Наша героиня родилась в марте под деревянным крыльцом одноэтажного частного дома по улице Партизанской. Правда, название улицы, да и название нашего города она не знала, и названия эти по сути никакого значения для нее не имели. Под крыльцом было сухо, а когда приходила мать, становилось сытно и тепло.

Мать — обыкновенная дворняжка: небольшая, серая, со стоячими ушами, в меру лохматая, чтобы не мерзнуть зимой, но и не таскать в хвосте прошлогодние репьи. Легкая, подвижная, она добросовестно несла службу по охране двора и дома, а когда появились щенки, с любовью ухаживала за ними.

Щенков было двое. Сын и дочь. Оба щенка — сытенькие, толстенькие, очень похожие на медвежат. Ни медвежат, ни тем более их грозной мамаши щенки не видели и не знали, но так их называла хозяйка, когда в солнечный день доставала из-под крыльца, чтобы подкормить, потому как материнского молока им уже не хватало.

Хозяйка, полная пожилая женщина, старалась кормить получше и собаку-мать, как могла защищала ее от хозяина — своего мужа, угрюмого, забулдыжного, вечно ищущего опохмелиться, который считал все существа женского пола второстепенными, созданными для услужения мужчинам. Хозяйку — жену свою, он воспитал таким образом, что она выполняла любое его желание. И даже когда в доме не было денег, а такое случалось, хозяйка, пряча глаза от стыда, отправлялась по соседям занять денег хозяину на спиртное.

Эту неприятную обязанность собака, которую хозяйка ласково звала — Жюля, а хозяин презрительно — Шавка, выполнять не могла в силу своей невоспитанности. Так говорил хозяин, и, чтобы восполнить этот пробел, не раз принимался дрессировать собаку для поиска денег или хотя бы пустых бутылок.

Всегда под хмельком или с похмелья, хозяин садился на ступеньку крыльца и подзывал собаку:

— Шавка, ко мне.

Собака подходила, опасливо поглядывая и слегка повиливая хвостом.

— Смотри-смотри, Шавка! — Хозяин доставал ассигнацию и совал ее в нос собаке. — Нюхай! Чем пахнет? Нюхай!

Собака отворачивалась, потому что от хозяина всегда пахло плохо, да и ей было больно.

— Ах, ты еще и морду воротишь?! — хозяин пинал собаку в брюхо.

Собака, взвизгнув: «Больно же!», отбегала.

Высказав свое мнение о собаках вообще, и об этой в частности, хозяин задумывался надолго, до дремоты. Потом вскидывался и, вспомнив о начатом деле, кряхтя поднимался, шел в кладовку, доставал пустую бутылку, натирал ей горлышко свиным салом и бросал неподалеку от себя.

— Принеси! — командовал он. — Принеси мне!

Собака, боязливо оглядываясь на хозяина, подходила к бутылке, нюхала, облизывала горлышко: «Вкусно, но мало!» — и отходила.

— Куда?! Стой! Назад! — орал взбешенный хозяин и бросался к собаке.

Собака стремглав бежала к воротам, подныривала под них и уже на улице, на безопасном расстоянии выслушивала мнение о своей бездарности и глупости. В принципе она могла это же сказать и о хозяине и даже больше, но, как говорят люди: «Замнем вопрос для ясности». На этом дрессировка заканчивалась до следующего раза.

Когда хозяин узнал, что у собаки появились щенки, он громко и очень нелестно высказался в адрес всех существ женского пола и попытался заглянуть под крыльцо, откуда доносился странный писк, но по причине своей нетрезвости, скользнул по подтаявшей земле, потерял равновесие и упал, больно стукнувшись локтем о ступеньку крыльца. Боль вызвала у него ярость, которая побудила к немедленному действию. Схватив стоящую неподалеку лопату, он стал тыкать ею под крыльцо и ругаться. По счастью для щенков, хозяин был очень не в себе, и потому не мог сообразить, что щенки находятся совсем рядом — за боковой доской, только протяни руку. Он же пихал лопату как можно дальше, ударяя железным штыком в доску с противоположной стороны крыльца. Бил и с необъяснимым злорадством приговаривал:

— Вот вам! Вот вам! — и добавлял другие, более крепкие слова.

Щенки притаились и не издавали ни звука, может, устыдившись этих слов, а, скорее всего, поджидая подкрепления.

Первой примчалась на выручку собака-мать и подняла страшный шум: «Караул! Помогите! Помогите!»

Она так лаяла и рычала, хватая зубами хозяина за полу пальто, что из дома выбежала хозяйка и, приняв гнев мужа на себя, увела его в дом.

Потом, уже из чистого любопытства, хозяин не раз пытался заглянуть под крыльцо, но встречал оскаленные зубы собаки. Теперь она была постоянно настороже. Удивившись необыкновенной злобности ее, хозяин, ругнувшись, уходил в поисках спиртного и оставлял щенков в покое.

Так закончился первый месяц в жизни щенков. Месяц хотя и беспокойный, но вполне благополучный. За месяц щенки проглазели, стали большенькими, уже ели самостоятельно хлеб, смоченный в молоке, а когда хозяйка выгадывала ливерной колбаски, то за каждый кусочек дрались и рычали, прямо как настоящие взрослые собаки.

Однажды, теплым апрельским днем, хозяин, угостившись с друзьями, пришел домой раньше обычного, и увидел во дворе картину: на крыльце сидела жена, а около нее играли щенки, очевидно, только что накормленные. Собака-мать лежала у крыльца на земле и, задрав голову, наблюдала за своим потомством. Увлеченные видом благополучных, здоровых щенков, обе взрослые особи женского пола утратили бдительность и были немедленно наказаны. Хозяин схватил первого попавшегося щенка и, не обращая внимания на протесты жены и собаки, скорым шагом направился к каменным коробкам многоэтажных домов, высящихся неподалеку.

Похищенный щенок, а им оказалась наша героиня, от испуга и неудобства, прижатый жесткой рукой, жалобно пищал.

Собака-мать бежала рядом с хозяином, то забегая вперед и умоляюще заглядывая в глаза, то чуть отставая. Хозяин несколько раз пытался подцепить ее носком ботинка, но та благополучно увертывалась.

Подойдя к игравшим на площадке ребятишкам, хозяин крикнул:

— Эй, пацаны, кому нужна овчарка, налетай!

Ребятишки плотно обступили хозяина, вынудив собаку отступить. С любопытством оглядывая щенка, они задавали массу вопросов о родословной, о возрасте, о системе дрессировки… На все вопросы хозяин хоть и с пьяным заиканием, но отвечал уверенно: