– А Дмитрий? Как разыскать его?

– Телефона у него нет, но я знаю адрес. Я боялась навещать его, не знала, может, кто следит за мной. Ну и… еще есть другие причины.

– Что за причины?

– В общем-то горькая история.

Мартин подождал, не расскажет ли она дальше, но она молчала. Тогда он спросил:

– А не навестить ли нам его?

– Думаю, теперь это единственный выход.

– Когда же?

– Не знаю.

– Чем скорее, тем лучше.

– Да-да, конечно. Хорошо, пойдем завтра же. Произнесла Алина это отнюдь не радостным голосом.

Она сидела, обхватив ноги руками и положив подбородок на ладони поверх колен. Пришла она на эту встречу, собрав волосы в пучок, а теперь распустила их, и они лежали на ее плечах и спине. Ему захотелось потрогать их, но он не осмелился. Он лег на спину на хрустящую пластиковую подстилку и следил за медленно угасавшим на верхушках деревьев светом.

Когда они выбрались из леса, уже почти совсем стемнело, но на другой стороне кольцевой дороги, ближе к городу, небо все еще светилось. Пройдя немного вместе, они разошлись к разным остановкам. Мартин считал, что шпионы не должны оглядываться, но сам, пройдя несколько шагов, не утерпел и оглянулся. Ее светлые волосы хорошо были видны в наступившей темноте. Она шла, не оглядываясь, но затем оглянулась, он помахал ей рукой, и она тоже махнула ему на прощание.

– 35 —

Пятница, 2 июня 1989 года,

8 часов утра,

Посольство Соединенных Штатов

Дважды прослушав магнитофонную запись, Бирман сказал:

– По крайней мере, она хоть последовательна. Но все же есть кое-какие обстоятельства, которые мы хотели бы снова перепроверить.

– Я мог бы опять встретиться с ней сегодня же вечером.

– Следующая встреча состоится не раньше, пожалуй, чем через неделю, а то и две. По-моему, она и так слишком долго крутилась с иностранцем па глазах у многих людей. Может, кто-нибудь уже засек ее. Нет, Мартин. Я скажу, когда можно встретиться с ней, если в этом вообще возникнет необходимость. Нам нужно досконально изучить ее рассказ, прежде чем решить, что делать дальше.

– А я думал, что мы уже решили.

– Раз и навсегда решенного быть не может, Мартин.

Мартин подумал про себя, что раз уж игра складывается таким образом, то хорошо, что он не включил магнитофон, когда Алина рассказывала про Дмитрия.

А если бы включил, то Бирман и того использовал бы так, как ему хотелось, в своих собственных целях. Ну, а что касается Мартина, то он приказов от «фирмы» не получает и намерен выяснить лишь, почему же так произошло с Хатчинсом, и разузнать это как можно скорее. О его визите к Дмитрию Бирман ничего не узнает, да и вреда ему это не нанесет.

Кроме того, ему очень хотелось вновь увидеть Алину.

– 36 —

Пятница, 2 июня 1989 года,

8 часов вечера,

Новорязанская улица

Лифт в доме, в котором жил Дмитрий, не работал «опять», как сказала Алина, когда они поднимались по лестнице на девятый этаж. Лестница вилась вокруг квадратной шахты лифта, в которой безжизненно повисли, подобно лианам в джунглях, лифтовые кабели, освещенные тусклыми лампочками на лестничных площадках, да и то не все горели. Мартин и Алина останавливались через каждую пару этажей, чтобы перенести дух.

– Мне надо было прихватить еды, – сказала Алина. – Я забыла про лифт.

– Хотите вернуться вниз? – спросил Мартин.

– Нет. Хочу поскорее подняться.

– Чем вам не нравится Дмитрий?

Ему показалось, что она не просто хочет оградить Дмитрия от возможных осложнений, связанных с ее визитом. Она явно не стремилась навестить его.

– Это старая история и довольно запутанная, – ответила она. – Я все же люблю его. Но говорить об этом мне не хочется.

Наконец они дошли до последнего этажа и встали на площадке, чтобы отдышаться. Алина подошла к двери, но не решалась сразу постучать.

После нескольких ударов за дверью послышался звук, будто там что-то передвигали.

