Как бы в подтверждение его слов, легкий ветерок игриво окатил их этим самым ароматом скотобойни.

— Ну а здесь-то вы что делаете? Почему вы не пошли в машину?

— Он сказал, чтобы я ждал здесь. Я просил разрешить посидеть в машине, там кондиционер, но он не позволил. Он сказал, чтобы я сидел здесь, если не хочу помогать. — И, опережая следующий вопрос Брунетти, добавил: — А автобус за рабочими придет сюда только в семь пятнадцать, после смены.

Помолчав, Брунетти спросил:

— Где он лежал?

Полицейский обернулся и указал на заросли по другую сторону ограды:

— Вон там, синьор.

— Кто его обнаружил?

— Один из рабочих. Он вышел на перекур и увидал туфли, ну, туфли этого парня. Красные. Ну и подошел поближе, чтобы получше их рассмотреть.

— А следы были?

— Наверное, были, синьор. Я точно не знаю. Этот рабочий, что первым увидал его, наверняка наследил, да и мы тоже… — Он замолчал, утирая пот со лба.

— Кто ходил туда? Ваш сержант?

— Да, синьор.

Брунетти взглянул на кустарник, затем снова на промокшую от пота рубашку полицейского.

— Идите садитесь в нашу машину, Скарпа. Там работает кондиционер. А вы, — он повернулся к водителю, — проводите его. И оба ждите меня там.

— Спасибо, синьор, — благодарно вздохнул капрал и взял свою форменную куртку, собираясь надеть ее.

— Не беспокойтесь, — сжалился Брунетти, увидав, что он продевает руку в рукав.

— Спасибо, синьор, — повторил тот, подхватил стул, и они вдвоем с водителем побрели к скотобойне. Прежде чем свернуть за угол, Скарпа оставил стул на заднем дворе. Брунетти поглядел им вслед и, низко нагнувшись, полез в дыру.

Сразу можно было догадаться, что на месте побывали эксперты-криминалисты: они продырявили землю вокруг колышками своих нивелиров, они так шаркали ногами, что свезли всю грязь, вырвали целую копну острой осоки, — наверное, для того, чтобы невзначай не изрезать тело, когда его будут доставать.

Вдруг позади хлопнула дверь, и мужской голос крикнул:

— Эй, вы! Что вам там надо? А ну-ка убирайтесь!

Брунетти обернулся: к нему, как он и подумал, спешил полицейский, появившийся из скотобойни. Так как Брунетти не двигался с места, полицейский рванул из кобуры пистолет и приказал:

— Руки вверх! Назад, к сетке!

Брунетти вернулся к сетке, держа руки по сторонам, как канатоходец — для равновесия.

— Я сказал, руки вверх! — рявкнул полицейский, когда Брунетти приблизился.

Видя, что его взяли на мушку, Брунетти не стал спорить и доказывать, что руки, мол, у него вверху, разве что не над головой, а просто сказал:

— Добрый день, сержант. Я комиссар Брунетти из Венеции. Вы, наверное, опрашиваете свидетелей?

Хотя в маленьких глазках сержанта не заметно было большого ума, но все-таки он не был настолько глуп, чтобы не увидать поджидавшей его ловушки. Он мог либо потребовать у Брунетти документы — у самого комиссара полиции! — либо поверить на слово человеку, назвавшему комиссаром.

— Прошу прощения, комиссар, я не узнал вас, солнце бьет в глаза, — сказал сержант, хоть солнце било ему в левое плечо. Брунетти уже был готов мысленно похвалить его за находчивость, но тот добавил: — Всегда так, когда выходишь из темноты на свет. И потом, я никого не ждал.

Буффо, — гласил именной жетон на груди сержанта.

— У вас в полиции нехватка следователей, и потому дело поручили мне.

Брунетти согнулся и полез в дыру. Пока он лез, Буффо успел сунуть пистолет на место и застегнуть кобуру.

Брунетти в сопровождении сержанта направился на задний двор.

— Что вам удалось узнать?

— Почти ничего, кроме того, что нам сообщили по телефону сегодня утром, синьор. Мясник, Беттино Кола, наткнулся на тело сегодня в двенадцатом часу утра. Он вышел покурить и увидел возле куста туфли.

— А когда вы приехали, туфли лежали там?

