Толпа его передала властям,
И так досталось ребрам и костям
Под пыткою, что пред судьбой смирился
Возница и в убийстве повинился.
Тут и хозяин скрыть не смог вины,
И были оба смертью казнены.
И так всегда. Ведь рано или поздно
Убийц господень суд настигнет грозный,
Хотя б они и год и два таились
И от суда людского хоронились.
Отсюда видите, сколь сны зловещи.
Еще читал я, помню, в той же вещи,
Немного ниже приведенных строк
(А если лгу, меня накажет бог),
О двух друзьях, которые собрались
Плыть за море и вместе задержались
В порту одном, пережидая, чтоб
Не дул им ветер неустанный в лоб.
И к вечеру погода изменилась,
И ветер стих, и море усмирилось,
И, радуясь, легли они в кровать,
Решив с рассветом путь свой продолжать.
Но одному приснился сон чудесный:
Во сне явился отрок неизвестный,
Который не велел ему спешить.
«А если вздумаешь ты завтра плыть,
Потонешь, говорит, и весь тут сказ».
Но друг, услышав странный сей наказ,
В ответ на просьбу отложить отплытье,
Смеяться стал, что, мол, приятель – нытик,
О вещих снах плетет какой-то вздор:
«Не стыдно ли тебе? Какой позор!
Чтоб изменил в делах своих решенье
Из-за какого-то я сновиденья!
Бывает, совы снятся, обезьяны,
И нечисть всякая, и смерть, и раны,
И что тебя убили или судят,
Чего и не было, да и не будет.
Все эти сны – иль вымысел, иль бред,
В них правды истинной ни капли нет.
Но ты, я вижу, до смерти напуган,
И, позабыв про дело и про друга,
Здесь в праздности решил ты пребывать.
Мне остается только пожелать,
Чтоб ты одумался не слишком поздно».
И разошлись друзей дороги розно.
И в то же утро смелый друг отплыл,
Но далеко еще от цели был,
Когда, не знаю, по какой причине,
Дал течь корабль, сломался посредине,
И на глазах у прочих кораблей
Разверзлось море, поглотив людей.
Краса Пертелот, дражайшая супруга,
Пускай пример насмешливого друга
Тебе покажет, что нельзя шутить
Над снами вещими и говорить
Так опрометчиво о предсказаньях.
Совсем недавно я прочел в деяньях
Блаженного Кенельма [143] (он был сын
Кенульфа-короля) про сон один.
Наследовав отцу, младенец кроткий,
Он, перед тем как был зарезан теткой,
Свое убийство увидал во сне.
А были с ним лишь нянюшки одне.
Кормилица дитя остерегала.
Но что мог сделать несмышленыш малый?
Был от роду всего семи он лет,
И не помог кормилицы совет.
Я отдал бы последнюю рубашку,
Лишь бы прочли вы про дитя-бедняжку.
Иль вот Макробиев «Сон Сципиона», [144]
Он говорит: у снов свои законы.
Они предвестие того, что будет
И пусть неверы вкривь о них не судят.
Вот хоть бы Ветхий посмотреть завет.
Что Даниил? Он верил снам иль нет?
Иль вот Иосиф? Словом, часто сны -
Хоть не всегда – значения полны.
Король египетский, сэр фараон,
Он хорошо узнал, что значит сон;
И хлебодар и виночерпий тоже
С владыкой в этом были очень схожи.
И кто анналы древних разберет,
О снах свидетельств много в них найдет.
Вот, например, король лидийский Крез [145]
Во сне увидел, что на ветку влез.
И сон был в руку: верно – был повешен.
Иной раз сон гласит: не будь поспешен.
Вот Андромаха – Гектора жена,
В ночь перед боем видела она,
Что жизни Гектор поутру лишится,
Когда с Ахиллом бой вести решится,
И осторожней быть его молила.
Упрямого исправит лишь могила:
И Гектор в битву тотчас же вступил,
И зарубил мечом его Ахилл.
Ночь напролет рассказывать про это -
И то всего не скажешь до рассвета.
Итак, кончаю. Вывод мой таков:
Нам ждать беды от этих вещих снов.
А про слабительные знаю только,
Что не помогут против снов нисколько -
Ведь яд они, и злейшему врагу
Их не дал бы; терпеть их не могу.
Об этом хватит, есть приятней темы.
