– Она и меня только вчера известила, а знает уже неделю.

– Вся в меня! – приговаривал счастливый отец, разливая вино в бокалы. – Пока не убедится, пока не подумает, как следует, говорить ничего не станет. Ну, чокнемся, что ли, зять? Подожди, – спохватился Харман, – за кого пить-то будем?

– За сына, отец. Врачи вчера сказали ей, что у нас будет сын!

– А у меня внук. Ура, Барри!

Тесть с зятем смеялись, произносили тосты, спорили насчет имени. Дела на какое-то время забылись, отошли на задний план. Но обед подошел к концу. Они вернулись обратно в кабинет, сели напротив друг друга.

– Как же я Алисе скажу? Она так расстроится.

– Вместе поговорим. Сегодня. Я тебе даю три дня на отдых. Проведешь их с женой. Хочешь, съездите в Р-1526?

– С удовольствием, – оживился Глетчер, – я и сам хотел попросить.

– Ну и отлично. Завтра на моей машине отправляйтесь. Разрешаю переночевать для полноты ощущений, но только одну ночь. Долго там делать нечего.

– Отец, чем отличаются Амброзия и Р-1526?

– Ну, умеешь ты вопросы задавать, Барри! – Харман задумался. – Ладно, слушай мое личное мнение. Амброзия – это настоящее, а город – это призрачное.

– Не понял.

– А что тут понимать? Тебе же Алиса сказала, что городское телевидение сплошь – компьютерные поделки? И вся остальная жизнь там напоминает сон. Но люди живут там, и многие из них счастливы. Наш долг – следить за этим и блюсти закон, – голос Хармана неуловимо изменился, стал более жестким, с властными нотками. – И все, что мешает счастью наших граждан, мы устраняем. Кстати, – Харман нагнулся к Глетчеру и, хитро прищурившись, заглянул ему в глаза, – учти, что информация об истинной природе телевидения – строжайшая государственная тайна. Представляешь, какой удар стабильности социума, если народ уяснит, что его водят за нос?