— Да, именно там и лежали, — отвечал Буффо уверенным тоном, будто Кола нарочно подкинул к трупу туфли, чтобы отвести от себя подозрения. Подобно любому честному гражданину или преступнику, Брунетти на дух не переносил таких проницательных сыщиков. — По телефону сказали, что в поле лежит женщина. Когда мы приехали, то оказалось, что это мужчина.

— У меня есть сведения, что он занимался проституцией, — спокойно произнес Брунетти. — Личность установили?

— Пока нет. Наш фотограф сделал снимки в морге, хотя его так измочалили, что от лица почти ничего не осталось, и потом по этим снимкам художник набросает его примерный портрет. Мы покажем этот рисунок кое-кому, и рано или поздно все прояснится. Они хорошо друг друга знают, эти ребята. — Буффо презрительно сплюнул сквозь зубы. — Если он из местных, то мы быстро все выясним.

— А если нет?

— Тогда дело затянется. Мы можем вообще не узнать, кто он такой. В любом случае невелика потеря.

— Почему же, сержант Буффо? — подозрительно ласковым голосом осведомился Брунетти.

Но Буффо не обращал внимания на такую ерунду, как интонация, он слышал только слова.

— Да кому они нужны? Извращенцы. Такой наградит СПИДом честного рабочего человека, и хоть бы хны. — Буффо снова сплюнул.

Брунетти остановился и обернулся к сержанту:

— Насколько я понимаю, сержант Буффо, этот ваш честный трудяга сам платит извращенцу, чтобы трахнуть его в задницу. Давайте не будем об этом забывать. И еще не будем забывать, что, кем бы ни был убитый, его убийство — это преступление и наш с вами долг — найти преступника, будь он хоть честный рабочий человек.

С этими словами Брунетти распахнул дверь и вошел в скотобойню, предпочтя смрад обществу сержанта.

Глава четвертая

Расспросив Колу, Брунетти услышал все то же: Кола повторил свою историю сначала, а бригадир подтвердил. В дополнение Буффо с надутым видом сообщил, что в тот день, ровно как и накануне, рабочие не видели в окрестностях скотобойни ничего необычного. Проститутки до того слились с пейзажем, что на них или на то, чем они занимались, уже никто не обращал внимания. Да и они всегда слоняются чуть поодаль, торчать у самой скотобойни не позволяет запах. Но если даже какая-нибудь из них и добрела бы до забора, ее визит остался бы незамеченным.

Выслушав все это, Брунетти вернулся в машину и велел водителю ехать в квестуру Местре. Скарпа, который уже натянул свою куртку, пересел в другую машину, к сержанту Буффо. Когда они тронулись, Брунетти наполовину опустил оконное стекло, впуская в салон жаркий воздух, чтобы немного проветрить одежду, впитавшую запах скотобойни. Как и многие другие итальянцы, он всегда с недоверием относился к вегетарианству, считая его блажью зажравшихся богачей, однако сегодня он впервые усомнился в собственной правоте.

В квестуре водитель проводил его на первый этаж и представил ему сержанта Галло, мертвенно-бледного человека с ввалившимися глазами — казалось, многолетняя гонка за преступниками выела его изнутри.

Брунетти уселся у края его стола, и Галло сообщил ему новые подробности, которые, впрочем, мало проясняли дело: смерть наступила в результате серии ударов по голове и лицу, за двенадцать-восемнадцать часов до момента обнаружения трупа. Точнее нельзя было определить из-за жары. Следы ржавчины в некоторых ранах и сама форма ранений позволила патологоанатому предположить, что они были нанесены металлическим предметом, имевшим форму цилиндра, металлической трубой, например. Результаты анализов крови и содержимого желудка ожидались не раньше среды, так что пока нельзя было сказать, находился ли мужчина в момент смерти под воздействием алкоголя или наркотиков. Поскольку многие проститутки принимают наркотики, такое предположение вполне могло подтвердиться, хотя следов инъекций на венах не найдены. Судя по тому, что желудок был почти пустой, он ел не позднее чем за сутки до смерти.

— Во что он был одет? — спросил Брунетти.

— В красное платье, дешевая синтетика. Красные туфли, почти новые, сорок первый размер. Если на них есть марка, мы найдем производителя.