– Кто там? – раздался мужской голос.

– Дима, это я – Аля.

– Аля?

Послышался другой звук – отворяемых запоров. Дверь распахнулась.

– Аля, входи!

Увидев Мартина, Дмитрий отъехал немного назад. Мартин тоже сделал шаг назад.

Дмитрий открыл дверь, запоры которой находились на уровне его плеча, да и голова его едва доставала до груди Мартина. Сперва Мартин подумал было, что перед ним карлик, но быстро понял, что это не так.

У Дмитрия не было ног.

Он взгромоздился на маленькую квадратную деревянную тележку с подшипниками вместо колес.

Алина предупреждала Мартина, упомянув, что он потерял ноги на войне. Он ожидал, что увидит человека в инвалидной коляске или на протезах, но ни в коем случае не калеку па самодельной тележке.

Калека приоткрыл дверь, а сам отъехал назад, оттолкнувшись костяшками пальцев от пола. Из-под челки черных волос, космами спускавшихся до плеч, сверкали темные глаза, черная борода свисала на грудь. Он неотступно следил за Мартином.

– Дима, это друг. Бенджамин Мартин. Он американец.

– Американец?

Когда Дмитрий наконец понял, кто перед ним, он рассмеялся. Смеялся он густым басом солиста из русского церковного хора.

– Никогда в жизни не встречал американца. Я уж было подумал, что это опять кагэбэшники. Входите.

Мартин и Аля, оба, замерли на месте как вкопанные.

– «Опять кагэбэшники»? Что ты имеешь в виду?

– Они тут кругом вертелись целыми неделями. Это все из-за моего письма. Входите, что вы там встали!

Мощный толчок костяшками пальцев – и он покатился по полу на грохочущей тележке.

– О каком письме ты говоришь? – спросила Алина. Они прошли за Дмитрием мимо открытой двери тесной кухни, некогда окрашенной белой краской, а теперь ставшей серой – хотя, может быть, такой она показалась из-за тусклого вечернего света, еле пробивавшегося сквозь немытое окно.

В комнате, куда они вошли, стояли кушетка, низенький обеденный стол – не выше журнального столика – и такой же невысокий мольберт с незаконченным женским портретом, написанным маслом. Мольберт передвигался на колесиках, Дмитрий повернул его холстом к стене.

– А вы ничего не знаете о моем письме? Благодаря ему я обзавелся кучей компаньонов, не отходящих от меня по двадцать четыре часа в сутки. Даже когда я сижу в уборной, кагэбэшники крутятся кругом и заглядывают мне в задницу.

– Что за письмо, Дима? – переспросила Алина в нетерпении.

– Я написал письмо, требуя прав для лиц с физическими недостатками. Его подписали семеро таких же, вроде меня. Оно было опубликовано в «Известиях». Не приходилось читать? С тех пор меня не покидают компаньоны.

– Присаживайтесь, пожалуйста, – он показал на кушетку. – Может, чайку?

– Дай я приготовлю, – предложила Алина.

– Думаешь, я не способен заварить чай у себя дома? Садись.

Одним сильным толчком он подъехал к двери, ухватился рукой за косяк, выехал в прихожую и быстро покатил вперед, отталкиваясь от пола. Подшипники прогрохотали по деревянному полу, их звук стал глуше, как только Дмитрий въехал на линолеум кухни. Мартину захотелось заглянуть туда и посмотреть, как Дмитрий дотягивается до кухонных шкафов и раковины, но не решился так явно проявить свое любопытство. Послышался голос Дмитрия:

– А мне не так уж плохо! Поскольку у меня нет ни работы, ни семьи, у них нет и никакой зацепки и, чтобы надавить на меня. Другим приходится хуже! КГБ может дотянуться до их родных: нажать, к примеру, на их начальство и поинтересоваться, а почему это у них работают люди, у которых родственнички неверно понимают материнскую заботу Родины и требуют себе всякие там инвалидные коляски или права без очереди садиться в автобус.

Дмитрий вернулся в комнату.

– Не пройдет и минуты, и вода закипит. Ну так, значит, вы американец? – спросил он и протянул Мартину руку. Но вдруг, увидев забинтованную правую ладонь Мартина, слабо улыбнулся: