– Он, естественно, несколько ошеломлен сейчас, – продолжал священник, – но наша забота, наше внимание и, главным образом, Сесили вылечат его непременно. А вы знаете, – и он снова посмотрел на мистера Сондерса добрыми глазами, – знаете, ведь он даже меня не сразу узнал, когда я утром зашел к нему! Но уверяю вас, это временное состояние. Этого надо было ждать, – добавил он торопливо. – Как вы думаете, надо было этого ждать?

– Думаю, что да, надо было. Но что с ним случилось? Как это он вдруг вернулся?

– Он об этом ничего не говорит. Его друг, который с ним приехал, уверяет меня, что Дональд сам ничего не знает, ничего не помнит. Но такие вещи часто случаются, так, по крайней мере, говорит этот молодой человек – он сам солдат, – а потом вдруг к нему вернется память. Кажется, Дональд потерял все бумаги, кроме свидетельства, что он выписан из английского госпиталя. Но прошу прощения: как будто вы начали что-то говорить об их обручении?

– Нет, нет. Ничего.

Солнце поднялось выше: близился полдень. На горизонте лежали пухлые облака, пышные, как взбитые сливки. К вечеру будет дождь. Вдруг мистер Сондерс сказал:

– Кстати, доктор, можно мне зайти повидать Дональда?

– О, конечно. Непременно. Он будет рад повидать старого знакомого. Конечно, заходите сейчас же.

Облака подымались все выше. Мужчины прошли мимо церкви, пересекли лужайку. Подымаясь по ступенькам к дому ректора, они увидели на террасе миссис Пауэрс с книжкой. Она подняла глаза, сразу увидала сходство. Слова ректора «Мистер Сондерс – старый друг Дональда» были излишними. Она встала, заложив книгу пальцем.

– Дональд прилег. По-моему, мистер Гиллиген у него. Я им сейчас скажу.

– Нет, нет, – заторопился мистер Сондерс, – не беспокойте его. Я зайду попозже.

– Зачем же? Ведь вы специально зашли повидать его! Он будет огорчен, если вы к нему не подымитесь. Вы ведь старый друг, не так ли? Кажется, вы сказали, что мистер Сондерс старый друг Дональда, доктор?

– Да, да, конечно. Это отец Сесили.

– Ну, тогда вы непременно должны его повидать. – Она взяла гостя под руку.

– Нет, нет, мэм. Доктор, вам не кажется, что лучше его не беспокоить? – взмолился он.

– Да, пожалуй, лучше. Значит, вы с миссис Сондерс придете сегодня после обеда?

Но она заупрямилась:

– Нет, доктор. Дональд будет очень рад увидеть отца мисс Сондерс. – Она решительно направила его к дверям, и он вместе со стариком поднялся за ней по лестнице.

На ее стук ответил голос Гиллигена, и она открыла двери.

– Джо, отец Сесили хочет видеть Дональда, – сказала она, посторонившись.

Двери распахнулись, свет хлынул в узкий коридор, потом закрылись, стало темнее, и в полумраке, стеной вставшем перед ней, она снова медленно сошла вниз. Косилка давно смолкла, под деревом виднелся садовник: он лежал, выставив одно колено, погруженный в сон. По улицам медленно проходила обычная вереница негритянских ребятишек: не связанные почасовым расписанием и, как видно, не очень обремененные наукой, они бегали в школу в любое время дня, пока было светло с ведерками из консервных банок, где когда-то держали сало и патоку, а теперь носили школьные завтраки. У некоторых были книги. Завтрак обычно съедался по дороге в школу, где учительствовал полный негр в полотняном галстуке и люстриновом пиджаке, который, взяв любую строку из любой книги, до телефонного справочника включительно, заставлял всех, кто в это время был в классе, хором тянуть за ним слоги и потом отпускал домой.

Облака громоздились все выше, все плотнее, приобретая лиловатый оттенок, отчего озерца неба между ними казались еще голубее. Стало душнее, жарче, церковный шпиль потерял объемность и сейчас казался двухмерным сооружением из металла и картона.

Листья повисли грустно и безжизненно, словно жизнь у них отняли, не дав им развернуться как следует, и остался только призрак молодой листвы. Задержавшись у выхода, гостья слышала, как Эмми гремит посудой в столовой, и наконец услыхала то, чего ждала:

– …ждать вас и миссис Сондерс к вечеру! – говорил ректор, когда они выходили.

