Изменить стиль страницы

— Кидайте верёвки, брёвна! Быстрее! Шевелитесь! — ревел Кочан стоявшим на Персях дружинникам, и те принялись бросать товарищам и то, и другое.

— Точнее, точнее! В своих не попадите! — продолжал бушевать воевода.

Вода в Гребле кишела людьми. Кто-то успевал уцепиться за верёвку, и его поднимали вверх. Некоторые, выбившись из сил, срывались, падали обратно, и исчезали в воде навсегда. Кого-то, ухватившегося за бревно, уносило в реку. Кого-то успевали даже в воде достать твари. Они прыгали плывущим людям на головы, вгрызались в незащищенные шеи и руки.

Наконец, всё было кончено. Ни во рву, ни на Довмонтовой стороне больше не осталось ни единого человека. Около двух десятков счастливчиков сушились у костров, но затем, выпив вина, облачались в доспехи из запасников Крома, подбирали оружие и возвращались на стену. Теперь на Персях собрались все. Почти три сотни дружинников. Около сотни уцелевших ополченцев, главным образом из Застенья. Небольшой, но хорошо вооруженный боярский отряд. Плохо вооруженные, зато многочисленные горожане. Все наличные силы города приготовились дать последний отпор чёрному воинству.

— Ага, гады, встали! — злорадно закричал, чудом вырвавшийся из ада трёх городов и недавно вытащенный изо рва, посадский ополченец. — Не по зубам вам Перси!

Луки и самострелы били не переставая — припаса в Кроме хватало. Припасы годами готовили для длительных осад. С избытком. И теперь, то и дело, мальчишки приносили на стены охапки стрел, сваливая их кучей возле бойниц. И тварям пришлось отступить. Они попятились к ближайшим домам и вскоре скрылись в полосе тумана. Это ещё больше воодушевило защитников Детинца. Отступление врага сопровождал дружный рёв. Отовсюду послышались шутки. Слова шустро вылетали из глоток, разжатых ушедшим страхом.

Калика с Соколом стояли на Средней Башне, уступающей по высоте лишь Троице. Стояли подле воеводы, вместе с несколькими боярами. Размышляли.

— Сейчас бы большую воду, паводок, чтоб затопило всё, как весной, — подумал вслух Василий. — Тогда, помню, Детинец превращался в остров, и мало кто мог попасть в него.

— Эх, сейчас бы жареного гуся с яблоками, — подражая ему протянул Скоморох.

Произнесенное архиепископом пожелание неожиданно пробудило мысль чародея, дремавшую и исподволь мучавшую его всё это время. По большому счету чрезмерно набухшую влагой тучу смогла бы пролить дождем любая деревенская ведунья. Если бы не связующие чары. Однако тому, кто затеял небесное представление, понадобилась именно тьма, может быть молнии с громами, а вовсе не дождь. И Сокол понял, что нужно делать. Он отошёл в сторонку и, обратив лицо к небу, начал громко читать заговор.

Воевода с боярами, выпучив глаза, попятились, ожидая от колдуна какого-нибудь жуткого превращения или испепеляющего удара. Скоморох, напротив, стал радостно пританцовывать, подражая языческим жрецам. Только Калика оставался совершенно спокойным, хотя и не понял поначалу, что же задумал товарищ.

И Соколу удалось. Он развеял чужие чары. Растрепал связующие путы, открыл дорогу дождю. Туча вдруг начала расползаться рваными лоскутами, теряя единство ткани. Полыхнули молнии, ударил гром. И потом, обретя свободу, хлынул такой ливень, что туман попросту растерзало мощными струями. Очень скоро улицы города превратились в бурные реки. И люди ходили по колено в воде, держась друг за друга да цепляясь за стены. А более мелкие бестии в захваченном городе удержаться не смогли, и великое множество их смыло бурлящим потоком.

Вода в Гребле быстро прибывала и, перехлестнув через край, стала затапливать Довмонтов Город. А в разрывах тучи появилось голубое небо, и первый за долгие дни луч солнца коснулся золотого купола Троицы. Это маленькое чудо, сотворенное Соколом, приветствовал новый дружный рёв защитников города.

