– Как только сделаешь это, посмотри на меня. Я подам знак рукой. После этого потяни кольцо на себя. Если правильно угадаем момент и рассчитаем время, мы убьем их всех. Ну, давай, иди.

Джейн выполняла все его распоряжения, не задумываясь, как робот. Она спустилась по узкому ущелью, протягивая за собой шнур взрывчатки. Сначала она прятала его за низкорослый кустарник, потом проложила по дну ручья. Шанталь тихо посапывала за пазухой, привязанная к груди, а руки Джейн при этом оставались свободными.

Через минуту она оглянулась. Эллис устанавливал взрывчатку в расщелину скалы. Джейн всегда раньше считала, что взрывчатые вещества могут взорваться нечаянно при неосторожном обращении: явно это было заблуждение.

Она шла и протягивала шнур, пока он не натянулся в ее руке, тогда она снова оглянулась. Эллис взбирался по стене каньона, подыскивая удобное место для наблюдения за русскими, когда они будут входить в ущелье-ловушку. Она присела у ручья. Крохотное тельце Шанталь опустилось ей на колени. Повязка, которой была привязана Шанталь, ослабла, и спина Джейн расслабилась. Слова Эллиса непрерывно звучали в ее голове: «Если мы правильно рассчитаем время, мы убьем их всех».

«Сработает ли это? Все ли будут убиты?» – думала Джейн. – «Если да, то что будут делать тогда остальные русские?» Голова Джейн начала проясняться, и она постаралась представить себе вероятное развитие событий дальше. Через час или два кто-нибудь обратит внимание на то, что одна из групп не выходит на связь, и попытается вызвать их по рации. После неудачной попытки они подумают, что группа попала в глубокую расщелину или их рация не в порядке. По истечении часов двух, так и не наладив контакт, они пошлют вертолет на поиски группы, предполагая, что старший офицер группы догадается зажечь костер или сделать еще что-нибудь, чтобы помочь увидеть их с воздуха. Когда и это не удастся, военные на базе начнут волноваться. Им придется послать очередную группу на поиски пропавшей. Новой группе предстоит преодолеть тот же путь, что прошла предыдущая группа. Сегодня они уже не успеют сделать это, ведь ночью поиски проводить невозможно. К тому времени, как они найдут тела, Джейн и Эллис будут по крайней мере в полутора днях ходьбы от них, а возможно и больше. Этого достаточно, подумала Джейн. К тому же, за это время она и Эллис пройдут много развилок и боковых ущелий, преследователям придется выбирать из множества альтернативных маршрутов, так что определить точно, куда они пошли, будет трудно.

«Интересно, – думала она устало, – конец ли это? Скорей бы шли солдаты. Я терпеть не могу ждать. Я так боюсь».

Она ясно видела Эллиса, взбирающегося на скалу на четвереньках. Она также видела солдат, которые спускались по долине. Даже на этом расстоянии они казались грязными, их опущенные плечи, шаркающая походка говорили о том, что они устали и упали духом. Они не видели ее, на фоне горного пейзажа она была не видна.

Эллис прижался к земле за отвесной скалой и выглядывал из-за нее, наблюдая за приближающимися солдатами. Джейн его видела, а солдаты нет. Он наблюдал за местом, где была заложена взрывчатка.

Солдаты дошли до места, где начиналась узкая часть ущелья, и стали спускаться. Один из них, офицер с усами, ехал на лошади, видимо это был старший в группе. Другой был в шапочке Читрали. «Это Халам, – подумала Джейн. – Предатель!» После всего, что совершил Жан-Пьер, предательство казалось Джейн непростительным преступлением. Еще было пять солдат в сопровождении, все они были в форменных пилотках, у всех молодые, чисто выбритые лица. Двое мужчин и пять мальчишек, подумала она.

Она посмотрела на Эллиса. Он подаст знак в любую минуту. Шея у нее заныла от напряжения. Солдаты по-прежнему ее не замечали: они были заняты поисками тропы среди скалистой местности. Наконец, Эллис повернулся медленно к ней и взмахнул обеими руками над головой.