– Да, да, – рассеянно отвечал посетитель. Он встретился глазами с миссис Пауэрс.

«До чего похож на свою дочку! – подумала она, и сердце у нее упало. – Неужели я опять сделала промах?» Она бегло взглянула ему в лицо и с облегчением вздохнула.

– Как он выглядит, по-вашему, мистер Сондерс? – спросила она.

– Отлично, особенно после такого долгого пути, просто отлично.

Ректор сразу оживился:

– Я это и сам заметил, еще с утра. Правда, миссис Пауэрс? Правда? – Его глаза умоляли ее, и она ответила: «Да, правда». – Вы бы видели его вчера, тогда вам заметнее была бы эта разительная перемена. А, миссис Пауэрс?

– О да, сэр, конечно. Мы все так говорили утром. Мистер Сондерс, не надевая смятую панаму, стал опускаться в сад.

– Что ж, доктор, это большое счастье, что мальчик уже дома. Мы все так рады, и за вас, и за себя. Может, мы чем-нибудь можем быть вам полезны? – добавил он с добрососедской искренностью.

– Очень вам благодарен, очень. Непременно воспользуюсь. Но Дональд теперь сам справится, особенно если будет почаще принимать нужное лекарство. А в этом мы зависим от вас, сами понимаете, – ответил старик с добродушным намеком.

Мистер Сондерс дополнил намек смехом, который от него ждали.

– О, как только она придет в себя, мы с матерью, наверно, будем зависеть от вас – тогда нам придется просить вас иногда отпускать Сесили к нам.

– Ну, тут нетрудно будет сговориться, особенно – друзьям.

Старик, рассмеялся, и миссис Пауэрс, слыша это, обрадовалась. Но тут же почувствовала сомнение. Они так похожи! Неужели обе эти женщины заставят его передумать? Она сказала:

– Можно я провожу мистера Сондерса до калитки? Вы не возражаете?

– Что вы, мэм! Я буду счастлив! – Ректор стоял в дверях, сияя улыбкой им вослед, когда они спускались вниз. – Жаль, что вы не можете остаться к завтраку.

– В другой раз, доктор, в другой раз. Сегодня меня ждет моя хозяюшка.

– Значит, в другой раз, – согласился ректор.

Мистер Сондерс пристально посмотрел на нее.

– Не нравится мне все это, – отрезал он. – Почему никто не скажет ему правду про сына?

– И мне не нравится, – сказала она. – Но если бы ему даже сказать, разве он поверит? Вам-то не пришлось ничего объяснять?

– О господи, конечно, нет! Стоит только взглянуть на него. Мне даже смотреть было страшно. Но я-то вообще трус, – добавил он невесело, словно оправдываясь. – А что о нем говорит врач?

– Ничего определенного. Очевидно, он позабыл все, что было до ранения… Тот, кто был ранен, исчез, сейчас это другой человек, взрослый ребенок. Самое ужасное – это его апатия, отрешенность от жизни. Ему все равно, где он, что он делает. Должно быть, его просто передавали из рук в руки, как ребенка.

– Нет, я хотел сказать: поправится он или нет?

– Кто знает? – Она пожала плечами. – Физически в нем нет ничего такого, что можно было бы исправить хирургическим путем, если только вы об этом.

Он молча шагал по дорожке.

– Все-таки отцу надо было бы сказать, – проговорил он наконец.

– Знаю, но кто возьмет это на себя? А, кроме того, он все равно скоро сам поймет. Зачем же заранее отнимать у него надежду? Удар все равно не смягчить, ни сейчас, ни потом. Ведь он такой старый, а сейчас он так счастлив. А может быть, Дональд и выздоровеет… Все бывает, – солгала она.

– Да, конечно. Значит, вы считаете, что он может выздороветь?

– Почему бы и нет? Остаться навсегда таким, как сейчас, он не может.

Они дошли до калитки. Чугун решетки был шершав на ощупь и нагрет солнцем, но в небе уже не осталось просветов.

Мистер Сондерс мял шляпу в руках;

– А вдруг… вдруг он не выздоровеет? Она взглянула прямо ему в глаза.

– Вы хотите сказать: умрет? – резко спросила она.

– Ну да. Если хотите.

– Об этом-то я и хочу с вами поговорить. Вопрос в том, как укрепить его дух, дать ему что-то, ради чего, ну, ради чего жить. Кому же лучше сделать это, как не мисс Сондерс?