Они шли пешком, так как оставили коней в охваченном сражении городе. Только владыка лежал на возке, который, вместе со старой лошадью, им посчастливилось найти в одной из брошенных деревень. Владыка был плох, его скручивал сильный кашель и жар, но Сокол по-прежнему ничего не мог сделать.

На третий день отряд беглецов вышел к Шелони. Дорога, повернув круто на север, шла теперь вдоль реки. Страшная туча осталась позади. Здесь светило солнце и царил покой. Мрачная тишина уступила место птичьим голосам, рыбьему плеску, жужжанию шмелей… но людей они так и не повстречали. Договорились идти до первого обитаемого села, а там уж решать, как быть дальше.

Вместе с тучей за спиной остались и две свежие могилы. Туман не подумал выпускать добычи из своих ядовитых когтей. Каждый, кто хоть раз вдохнул его адской смеси, был обречён. Лишь Калика каким-то чудом держался, хотя чувствовал себя хуже и хуже. Временами он бредил и тогда стонал, сожалея о погибших ушкуйниках, воеводе, о священниках и простых горожанах. Он хрипел, что должен был спасти их, но вот не смог. Временами приходил в себя и разговаривал с чародеем, вспоминая давние странствия в поисках райских врат.

Сокол, как умел, облегчал страдания владыки, однако излечить недуг ему оказалось не по силам. Он лихорадочно ворошил память в надежде выудить верное средство, но ничего подходящего случаю припомнить так и не смог. Книги, с которыми он обычно советовался, остались далеко в Мещере, а снимающие воспаление травы, что ему удалось собрать по пути, лишь давали отсрочку.

Опасаясь распространения язвы, чародей никого к больному не подпускал. Только скоморох, не желая ничего слушать, просиживал подле владыки и день и ночь. Скол махнул рукой, тем более что иногда нуждался в подмене. Сам он заразы не боялся. Ещё в городе осаждённом заметил, что не липнет она к нему. Почему так, не разбирался, но на змеевик охранный пенял.

Калика пришёл в себя посреди ночи, когда все уже спали. Посмотрев тоскливо на звёзды, вдруг попросил скомороха оставить их с чародеем вдвоём. Тот возражать не стал. Забрав одеяло, отправился к угасающему костру.

— Непростой у тебя амулет, колдун, — сказал еле слышно священник. — Береги его.

— Ты это к чему? — не понял Сокол. Он недосыпал все последние дни и потому соображал не так шустро.

— Знаешь, тот чёрный демон связан с ним, — пояснил Василий.

— Я догадался. Только что в этом проку?

— Тугодум ты, колдун. Столько лет прожил, а умом по-прежнему ленив. Я тебе летописи давал читать? Рассказывал про Предславу, про деда её? А ты сложить одно с другим не можешь. Или не хочешь. Всё подвоха какого-то ищешь. Думаешь, будто тебя за нос водят, скрывают правду.

Примерно так чародей и думал, но перечить Василию не стал. Очень уж любопытный разговор тот затеял.

— Так слушай. Считается, что демоны, или боги, как упорно вы их называете, бессмертны. По крайней мере, пока существует их мир. Тем они собственно и отличаются от таких как ты или я. Ведь могущество можно приобрести, бессмертие же дано от природы. Я не имею в виду спасение души, там несколько другое дело. Перерождение полное и безвозвратное. А чем оно лучше небытия? Впрочем, скоро узнаю.

Калика махнул рукой и вернулся к разговору.

— Так вот. Даже лишённые силы, боги безвредные и бесполезные, всё же остаются бессмертными.

— Ну, этот предрассудок давно ждёт опровержения… — возразил было Сокол.

— Не перебивай, — Калика хлопнул себя по груди, давая понять, что говорит через силу. — И всё же бог может умереть, даже если с его собственным миром ничего не случится.

— Это другой разговор, — согласился чародей. — Рано или поздно найдётся тот, кто сумеет совладать и с богом.

— Я не об этом, — раздражённо отмахнулся Василий. — Война с богами ни к чему хорошему не приведёт. Тот, кто осмелится на это, может погубить всё мироздание. Я говорю о другом. Боги хоть и живут в своём мире, не могут существовать в отрыве от нашего. Они нуждаются в слугах, в тех, кто в них верит, как человек нуждается в пище или воде. И потому каждый из них имеет среди людей своих последователей, своих адептов.

