«Я драться первый не начну, — успокоил он себя.— Я просто скажу этому стрелку: «Что ты за человек такой? Что я тебе сделал плохого?»

Владик свернул зонт, поправил очки и шагнул из переулка на заросшую сурепкой площадь. Двое мальчишек мчались к нему. Они оказались маленькими — класса из второго. Это добавило Владику храбрости. А мальчишкам—наоборот. Но они разогнались и остановиться сразу не могли.

Один — белобрысый, тощенький и ловкий — вильнул в сторону и сразу умчался в переулок. Второй — тот, что с рогаткой, — оказался не таким юрким. Он был в длинных, похожих на мешок с лямками штанах и путался в них на бегу. Он почти налетел на Владика, и тот ухватил его за лямку. Притянул к себе, потом отодвинул на расстояние прямой руки. И, не отпуская, сказал:

— Пострелял? Или еще будешь?

Мальчишка был курчавый, темно-рыжий и большеухий. Он смотрел испуганно и сумрачно.

— Ну чё… пусти, — хныкнул он.

— Дай сюда рогатку, — сурово сказал Владик.

— Ну чё…

— Кому говорят!

Рыжий стрелок бросил рогатку Владику на сандалии. Тот наступил на нее. Полюбовался насупленным пленником и неторопливо начал:

— А теперь скажи…

Глаза у мальчишки вдруг изменились. Они стали радостными. И смотрели мимо Владика. Владик оглянулся.

В двух шагах ухмылялся второй мальчишка — тот самый белобрысый беглец. А рядом с ним стояла девчонка ростом с Владика. Хмурая и решительная. С короткими темными волосами и цыганистыми глазами. Ветер трепал на ней бело-синий клетчатый сарафанчик, подпоясанный флотским ремнем. Ремень висел на девчонке косо, по-ковбойски. На нем болталась обшарпанная пистолетная кобура без крышки. Из кобуры торчала рогатка.

Девчонка расставила крепкие коричневые ноги и сказала Владику:

— А ну, отпусти ребенка.

Владик отпустил. Дело принимало нехороший оборот.

— Чего привязался к маленькому? — поинтересовалась девчонка и наклонила к плечу голову.

— Я привязался?! — воскликнул Владик и удивился, какой тонкий у него голос. — Он же сам первый! Кто его просил стрелять?

— А зачем летел? — дерзко отозвался рыжий стрелок.

— Как это летел? — строго спросила девчонка.

— Очень просто: зонтик раскрыл и летит! Да еще ногами болтает!

— Я тебе мешал, да? — сказал Владик. — Летел, никого не задевал.

— Нечего летать над нашей улицей, — сказала девчонка.— Если каждый будет здесь летать, тогда что?

— Над вашей! — возмутился Владик. — Вы ее купили, да?

— Он летел и все высматривал, — подал голос белобрысый. — Ника, он шпион.

— Дурак ты, — сказал Владик. Девчонка Ника прищурилась.

— Ты поругайся, поругайся еще при детях… Матвейка, возьми.

Она зачем-то сняла ремень с кобурой и протянула белобрысому. А Владику сказала:

— Зонтик-то отдай вон ему, — и показала на стрелка.

— Зачем это? — опасливо спросил Владик.

— А ты что, зонтиком драться будешь?

— Я с тобой драться вообще не буду, — торопливо сказал Владик. — Не хватало еще… С девчонкой.

Ника опять прищурилась.

— А девчонки кто? Не люди?

— С вами драться — никакой пользы, — хмуро объяснил Владик. — Если такую, как ты, отлупишь немного, все кричат: ах, девочку обижает! А если от девчонки случайно синяк заработаешь, сразу: ха-ха-ха, его девочка отлупила!

— Меня ты не отлупишь, — деловито разъяснила Ника.— А про синяки можешь рассказать, что геройски дрался с кучей хулиганов. Их у тебя много будет, синяков-то… Костя, возьми у мальчика зонтик. Да не сломай, чужая вещь…

Владик ощутил в суставах противную слабость и почти без сопротивления отдал зонт рыжему Косте. Но Нике жидким голосом сказал:

— Ненормальная. Не буду я драться.

— Куда ты денешься? Сними очки.

— Зачем?

— Я же тебе их раскокаю! Владик слегка разозлился:

— Какая храбрая! Без очков я тебя и не увижу!

— А! Ну ладно. Я тебя по ним стукать не буду.

С этими словами Ника коротко, размахнулась и крепко тюкнула Владика острым кулачком в грудь.

В кармане что-то хрустнуло. В кожу на груди впились иголки.

Владик вскрикнул, зажал карман ладонью и, роняя слезы, кинулся в переулок.

Скорее, скорее!

Дурацкие запутанные улицы, не поймешь, куда бежать!

А, вот знакомая лестница!

Иголки колют не только грудь, но и бока. Это от быстрого бега, от скорости, при которой трудно дышать…

Еще поворот — и Таганрогская улица. Узкая, старая, с потрескавшимися плитами тротуаров. Сандалии по ним лупят, как пулемет!

Наконец дверь под вывеской «Стеклодувная мастерская № 2». Ступеньки в полуподвал. Растрепанный мастер с клочками волос на висках и вороньим носом сердито встает из-за стола со склянками.

Воздуха уже совсем нет, сердце прыгает где-то в горле, и нельзя ни дохнуть, ни крикнуть. Можно только сипло выдавить:

— Тилька разбился.

Стекольный мастер ухватил Владика за воротник и молча повел к столу. Включил на столе яркую лампу. Взял длинный пинцет и начал доставать из Владькиного кармана стеклянные крошки. Он складывал их в белое фаянсовое блюдце. Потом он расстегнул на Владике рубашку и тем же пинцетом вынул из порезов мелкие осколки — те, что прошли сквозь ткань и воткнулись в кожу. Порезы мастер смазал ваткой, смоченной в какой-то бесцветной жидкости. Сильно защипало.

— Уй-я…— тихонько сказал Владик.

— Нет, вы его послушайте!— тонким голосом закричал мастер. — Он говорит «уй-я»! Это я должен говорить «уй-я», когда я вижу, какие мелкие осколки приносят мне вместо стеклянного мальчика!

Он взял пинцетом осколок покрупнее, а остальные стряхнул с блюдца в мусорное ведро.

— Ой, что вы наделали! — крикнул Владик.

— Может быть, молодой человек объяснит мне, что именно я наделал? — ядовито отозвался мастер.

— Как же вы его почините?

— Это надо слышать, что он говорит! «Почините»! Как будто здесь есть что чинить!

Владик всхлипнул.

— Перестань хныкать, или я превращу тебя в бутылку для уксуса, — хмуро сказал мастер. Он сел и придвинул к себе старенький микроскоп, стоявший среди склянок и стеклянных кубиков. Положил осколок под объектив. По-петушиному наклонил голову и левым глазом глянул в микроскоп. А правым на Владика. И сказал: