– Я прошу вас, – голос Бориса чуть дрогнул, видимо ему не часто приходилось просить, – поговорите с Арсением.

– Я? – не смогла я скрыть своего удивления, но вовремя осеклась.

Почему-то этот странный человек считал, что именно я должна пойти к его сыну с мировой, ну хорошо, я попробую.

– Хорошо, я попробую, – повторила я уже вслух. – Но как? Не думаю, что он придет в школу в ближайшие дни.

– Нет, мы сделаем так… – заявил Борис и изложил мне свой план.

К чаю он так и не притронулся.

Борис встретил меня у школы в четыре часа дня и довез почти до нужного дома – остановился чуть раньше, чтобы из окна Арсений случайно не увидел. Он опять всю дорогу молчал, хотя путь тянулся невыносимо долго – пробка на Большом проспекте Петроградской стороны, казалось, никогда не рассосется.

Вообще, думала я, это довольно дурацкая идея – нелюбимая учительница, которая преследует ребенка своим дурацким английским, угрожает оставить на второй год и приглашает в школу отца, должна вызвать подростка на откровенность!

Дверь мне открыла совсем юная барышня – лет пятнадцати, не больше. На девушке были темно-синие джинсы, вышитые причудливыми цветами и украшенные разноцветным бисером, блузка в фольклорном стиле – льняная, тоже с вышитым цветочным орнаментом, огромное количество фенечек. Фенечки были везде – на руках едва ли не до локтя, на шее в виде длинных пестрых ожерелий из бисера и кожи, даже на тонкой щиколотке в разрезе джинсов я заметила изящный бисерный браслетик. Длинные густые темно-русые волосы девушки были распущены и спускались чуть ли не до талии, голову украшал кожаный хайратник.

– Проходите, – девчонка даже не поинтересовалась, что мне, собственно, здесь нужно.

– Извините, барышня, я могу поговорить с Арсением Ровенским?

– С Арсом? Можете, конечно. Только он сейчас за сигаретами выскочил, через пять минут вернется. Да вы проходите!

Вот незадача! То, что Арсений курит, конечно, нехорошо, но сейчас меня больше волновало другое – он мог увидеть отцовский джип. Господи, хоть бы Борис уехал! В противном случае вся наша незамысловатая конспирация полетит в тартарары, и Арсений догадается, что меня привез к нему его отец. И тогда он не захочет со мной разговаривать никогда и ни при каких условиях.

Я в одиночестве сидела на огромной кухне и вдыхала удушающий запах жасминных ароматических палочек. В одной из комнат неровный хор тянул однообразную мантру, вот кто– то прошел в ванную… До меня никому не было никакого дела. Наконец щелкнул дверной замок.

– Арс, тебя кто-то на кухне ждет. Иди, поговори с человеком.

– Лизка, ну на фига! Сказала бы, что меня нет, трудно, что ли! Это же мой папаша! Сейчас начнется!

– Предупреждать надо. Но это точно не папаша, это женщина, молодая и красивая… – девушка понизила голос до шепота.

Я, оказывается, красивая. Какая милая девушка эта Лиза!

Арсений сначала зашел в комнату, где по-прежнему завывал нестройный хор, и застрял там минут на десять. Интересно, он решил помолиться? Отчего ему не любопытно, кто же эта «молодая и красивая» женщина, которая дожидается его уже полчаса? Потом он как бы незаметно проскользнул в ванную, где возился еще минут пять, и наконец решил удостоить меня своим вниманием. Меня настолько утомило ожидание, что я перестала волноваться и думать, что же я скажу парню. Что скажу, то и скажу.

– Здравствуйте, Татьяна Александровна! Вы пришли позаниматься со мной английским? Чрезвычайно благодарен вам за заботу, но, кажется, я вас не просил. Или я запамятовал? Тогда извините. А откуда, если не секрет, вы узнали этот адрес?

Удивительно, однако, разговорчивый мальчик. То от него слова не добьешься, а то болтает без умолку. Но это на самом деле здорово, что Арсений не молчит, – с ним можно разговаривать, и, похоже, в этой квартире парень чувствует себя превосходно.

– Здравствуй, Сеня. Адрес я узнала от своих знакомых – я, знаешь ли, когда в университете училась, у нас многие увлекались сахаджи-йогой.

