Когда же солнце, наконец, стало клониться к закату, она скользнула под сень огромных деревьев, надеясь, что никакого риска нет. Потом Николь поняла, что в лесу никого нет, что все население Англии состоит сейчас от силы из пяти миллионов жителей, а ее ночная прогулка в лесу делает честь жителю двадцатого века. Она пробиралась по сумрачному лесу, размышляя обо всем этом, и сердце ее бешено колотилось. В поисках Майкла, она несколько раз позвала его.

– Я здесь, – наконец услышала Николь и побежала на голос.

Она увидела его под огромной раскидистой березой, куртку из бычьей кожи он скатал и положил под голову, а сам сидел на одеяле, аккуратно расстеленном прямо на земле.

«Ничего не скажешь, – подумала Николь, – он хорошо подготовился». Но колкость так и не слетела у нее с языка, когда она увидела, с каким счастливым лицом он вскочил на ноги, бросаясь к ней навстречу.

– Арабелла, ты пришла!

– Да.

– Благодарю тебя, Господи! – и он тут же опрокинул ее на землю рядом с собой.

Ее немного шокировало, что Майкл, не говоря ни слова, сразу приступил к делу, целуя ее в губы и лаская грудь. Но она тут же поняла, что она для него – старый партнер и любимая женщина, которая понимает: во время войны все надо делать быстро, и ему нужно возвращаться в свой отряд, а ей – домой. И этот натиск заставил Николь забыть, что в подобной ситуации она всегда была главной, заставляя партнера полностью подчиняться ей и делать то, чего хочет она. Вместо этого она почувствовала, что полностью захвачена его страстью, и испытала почти девический испуг и волнение в тот момент, когда он вошел в нее. Прижимаясь к нему всем телом и повторяя все его движения, она вдруг осознала, что никогда еще не получала такого удовольствия от секса. Потом, словно молния вспыхнула у нее в голове – она достигла оргазма и уголком сознания поняла, что Майкл Морельян тоже достиг его лишь на какое-то мгновение позже, чем она.

– О, любимая, – прошептал он, – я уже забыл, как это здорово.

– Так, значит, у тебя никого не было? – с любопытством спросила Николь.

– Конечно, никого, – он лег рядом с ней, не выпуская ее из объятий, и лежа так, с закрытыми глазами, вдруг произнес: – Все-таки роды сильно изменили тебя.

– Каким образом?

– Ты перестала сдерживать себя. Никогда не подозревал в тебе такую страсть. Я чуть было не поверил в тот глупый бред, будто ты стала кем-то другим.

– И все же ты в это не поверил?

Он открыл глаза:

– Как я могу в это поверить? Ведь я смотрю на тебя и прекрасно вижу, кто ты.

Николь замолчала, подумав о том, не стоит ли ей еще раз попытаться убедить его в своей правоте. Но она чувствовала приятную истому, свежий воздух летней ночи, наполненной голосами птиц, настраивал на умиротворенную ленивую дремоту, и она решила: сейчас не время что-то доказывать. У нее просто не хватит на это сил.

– Тебе видней, – пробормотала она и почти тотчас уснула в объятиях Майкла.

Когда она возвращалась в Хазли Корт, стояла ночь, полная лунного света. Посмотрев на небо, Николь подумала, что никогда еще не видела такого количества звезд и не замечала глубины черного, безоблачного неба. Ей казалось, что в ее столетии все эти небоскребы, антенны и заводские трубы портят красоту неба и отбивают всякое желание смотреть на него. Немного посмеявшись над своим открытием, она побрела к дому, с легкостью перепрыгивая через преграды, встречающиеся под ногами, на сердце у нее было легко, думать ни о чем не хотелось.

«Однако ночной секс в стоге сена – это именно то, что тебе просто необходимо», – думала она, сожалея о том, что Майкл вынужден был уехать в Оксфорд. Она так хотела, чтобы он остался с ней хотя бы на несколько дней. Но он, явно сдерживая свою молодую страсть, решительно оседлал коня, и она, затаив дыхание, помахала ему на прощание рукой. «Интересно, увижу ли я его до того, как найду способ убраться из этого столетия?» – подумала Николь. И хотя мысль о возвращении была для нее самым заветным желанием, она не смогла удержаться и с грустью подумала, что это ее приключение, может быть, больше никогда не повторится.

Все еще поглядывая на усыпанное звездами небо, она подошла к дому и открыла калитку, ведущую на задний двор. Но как только ее ноги коснулись порога, песенка, которую она мурлыкала, невольно замерла у нее на губах. Она инстинктивно почувствовала, что в доме что-то случилось, поэтому, ни о чем больше не думая и не останавливаясь, взбежала на заднее крыльцо и кинулась в спальню. Еще не добежав до нее, Николь услышала громкий плач Миранды и, подумав о том, что это очень странно, что ребенок остался один, вошла в комнату.

Эммет была там, она ходила туда-сюда по комнате, пытаясь успокоить плачущую малышку и, повернувшись к своей госпоже, вошедшей в комнату, вздохнула с невероятным облегчением:

– О, наконец-то вы пришли, госпожа. Я так молила Бога, чтобы вы поскорее вернулись. Мне кажется, девочка заболела.

– Что с ней?

– Бедняжка, по-моему, простудилась и поэтому так сильно плачет.

– Только и всего.

– Не будьте такой жестокой. Вы же знаете, что простуда может обернуться для крошки очень серьезной болезнью.

– Уверена, что никаких причин для беспокойства нет. Дай-ка ее сюда, – забыв о недавно охватившей ее панике, Николь с облегчением взяла на руки девочку и внимательно посмотрела в ее красное от крика личико.

Ребенок действительно выглядел неважно, но оттого ли, что она так долго плакала, или оттого, что она действительно заболела, сказать было трудно. Николь думала лишь о том, как она ненавидит все это, а потому она вряд ли сможет чем-то помочь ребенку. Но вдруг она вспомнила, какие смешные Миранда корчит рожицы, когда улыбается, как она старалась выразить свое удовольствие, когда Николь пыталась играть с ней, и актрисе стало стыдно.

– Ну-ну, перестань, – ласково проговорила она и нежно качнула малышку из стороны в сторону.

– Твоя мамочка пришла, – сказала Эммет, – успокойся.

Миранда громко чихнула и закашлялась, но плакать перестала, и Николь, с облегчением вздохнув, понесла ее к колыбели.

– Не нравится мне эта простуда, – вдруг заявила Эммет.