Хоть в радости мы слишком часто немы,
Но ваше лишь увижу я лицо,
Вокруг очей багряное кольцо,
Пою ниспосланную богом милость
И забываю страхи, хворь и хилость.
Ведь так же верно, как «In principio»
Mulier est hominis confusio, [146]
А это означает по-латыни,
Что женщина – небесный дар мужчине.
Когда же ночью мягкий ваш пушок
Зазябнувший мне согревает бок,
Любимая, мне, право, очень жалко,
Что наш насест коротенькая палка,
Что не могу вас ночью потоптать:
Ведь в жердочку одну у нас кровать;
Вас так люблю и вами так горжусь,
Что снов и знамений я не боюсь».
Тут соскочил петух с своей насести,
И все супруги с ним спорхнули вместе,
Их, чтоб не разбредались далеко,
Он начал звать хрипучим ко-ко-ко…
Он выступал с осанкой горделивой,
Звал Пертелот к себе нетерпеливо,
И в шею ласково ее клевал,
И раз до двадцати пяти топтал.
Топорщил гриву, что свирепый лес,
И кукарекал, надрывая зев.
И, пыжась, он ходил лишь на когтях,
Чтоб пяток не коснулись грязь и прах.
И кокококал он, найдя зерно,
И доставалось Пертелот оно,
Хоть все супруги тотчас отзывались
И опрометью на призыв бросались.
Так он ходил, как царь в своей палате.
На этот раз о нем, пожалуй, хватит.
Поздней я расскажу, что с ним стряслось.
Со дней, когда творенье началось
(Что было в марте), тридцать дней прошло,
И майских два вдобавок, и взошло
На сорок с лишним градусов светило,
И во всю мочь в глаза оно светило,
Когда петух в кругу прекрасных жен
Шел по двору, гордыней упоен.
Но вот на солнце зоркий глаз скосил он,
И во весь голос миру возгласил он
(Не разумом то ведал, а чутьем),
Что солнце в градусе двадцать втором
Созвездия Тельца и значит это,
Что скоро девять и обедня спета:
«Мадам Пертлот, звезда моих очей!
И птицы нынче нам поют звончей,
И травы мягче, и цветы душистей,
И сам я веселей и голосистей».
Но тут пришла, как водится, беда -
Она за радостью бредет всегда,
А радость, всякий знает, мимолетна,
Будь летописец я, о том охотно
Подробнее я вам бы рассказал
И все как следует растолковал.
Скажу я тем, не верит кто поэтам,
Что поручусь: во всем рассказе этом
Ни слова лжи вы так же не найдете,
Как и в истории о Ланселоте [147] -
Излюбленной истории всех дам.
Но к были не пора ль вернуться нам?
Жил красно-бурый лис, злой и лукавый,
В овраге за болотистой дубравой.
И, верно, бог терпел его грехам:
Уже три года он скрывался там.
А в эту ночь он подкопал забор
И незаметно пробрался во двор,
Где Шантиклэр, петух наш знаменитый,
Разгуливал со всей пернатой свитой.
В траве густой залег в засаду лис
И ждал; когда ж хозяйки собрались
Коров доить, пополз он к Шантиклэру:
Усвоил он злодейскую манеру
Тех душегубцев, что исподтишка
Разить стремятся. И, увы, тяжка
Судьба твоя, о Шантиклэр несчастный!
Зачем спорхнул ты в этот двор опасный
Иуда новый! Новый Ганелон
И погубитель Трои, грек Синон! [148]
Ты всех коварней лис и всех хитрее.
Но, Шантиклэр, ты о его затее
Предупрежден был тем зловещим сном.
И до сих пор не кончен спор о том:
Все ль предопределил господь от века
143
Блаженный Кенельм. – Сын мерсийского короля, в 819 г. до н. э., семи лет от роду, он наследовал отцу, но был убит своим воспитателем по наущению тетки.
144
Макробий (ок. 400 г.) переиздавал и комментировал Цицеронов «Сон Сципиона».
145
Король лидийский Крез – пародийный вариант «трагедии» о Крезе (см. рассказ монаха, с. 220).
146
От женщины соблазн мужчине (лат.).
147
Ланселот. – Известнейший из рыцарей Круглого стола, любовник королевы Джиневры.
148
Грек Синон убедил троянцев перетащить деревянного коня в город («Энеида», II, 259).