Наверное, нужно еще раз акцентировать внимание на том, что и время (о чем уже упоминалось выше), и энергия, в отличие от информации, — величины векторные, направленные, неизотропные. Поэтому в рамках соответствующих концепций принцип симметрии применительно к деньгам вообще не мог быть поставлен — вернее, он ставился в рамках изначальной асимметрии, то есть ограниченно и однобоко.

Зато в рамках информационной концепции феномена денег подобная заданность уже не существует. Точно так же, как очевидное и достигшее критической черты "опрокидывание" массы денег в будущее с созданием фиктивной стоимости выглядит уже не настолько чудовищным, а главное — неизбежным следствием развития человеческой цивилизации.

Уже с этой позиции становятся чётко видны контуры противоположного и симметричного феномену денег феномена антиденег — меры не столько увеличения стоимости, сколько уменьшения энтропии; феномена, отдельные (и неузнаваемые из-за искажения) черты которого проступают уже в такой простейшей и распространенной финансовой практике, как авансовые платежи.

Но еще интереснее, чем это обстоятельство, становится органическая концепция стоимости, включающая в себя как феномен денег, так и феномен антиденег.

Если обычные деньги на протяжении всей человеческой истории выступали и выступают как феномен своеобразной искусственной жизни, противостоящей жизни человека и поглощающей её, то антиденьги предстоит не столько как можно больше зарабатывать, сколько как можно правильнее и жизненнее тратить. Они должны быть по природе своей синергичны, а не антэргичны, реально выполнять роль не ограничителя, а стимулятора жизнедеятельности человека. С появлением и государственной институцией антиденег у любой человеческой общности, использующей этот феномен, появится как бы вторая, ныне отсутствующая, рука. Не думаю, что это кому-либо повредит.

ОТ РЕДАКЦИИ.

"Эта идея недостаточно сумасшедшая для того, чтобы оказаться верной", — примерно такую мысль приписывают Нильсу Бору, одному из "отцов" современной физики. Способность вырваться за пределы очевидного — одна из самых важных и загадочных способностей человека. Её обладателей трудно назвать счастливыми — их почти всегда считали ненормальными, сумасшедшими и тому подобное. Но даже если их идеи не могли воплотиться в жизнь — они давали толчок поискам и величайшим открытиям завтрашнего дня.

Поэтому мы надеемся, что новая колонка нашей газеты станет не просто своеобразным архивом "сумасшедших", "бредовых" идей, но и одним из необходимых элементов Развития нашей страны.

Тит КУЛЬТУРА ПОЛТОРА

С легкой руки незабвенного культуролога Владимира Паперного принято делить советское искусство на "Культуру Один" и "Культуру Два", имея в виду соответственно период революционного конструктивизма и неожиданно пришедшую ему на смену эпоху "магического сталинизма".

Выставка "Борьба за знамя. Советское искусство между Троцким и Сталиным. 1926-1936" демонстрирует, таким образом, результаты перехода культуры из одного агрегатного состояния в другое. По мнению создателя экспозиции искусствоведа Екатерины Деготь, между культурами "первой" и "второй" промежуток был большой. И кристаллизация принципов социалистического реализма шла не так стремительно, как считает Паперный.

Деготь полагает, что речь идет о целом десятилетии, отмеченном так называемым "левым зигзагом" в политике Сталина, когда им на вооружение были взяты идеи и принципы, выработанные в левой, вполне себе троцкистской среде.

Данная концепция представляется мне довольно надуманной и даже наивной. Что вовсе не отменяет особую ценность и высокое качество данной экспозиции.

Похоже, что выставка "Борьба за знамя" наилучшим образом иллюстрирует те особые, зыбкие и краткие отрезки социальной истории, когда становление Нового еще не закончено. Миф пока не родился, образ не отлился в бетоне, чугуне или бронзе. Но чреватая новыми смыслами культура уже терзается в родовых схватках, и вот-вот случится главное…

Скромное обаяние маргинальности, трогательное очарование и странность любых переходных форм — не могут не тронуть зрителя. В русских сказках мужик, сделав кувырок через голову, превращается в медведя. В процессе сказочного кульбита наверняка был миг, когда мужик, уже перестав быть самим собой, еще не превратился в медведя. Но возникло ли при этом нечто совершенно оригинальное, вот вопрос?

Время перехода от конструктивизма к имперскому стилю даёт массу примеров синкретической архитектуры. Конкурс проектов Дворца Советов представляет собой занятный парад подобных химер. В станковой живописи шли схожие процессы, что прекрасно видно на примере работ, выставленных в Новом Манеже.

Обилие вполне забытых или вообще неизвестных имен сполна компенсируется наличием множества работ знаменитых советских художников. Столь несхожие между собой Владимир Лебедев, Юрий Пименов, Эль Лисицкий, Павел Кузнецов, Александр Дейнека, Исаак Бродский живут пока еще в одном времени, дышат разреженным воздухом одной общей эпохи — в рамках "культуры полтора".

Да, то было время, когда машинные боги молодой красной цивилизации еще не уступили пьедестал обнаженным физкультурницам, за которыми, в свою очередь, явились в позументах увенчанные лаврами и дубовыми листьями герои и триумфаторы Великой войны…

Подкупает аккуратный и внимательный подход, проявленный организаторами выставки в деле оформления и выстраивания экспозиции. Каждая работа снабжена аннотацией с краткой биографией художника. По мне эти любовно, иногда с трудом собранные сведения, — и есть самое важное и интересное на выставке. Жизни художников, драма их судеб в аэродинамической трубе страшного века — вот главные, на мой взгляд, уроки для ценителей живописи и историков культуры.

Короткие и длинные жизни, слава и забвение, опала или признанность властью, коллизии времени, культурная и политическая жизнь страны — всё в этих строчках. Один умер в блокадном Ленинграде, другой исключен из Союза художников за формализм, но, дожив до глубокой старости, был восстановлен в профессиональных правах и посвятил остаток дней любимому делу.

Вот уроженец города Бремена, мастер модерна и теоретик новой архитектуры, поклонник Коминтерна, поселившейся в 20-е годы в Москве. Умер в ссылке в Казахстане в 1942 году, куда был сослан за свое немецкое происхождение.

Или вот борец за пролетарское искусство, еврей, известный своими обвинениями в адрес художников другого направления. Он называл их искусство не только буржуазным, но заведомо антисемитским и фашистским. В конце 30-х расстрелян, захоронен на Бутовском полигоне.

Есть здесь авторы, о которых почти ничего неизвестно, и скупые сведения в аннотации приглашают зрителя внимательней приглядеться к самому полотну — этой единственной визитной карточке канувшего в неизвестность мастера.

Эпоха слома культур, помимо дрожания зыбких переходных форм может открывать дорогу, давать пространство асимметричным, альтернативным тенденциям, спрятанным в недрах индивидуального сознания или социума.

В целом можно сказать: экскурс в таинственное десятилетие удался. Сети, закинутые в прошлое, на этот раз принесли богатый улов.