Как мало кто похожи друг на друга.
Король невольно начал размышлять.
«У них одно лицо и та же стать.
Возможно ли?» В сомнениях без края
Тотчас из-за стола он встал, вздыхая.
«Клянусь творцом, – он думал, – это бред.
Ведь если дело обсудить в покое,
Уже давно в живых Констанцы нет».
Но через миг он думать стал иное:
«Что, ежели Христос рукой святою
Послал ко мне Констанцу и сейчас,
Как он послал ее к нам в первый раз?»
Чтоб посмотреть, что дальше будет, Аллу
Сенатор пригласил к себе домой
И, пир ему устроив небывалый,
Констанцу попросил войти в покой.
Ах, танцевать охоты никакой
Не вызвало в ней это приглашенье!
Она едва стояла от волненья.
Жену увидев, Алла перед ней
Склонился низко. В этой юной даме
Не мог он не признать жены своей
И залился горючими слезами.
Констанца же стояла, словно камень:
Ей причиненного супругом зла
Она забыть доселе не могла.
Теряла дважды бедная сознанье,
А он доказывал, что нет причин
Его винить за все ее страданья.
«Тому свидетель весь небесный чин!
Я так же чист пред вами, как мой сын
Маврикий, столь на вас лицом похожий.
Коль я солгал, срази меня, о боже».
И долго лился горьких слез поток,
Но души их спокойнее не стали.
Никто без жалости глядеть не мог,
Как муки их от плача возрастали.
Но я устал о горе и печали
Повествовать. Скажу лишь в двух словах:
Заря застала их еще в слезах.
Но наконец, когда ей стало ясно,
Что Алла перед ней не виноват,
Сменил стенанья поцелуй согласный
И повторенный сотни раз подряд.
Блаженством большим только райский сад
Их мог бы наделить. Счастливей пары
Не видел, не увидит мир наш старый.
Констанца попросила, чтоб супруг,
Вновь ею обретенный, в облегченье
Ее столь долгих и жестоких мук
Не отказал ей ныне в одолженье:
Чтоб от ее отца соизволенье
Пожаловать к обеду получил,
Ни слова чтоб о ней не проронил.
Передают, что к римскому владыке
Был послан с пригласительным письмом
Не кто иной, как маленький Маврикий;
Но я, признаться, сомневаюсь в том:
Ведь Алла вовсе не был простаком
И знал, что это было б неприлично.
Он, верно, с мальчиком явился лично.
Свое согласье император дал.
На мальчика при этом, вероятно,
Упорный взор не раз он устремлял
И думал о Констанце безвозвратной.
Король же поспешил к себе обратно,
Чтоб подготовить праздничный обед,
Принять достойно христианства цвет.
Назавтра Алла в пышном одеянье
Навстречу императору верхом,
Исполнен радостного ликованья,
С женой своей отправился вдвоем.
Отца увидев, перед ним ничком
Упала дочь. «Отец, – она вскричала, -
Констанцу, верно, помните вы мало.
Я – ваша дочь Констанца. Верьте мне:
Я – та, что вы когда-то в край неверный
Послали, та, что по морской волне
В ладье носилась, мучась беспримерно.
Теперь ко мне вы будьте милосердны,
К язычникам не посылайте вновь.
Вот мой супруг, – он заслужил любовь».
Кто в мире радость описать сумеет,
Которой предались они втроем?
Я мой рассказ кончаю, – вечереет,
И на ночлег уж скоро мы придем.
Веселую беседу за столом
Они всю ночь вели, не уставая,
В блаженстве этом их я оставляю.
Маврикий после папой на престол
Был возведен, и в нем оплот великий
Себе весь христианский мир нашел.
Но от рассказа в стороне Маврикий.
Прочесть о жизни этого владыки
В «Деяньях римских» [117] может всяк из вас.
Я посвятил Констанце свой рассказ.
Король страны Нортумберландской вскоре
С возлюбленной супругою святой
В Британию вернулся через море,
Где ждали их довольство и покой.
Но скоро счастье их затмилось мглой.
Царит над нами рок бесчеловечный, -
Все радости земные быстротечны.
Увы, прожить сумел ли кто-нибудь
Хоть день один, не омраченный тенью,
Не злобясь, не завидуя ничуть,
Не поддаваясь чувству раздраженья?
Я привожу вам это изреченье,
Чтобы сказать, что мрак чрез краткий срок
На счастье Аллы и Констанцы лег.
Еще не больше года миновало,
А смерть уже безжалостной рукой
Навеки вырвала из жизни Аллу.
Господь его на небе упокой!
Он горячо оплакан был женой;
Констанца же – мы тут рассказ кончаем -
Вернулась в Рим, с чужим простившись краем.
Родных и близких всех она нашла
Во здравии, и после всех мучений
Под отчим кровом отдохнуть смогла
От истомивших душу приключений.
Перед отцом упавши на колени,
Она – рыдая, но душой светла -
Христу хвалу стократно воздала.
Семьею набожной и богу милой
Все вместе прожили остаток дней,
Покуда смерть их всех не разлучила.
Тут окончанье повести моей.
Исус Христос, что в благости своей
Сменяет людям радостью мученья,
Да не оставит вас без попеченья.
Пролог Шкипера
![Кентерберийские рассказы pic_8.jpg](https://litlife.club/books/89251/read/images/pic_8.jpg)
Хозяин наш на стременах привстал.
«Мы слышали, друзья, – он нам сказал, -
Рассказ, который всем на пользу будет.
Клянусь Христовым телом, не убудет
Почтенья нашего к вам, сэр священник,
Коль, слова данного послушный пленник,
Вы мудростью поделитеся с нами:
Ведь, вот вам крест, невежды мы пред вами».
Ему священник: «Друг мой, мир с тобой,
Но отучись ты речь мешать с божбой».
Тогда хозяин: «Ба, все жив курилка!
Не почата еще твоя бутылка,
И присказку лишь начал ты свою.
По запаху лолларда узнаю. [118]
И кажется, клянусь крестом господним,
Про адские мученья в преисподней
Сейчас мы проповедь твою услышим.
Лолларду слово, вы ж, о други, тише».
Клянусь отцовым прахом, пусть молчит, -
Вскричал моряк, – и воду не мутит.
Он проповедник! Ну и что ж такого?
Чтобы вещал лоллард господне слово,
Да это значит поле засорять.
Нет, дай-ка мне, хозяин, рассказать.
Так протрезвонит вам моя особа,
Что не забудете того до гроба.
Ни капли вашей мудрости змеиной
И философии и медицины
В моем еще не застревало ухе -
Ни зернышка латыни нету в брюхе».
117
«Деянья римские» – «Gesta romanorum». Сборник на латинском языке, составленный в конце XIII или начале XIV в. неизвестным автором. Задуман как материал для проповедника и носит наставительный характер. Сборник послужил источником для многих писателей, в нем в зачаточной форме можно найти тему рассказа Чосерова юриста, мотивы Шекспирова «Лира», «Фридолина» Шиллера и т. п.
118
Лолларды – последователи Уиклифа, известные своей строгостью в жизни и в речи.