— Я догадывался, — кивнул Сокол.

— Представь теперь, — продолжил Калика. — Что случится, если на земле не останется последователей у какого-нибудь из богов.

— И что тогда?

— Бог умирает. Несмотря на своё бессмертие. Он умирает вместе с последним человеком, что верит в него, вместе с последним адептом. Бог умирает, когда рвётся связь с нашим миром.

— Слишком всё просто, — заметил чародей. — Я уже слышал подобное утверждение. Но боги ведь принадлежат не только нашему миру, и даже не столько ему.

— Да, — кивнул архиепископ. — И даже вовсе ему не принадлежат. Именно поэтому бог всё же бессмертен. Даже когда умирает.

— Ты противоречишь сам себе, — буркнул Сокол. — У тебя, верно, вновь начался жар.

— Нет. Просто боги живут по иным законам. И людям их не постичь. Лишаясь последнего своего слуги среди смертных, бог не умирает совсем, он просто теряет сущность. И продолжает пребывать без оной, носясь по мирам, годами, веками, эпохами, пока какой-нибудь случай, подчас совершенно нелепый, не позволит обрести ему новую сущность. И какова она будет, не может предугадать никто.

— Это любопытно, но причём тут Чернобог?

— Слушай же, — рассердился Калика. — Бога, даже чёрного убить невозможно. Убить нет, а вот заключить вполне осуществимо… Ты ничего не знаешь о Чернобоге, потому что его пленили задолго до твоего рождения. А ты ведь не веришь в то, что тебе не удалось увидеть своими глазами, потрогать руками. Ты себе и представить не можешь, сколько ещё таких богов и демонов ждут своего часа. Ты и в Спасителя нашего не больно то веруешь? Так ведь? Признайся! Не встретился он тебе в странствиях, вот ты и не веруешь. Потому как самонадеян ты, колдун, словно бычок племенной.

— Про бога вашего разговор отдельный, — заметил Сокол, пропуская мимо ушей насмешку.

— Ладно, — просипел Калика. — Ну так вот. Жил когда-то на свете полоцкий князь Всеслав, прозванный чародеем. Он, хоть и принял христианство, колдовских замашек своих не оставил, с силами тёмными водиться не перестал, что и помогало ему до поры брать верх над соперниками. Науськивал он на них Чернобога, словно пса охотничьего. Не спрашивай как. Я не знаю.

Но Сокол больше не перебивал, слушал, запоминая каждое слово.

— А потом Всеслав помер. В больших муках помер, как и положено колдуну. А тайна вместе с ним ушла. Но не вовсе. Оставил он наследство мрачное — записи свои чернокнижные. Правда, никто в них разобраться не смог. Пока не взялась за это дело его внучка, Предслава. Умная была девочка, но такое учудила. Решила она силу Чернобога на благо веры использовать. Действуя по дедовым записям, она этого бога призвала, да и заточила в монастырском храме. А тайну никому не доверила, одному лишь патриарху цареградскому. Но как-то её рукописи и до киевского митрополита дошли, а вместе с ним и до Москвы добрались. Наложили на сокровенную тайну московские иерархи лапу. Силы им захотелось, чудес подавай. С тех пор и пошла Москва в гору. И продолжалось бы так до скончанья веков (заклятия крепкие Предслава наложила — не вырваться было богу), но не всё она предусмотрела.

Василий прокашлялся.

— Не предусмотрела, что бог умереть может. А со смертью своей и вериги сбросить, освободиться. Видимо так и случилось. Умер последний адепт и началась эта заварушка. А кем Чернобог стал теперь, не скажет никто. Тут уж соображай сам…

Калика замолчал. Потом открыл глаза и сказал:

— Вот тебе, колдун, и вся церковная тайна. Владей.

На сей раз молчание длилось долго. Пока не прогнали тишину утренние птицы. Светало.

— А как сладить с ним ты, конечно, не знаешь? — спросил после раздумий Сокол.

— Знал бы, сладил бы, — ответил Калика. — Думаю, этого и московские сановники не знают.