«Сеню» Арсений проглотил молча и, хлопая ресницами и чуть ссутулясь, ждал продолжения.

Про сахаджи-йогу я узнала у своих бывших однокурсников, точнее, однокурсницы, все у той же Кати Свияжской. Фразу «я был везде, я был со всеми» поэт сказал точно про Катьку. В студенческой юности Катька интересовалась разными модными молодежными направлениями, тусовалась со всеми и везде имела приятелей. Знала она и про флэт сахаджи на Васильевском – он имеет довольно-таки древнее происхождение, его хозяин – олдовый, то есть старый и уважаемый хиппи, который пользуется огромным авторитетом в разнообразных дружественных молодежных компаниях и находится в постоянных разъездах. У себя дома он практически не живет, вот и предоставил квартиру своим юным братьям по разуму – типа жалко, что ли?

– Так вы, может, и Сторожа знаете? – Арсений явно заинтересовался.

Я вспомнила то, что мне объясняла Катерина: Сторож – это хозяин квартиры.

– Лично не знаю. С ним хорошо знакома моя подруга, но ее ты не знаешь.

– А может, знаю. Я всех ребят знаю.

– Слушай, Сеня, она давно живет в Швеции, да и не в ней дело.

– А если не в ней, то зачем вы пришли? – Уф, Арсений явно не заметил моей лжи – хоть и не умею я врать по-человечески!

Если адрес сахаджи я узнала от подружки, что еще можно понять, то от кого я узнала, что Арсений ушел именно к этим йогам? От Бориса, ясное дело. Но для Арсения я вроде как с ним не связана. Ерунда получается…

– А ты сам подумай. Домой тебя никто тянуть не собирается, в школу – тоже, но знать– то о твоих планах нам надо.

Ровенский-младший снова недоуменно захлопал ресницами.

– Отец, значит, не собирается тянуть меня домой? – не в силах сдержать разочарования, протянул он.

Мальчик напомнил мне загнанного волчонка. Бедный ребенок, а ему, конечно же, хотелось, чтобы отец волновался, настаивал на его возвращении, обрывал телефоны и не спал ночами!

– Арсений, понимаешь, твой отец тебя уважает. Он уверен, что ты – взрослый разумный человек, – святая ложь! – и сам знаешь, что тебе нужно в жизни. Но вдруг тебе понадобится его помощь? Ведь случиться может все что угодно, а он имеет и силы, и деньги, – а вот тут я ошиблась.

Про деньги говорить было нельзя ни в коем случае, хотя моя рачья практичность не позволяла исключать важный финансовый фактор из своей жизни.

Арсений просто вскипел:

– Да пошел он со своими деньгами! Все деньги и деньги, он меня продал за эти деньги, а теперь обратно купить хочет?! Не выйдет, перетопчется!

– Слушай, парень, ты на меня не кричи, – я пустила в ход педагогический приемчик Макаренко: жесткий разговор «на равных». – Я тебе не нянька! Ты сам прекрасно понимаешь, что в некоторых ситуациях деньги могут помочь. А если заболеет кто-то из твоих друзей, ты ведь придешь к отцу?

– Не приду. Я к нему никогда не приду!

– Замечательно рассуждаешь. Из-за твоей дурацкой гордости твой, не дай бог, заболевший друг может погибнуть. А твой отец смог бы помочь, – Арсений задумался. Уже хорошо! – Но самое главное, Сеня, отец тебя, повторяю, уважает, – надо терпеть и ни слова не говорить о любви, иначе Арсений сорвется. – Он видит в тебе личность и ценит твою самостоятельность. Ты же сам не хочешь его понять. Ты никогда не задумывался о том, что у твоего отца тоже могут быть проблемы? Ты почему-то уверен, что твой отец должен искать твоего внимания, а сам-то ты? Ты что, маленький ребенок?

Да, он маленький, очень маленький ребенок, считающий себя взрослым. Ему очень трудно, и он ужасно одинок. Но сейчас именно он должен сделать первый шаг навстречу, иначе у этих двух беспомощных гордецов ничего никогда не выйдет.

Арсений молча плакал. Он запрокинул голову назад, чтобы слезы закатились обратно, но слезы не слушались. Я сама была готова зарыдать с ним за компанию, но постаралась изо всех сил сделать вид, что не заметила его слабости.

– Сеня, вот тебе мой телефон. Как надумаешь, обязательно позвони.