Джейн взглянула назад на солдат. Один из них протянул руку и взял за уздечку лошадь, чтобы провести ее по неровному участку земли. Джейн держала устройство в виде шприца в левой руке, а указательный палец правой руки находился на кольце. Одно движение – и взрыватель загорится, взорвет ТНТ и засыплет осколками скал ее преследователей.

Пять парней, подумала она. Пошли в армию, наверное, потому, что были бедные или глупые, или то и другое вместе, или потому, что были призваны на военную службу. Их послали в холодную, негостеприимную страну, где люди ненавидели их. Они вынуждены пробираться в горах, через этот ледяной ад. И будут погребены под обвалом, с размозженными головами и забитыми землей легкими, со сломанными спинами и грудными клетками, крича, задыхаясь и истекая кровью, смертельно раненые и агoнизирующие. Их гордые отцы и переживающие матери получат потом несколько утешительных слов, типа – «… с сожалением сообщаем вам, что ваш сын погиб в бою, историческом событии против реакционных сил, проявив героизм, посмертно награжден медалью, приносим свои искренние соболезнования». Глубокие соболезнования. Можно представить материнское презрение к этим словам соболезнования, когда она вспомнит, в каких муках родила своего ребенка, потом выкармливала в тяжелые времена, учила его ходить и мыть руки, и произносить свое имя, отправляла его в школу, вспоминала, как он рос, становился старше, пока не стал выше нее почти в два раза, затем еще выше, пока не стал взрослым и пошел работать, женился на здоровой девушке, завел свою семью, родил ей внуков. Каково материнское горе, когда она узнает, что все что она делала, все страдания, старания и тревоги оказались напрасными: ее ребенок-мужчина, это чудо, был убит жестокими людьми в этой глупой, тщеславной войне. Чувство потери. Чувство потери.

Джейн услышала, как Эллис кричит. Она взглянула. Он стоял во весь рост, не заботясь о том, видят ли его или нет, размахивая руками и крича: «Давай! Сейчас!»

Она положила осторожно устройство на землю около бурного ручья.

Теперь солдаты увидели их обоих. Двое начали взбираться со стороны ущелья, где стоял Эллис. Другие окружили Джейн, направляя на нее и ребенка винтовки, с глупым смущенным видом. Она не обращала на них внимания и наблюдала за Эллисом. Он взбирался на уступ ущелья. Солдаты, которые взбирались ему навстречу, остановились и стали ждать, что он будет делать.

Он добрался до ровной земли и медленно пошел к Джейн. Он подошел к ней.

– Почему? – спросил он. – Почему ты не сделала этого?

«Потому, что они такие молодые, – подумала она, – потому, что они такие молодые и невинные, и они не хотят меня убивать. Потому, что это было бы убийством. Но больше всего… »

– Потому, что у них есть матери, – ответила она.

Жан-Пьер открыл глаза. Грузная фигура Анатолия возвышалась на армейской кровати. Рядом с Анатолием яркий луч солнечного света пробивался сквозь открытую створку палатки. Жан-Пьера на минуту охватило чувство паники, не понимая, почему он проснулся так поздно, и что он пропустил, затем, как во вспышке, перед ним пронеслись сцены вчерашних событий.

Они с Анатолием были в лагере на подходе к Кантиварскому ущелью. Их разбудил около двух ночи капитан поискового отряда, которого, в свою очередь, поднял караульный солдат. «Молодой афганец по имени Халам натолкнулся на наш лагерь», – объяснил капитан. Кое-как объясняясь на смешанном пушту, английском и русском, Халам рассказал, что был проводником у путешествующих американцев, но они оскорбили его, поэтому он ушел от них. На вопрос, где американцы сейчас, он предложил показать дорогу к каменной хижине, где беглецы сейчас, должно быть, ни о чем не подозревая, спокойно спят.

Жан-Пьер мгновенно вскочил в вертолет, чтобы полететь на место. Анатолий был более предусмотрителен.

– В Монголии у нас была поговорка, звучит примерно так: «Кобель не вскочит, пока сука не захочет», или «Не говори гоп, пока не перепрыгнешь», – сказал Анатолий. – Халам может лгать. Если он говорит правду, все равно он может и не найти хижину, в особенности ночью, к тому же с вертолета. А даже если он найдет ее, они могли уже уйти.