Однажды вечером, улучив минуту, когда никто не мог нас слышать, почтенная Ортис шепнула мне, что если я обязуюсь быть благоразумным и не болтать, то могу прийти к полуночи в сад, где мне сообщат нечто для меня небезынтересное. Пожав руку дуэнье, я ответствовал, что не премину туда явиться, после чего мы быстро расстались из опасения быть застигнутыми врасплох. Я уже больше не сомневался в нежных чувствах, внушенных мною дочери дона Висенте, и ощущал при этом такую радость, что мне стоило большого труда сдержаться. Боже, как тянулось для меня время начиная с этого момента и до ужина, — хотя ужинали там очень рано, — а затем — от ужина и до часа, когда мой барин ложился в постель! Мне казалось, что в этот вечер все в нашем доме производилось с невероятной медлительностью. В довершение всех неприятностей дон Висенте, удалившись к себе, не пожелал предаться сну, а принялся пересказывать свои португальские камлании, которыми не раз уже мозолил мне уши. Но к этому вечеру он приберег для меня нечто такое, чего обычно не делал, а именно он перечислил по именам всех офицеров, отличившихся в его время, и даже описал их подвиги. Сколько я выстрадал, пока он не угомонился! Но в конце концов он все же прекратил свою болтовню и заснул. Тогда я тотчас же удалился в комнатушку, где помещалась моя постель и откуда можно было спуститься в сад по потайной лестнице. Умастив тело притиранием, я надел белую сорочку, которую предварительно надушил и, убедившись, что принял все меры к тому, чтоб польстить чувству своей госпожи, направился к месту свидания.

Однако Ортис там не оказалось. Я решил, что, соскучившись ожидая, она вернулась в дом и что час пастушка миновал. Но пока я винил во всем дона Висенте и проклинал его походы, часы пробили десять. Мне показалось, что они идут неверно и что должно быть, по меньшей мере, около часу. Между тем я основательно ошибался, так как добрых четверть часа спустя я снова сосчитал десять ударов на других часах.

«Ну что ж, — сказал я, обращаясь сам к себе, — придется проторчать здесь еще целых два часа. Нельзя пожаловаться на то, что я не исправен. Но куда деться до полуночи? Побродим по этому саду и подумаем о роли, которую мне предстоит играть: ведь она для меня внове. Я еще не привык к причудам благородных сеньор и умею ухаживать только за гризетками да актерками, с которыми следует обходиться фамильярно и без церемоний ускорять развязку. Но со знатными особами необходимо другое обхождение. Поклонник, как мне представляется, должен быть вежлив, любезен, нежен и почтителен, не будучи при этом застенчив; вместо того чтобы страстными порывами торопить счастье, ему надлежит выжидать минуту слабости».

Вот каковы были мои рассуждения, и я твердо решил держаться этого поведения с Ауророй. Мне уже мерещилось, что спустя короткое время я буду иметь счастье лежать у ног этой любезной дамы и шептать ей тысячи нежностей. Я даже восстанавливал в памяти те пассажи из театральных пьес, которые могли пригодиться при нашем свидании и послужить мне к чести. Рассчитывая применить их вовремя, я надеялся, по примеру нескольких знакомых актеров, прослыть за человека, обладающего умом, хотя обладал только памятью. Занятый всеми этими мыслями, которые смягчали муки моего нетерпения с большей приятностью, нежели военные рассказы дона Висенте, я услыхал, как пробило одиннадцать.

«Вот и прекрасно, — сказал я, — мне остается ждать не более шестидесяти минут; вооружимся терпением».

Я приободрился и, снова погрузившись в мечты, продолжал свою прогулку, иногда присаживаясь в зеленой беседке, находившейся в конце сада. Наконец, наступил долгожданный миг: часы пробили двенадцать. Несколько мгновений спустя появилась Ортис, столь же пунктуальная, но менее нетерпеливая, чем я.

— Давно ли вы здесь, сеньор Жиль Блас? — спросила она, подойдя ко мне.

— Два часа, — отвечал я.

— Неужели? — воскликнула она, разражаясь смехом по моему адресу. — Вы необычайно исправны: сплошное удовольствие назначать вам ночные свидания. Правда, — продолжала она уже серьезным тоном, — счастье, которое я вам возвещу, стоит больше, чем вы в состоянии за него заплатить. Моя госпожа хочет побеседовать с вами наедине и приказала мне проводить вас на свою половину, где она вас ожидает. Это все, что я вам скажу; остальное — тайна, которую вы узнаете из ее собственных уст. Следуйте за мной: я вас поведу.

С этими словами дуэнья взяла меня за руку и, отперев маленькую дверцу, от которой у нее был ключ, впустила с большой таинственностью в покои своей госпожи.

А урора приняла меня в пеньюаре, что доставило мне немалое удовольствие. Я поклонился ей весьма почтительно и со всей любезностью, на какую был способен. Она встретила меня с веселой улыбкой, усадила, против моей воли, рядом с собой и совершенно очаровала тем, что велела своей посланнице перейти в другую горницу и оставить нас одних. После этого она сказала, обращаясь ко мне:

— Жиль Блас, вы, вероятно, заметили, что я смотрю на вас благосклонно и отличаю от прочих слуг моего отца; но если б даже мои взгляды не убедили вас в том, что я питаю к вам некоторое расположение, то поступок, совершенный мною сегодня ночью, не позволяет вам больше сомневаться в этом.

Я не дал ей продолжать. Как светский человек, я считал себя обязанным избавить ее стыдливость от более откровенного признания. Я порывисто вскочил и, бросившись к ее ногам, подобно театральному герою, становящемуся на колени перед своей принцессой, воскликнул с пафосом декламатора:

— Ах, сударыня! Не ослышался ли я? Ко мне ли обращены эти речи? Возможно ли, чтоб Жиль Блас, который до сей поры был игрушкой Фортуны и пасынком природы, удостоился счастья внушить вам чувства…

— Не говорите так громко, — смеясь остановила меня Аурора, — вы разбудите служанок, которые спят в соседней комнате. Встаньте, садитесь на ваше место и выслушайте меня не прерывая. Да, Жиль Блас, — продолжала она, вновь становясь серьезной, — я желаю вам добра и, чтоб доказать, что вы пользуетесь моим уважением, я поведаю вам секрет, от которого зависит спокойствие моей жизни. Я люблю одного молодого кавалера, красивого, статного и принадлежащего к знатному роду. Его зовут Луис Пачеко. Я иногда встречаю его на прогулках и спектаклях, но ни разу с ним не говорила и даже не ведаю, какой у него характер и нет ли у него каких-либо недостатков. Вот об этом я и хотела разузнать. Мне нужен человек, который навел бы тщательные справки об его нравах и сообщил бы мне все в точности. Я выбрала вас предпочтительно перед остальными слугами. Полагаю, что, давая вам это поручение, я ничем не рискую, и надеюсь, что вы исполните его с ловкостью и деликатностью, которые не заставят меня раскаяться в моем доверии к вам.