* * *

Какое-то время казалось, что тварям пришёл конец, что они не выдержат очищающего потока и отступят. Отступят окончательно. Но ожиданиям этим не суждено было сбыться. Вдали, со стороны Полонища, появилась ещё одна туча. Странная и недобрая, она быстро приближалась к Персям и вскоре обернулась стаей крылатых бестий. Внешним видом и ломаным полетом они напоминали летучих мышей, но размером превосходили породистого пса. Их перепончатые крылья и мощные лапы заканчивались острыми загнутыми когтями. Не менее жутко выглядели и полные мелких зубов пасти.

Подлетев к Детинцу, стая разделилась. Часть крылатого воинства бросилась на защитников стены, сбивая людей крыльями, разрывая когтями, зубами. Новые твари казались неуязвимыми. Выпущенные разом стрелы не причинили большого урона, лишь несколько летучих созданий рухнуло вниз. Сокол увидел, как воина, попытавшегося поймать врага на копьё, тварь ещё на подлете захлестнула крыльями, повалив наземь, а потом разорвала лапами грудь. Мечникам пришлось ещё хуже. Они просто не успевали достать врага.

Другая часть стаи взялась перетаскивать через ров своих бескрылых собратьев. Те, безмозглые, сопротивлялись помощникам, ухитрялись иногда огрызать держащую их лапу и во множестве разбивались о землю или тонули в воде. Тем не менее, очень скоро по эту сторону рва врагов скопилось достаточно, чтобы бой возобновился.

Стычки разгорелись повсюду. К счастью выяснилось, что новый противник вовсе не так страшен, как его вид. И если действовать не по одному, а по три-четыре человека разом, то и крылатую бестию можно одолеть.

Однако летучим воинством дело не ограничилось. Видимо тот, кто затеял вторжение, решил бросить в бой все свои силы, и в довершение явился на битву сам.

Чёрный всадник воспарил над захваченным городом, возникнув из ниоткуда, словно его породила та самая туча или ядовитый туман, а может и то и другое разом. Тёмное среди тьмы разглядеть непросто, но каким-то образом всадника увидели все. А за его спиной разглядели призрачную свиту — около сотни всадников, похожих на своего полководца как давешние ложные солнца на настоящее светило. Однако даже не обладающий чародейскими способностями человек мог догадаться, что они не были мороком, созданным лишь волей предводителя. Движения свиты хоть и казались чересчур слаженными, всё же не до такой степени, чтобы заподозрить в ней обман, наваждение.

Впрочем, в первые мгновения к окружению никто не приглядывался, все упёрлись взглядами в главного виновника бедствия.

Когда Сокол увидел вражеского полководца, его вдруг обуял дикий неудержимый страх. Все ужасы долгой жизни в один миг пронеслись перед глазами, начиная с детской боязни темноты и заканчивая действительно ужасными вещами, увиденными им в битве с богами. Все кошмары его памяти, его снов разом пробудились и слились в один — великий и безграничный.

Всё это длилось лишь короткий миг, и чародей понял, что нечто подобное испытал сейчас каждый защитник города. И ещё он понял, что если бы чёрный всадник обладал могуществом внушать запредельный ужас немного дольше, то ему вовсе и не потребовалось бы для победы всего этого неисчислимого воинства. Но мгновения страха прошли. И, стряхнув с себя наваждение, защитники вновь обрели способность сопротивляться.

Предводитель, или Хозяин, как его называл бесёнок, указал огромным шестопером на Перси. Обгоняя своего полководца, по дюжине призраков кинулись к Средней Башне и обоим воротам. В небе всадники казались огромными, но с приближением к людям, незаметно сравнялись с ними ростом, что, впрочем, отнюдь не уменьшило могущества свиты.

Деревянный навес стрельницы мелкой щепкой разлетелся под копытами небесных коней. Обычные мечи скрестились с призрачными, но звона не раздалось. Зато раздался всеобщий разочарованный выдох. Люди поняли, что их оружие против нынешнего противника не годится. Они ещё могли отразить выпад, но вот причинить вред всаднику или хотя бы коню, оказались не в силах. Клинки просто-напросто проходили сквозь призрачные тела, не встречая сопротивления. Зато каждый пропущенный удар оборачивался неминуемой гибелью.