Но им не дано иметь друзей, не так ли? Морган сказал ей, чтобы она не поворачивалась к нему спиной. Не пытался ли он предупредить ее, несмотря на то что был запрограммирован? Задним числом его слова показались ей еще более зловещими. Он старался выяснить, что она знает. И даже тогда у нее создалось впечатление, что ему известно больше, чем он говорит.

Она заметила, что мигает сигнал ее автоответчика. Давно ли? Когда в последний раз она прослушивала записи звонков? Вчера? Она машинально отмотала пленку назад. Звонил Деннис. Он хотел узнать, как она себя чувствует. Он слышал про стрельбу в парке и беспокоился. На долю секунды ей показалось, что это он сам говорит с ней, и она едва не начала отвечать, но тут же опомнилась и ткнула пальцем в кнопку выключателя. Несколько мгновений она молча смотрела на аппарат, потом снова перемотала пленку и прослушала ее еще раз, и еще. «О, Деннис, во что мы впутались?»

Беги и прячься.

Здравый совет, что ни говори. Но бегство – дело серьезное, легкомыслия оно не терпит. Куда направиться? Сняв номер в мотеле, исчезнуть невозможно. Скрываться надо в лесу. В горах.

В гараже стоял запах масла и бензина. Гараж был большой, великоватый даже для двух машин. Вдоль стен располагались ярко-красные шкафы с выдвижными ящиками. Забрызганный грязью, старый «блейзер» белого цвета приткнулся в дальнем конце. Несколько минут она занималась погрузкой. Бежать без хорошего снаряжения не имело смысла. Она почувствовала облегчение от того, что нужно двигаться – неважно зачем, пусть даже удирать. Все лучше, чем ждать неподвижно.

Пуховый спальный мешок. По ночам в горах ох как холодно, даже летом. Карты Геологической службы. Компас. Керосиновый фонарь. Электрический фонарь с запасными лампочками и батареями. Спички – те, что зажигаются в любых условиях. (В крайнем случае, она могла добыть огонь с помощью самодельной смычковой дрели, но зачем зря уродоваться?) Рыболовная леска и крючки. Проволока и кусачки. Охотничий нож и точило.

Она вытащила нож из ножен. Лезвие недобро блеснуло в свете единственной голой лампочки под потолком гаража. Она повернула нож так и эдак, глядя на свое искаженное отражение. Ей вспомнился «выпускной экзамен» в горах после спецкурса по выживанию. Этот нож безупречно уравновешен. Он делает полный оборот на дистанции в десять метров – это полезно знать, в чем убедились, на свое несчастье, несколько кроликов. На кроличьем мясе можно умереть с голода, вспомнила она. Слишком постное, жира не хватает. Но тогда она только играла в выживание. По сравнению с настоящей борьбой за выживание это была детская игра.

Сара повернулась, взмахнула рукой, и нож вонзился в центральную филенку ворот гаража. Она, кряхтя, выдернула нож и сунула в рюкзак.

В спальне она переоделась в походную одежду. Длинная куртка с ремнем и накладными карманами. Плотные брюки, защищающие ноги. Прочные башмаки. Смена белья – на случай, если промокнешь. Зашнуровывая ботинки, она вспомнила слова Реда Мелоуна о том, что всегда можно убежать от угрозы, но бывали случаи, когда это не помогает. Тогда она удивилась его словам.

Она села в «блейзер» и собиралась уже открыть ворота гаража, когда взгляд ее упал на часы на приборном щитке. Без десяти десять. Правильно они идут? Она проверила по наручным часам. Да, все верно. Морган запаздывает.

Или он стоит снаружи и ждет, когда она откроет ворота? Может быть, для этого он и звонил, чтобы подтолкнуть ее к паническому бегству? Она вернулась из гаража к входной двери и снова выглянула через глазок.

По-прежнему никого. А что она собиралась увидеть? Человека с винтовкой? На этот раз они не станут работать так грубо. Второе точно такое же покушение на ту же самую жертву вызовет слишком много вопросов. Даже полиция может заподозрить неладное.

Что делать? Ждать или бежать? Кто меньше рискует: сидящая утка или утка летящая?

Когда она шла обратно через кухню, зазвонил телефон, и Сара уставилась на него, словно он внезапно превратился в живое существо. После трех звонков включился автоответчик. Она услышала записанный на нем собственный голос: «Алло, в данный момент я не могу подойти к телефону…»

Она пошарила рукой под кухонным столом и, выдвинув табуретку, села, не сводя глаз с автоответчика.

– Сара? Это Кевин, из «Ньюс». Перезвони мне сразу же. Это очень срочно.

Она стиснула руки. Кевин? Где-то в глубине души у нее зашевелилось дурное предчувствие. Схватив телефонную трубку, она набрала номер отдела городских новостей и попросила Кевина. «Скажите ему, что звонит Сара Бомонт».

Кевин был на проводе через несколько секунд.

– Сара, мне жаль, что приходится сообщить тебе это, но твоего старого партнера Моргана Граймза полчаса назад зарезали насмерть на автостоянке.

Словно мощный электрический разряд потряс Сару. Морган? Моргана невозможно было даже представить себе мертвым. Он был нерушим, как гора Маунт-Эванс. Вечен. Она вспомнила, как они без конца ругались между собой, когда она была начинающим репортером. Как он делился с ней «халтурой». Как заботился о ней в тот день, когда в нее стреляли.

Она вспомнила, как подозревала его, как боялась, что он придет сюда, и ей стало стыдно. Глаза у нее защипало. Какая дикая, сумасшедшая мысль!

– Боже, не может быть! – сказала она в трубку. – Известно, кто это сделал?

Она-то знала. Это сделали они. Они проводили обстоятельную чистку. Морган мертв, и это целиком на ее совести. Стоит поддаться страху, и начинаешь делать глупости. Злоба не причиняет и половины того ущерба, как глупость.

– Какой-то торговец наркотиками, – ответил Кевин. – Под его телом нашли пакетик «материнских слезок», а в кармане куртки – толстую пачку денег. Полиция думает, что он покупал наркотики и дошло до драки.

– Кевин, ты же знаешь, что это неправда!

– Эх, я знал Морга не хуже других. И знаю, что это не в его стиле. Но выглядит эти погано.

Что она могла ему сказать? Что за последние два дня произошло четыре легко объяснимых убийства, которые не так-то легко объяснить? Сумасшедший стрелок, любовный треугольник, наезд неопознанного автомобиля и темная сделка с наркотиками. Полиция не усмотрит здесь никакой связи. А если она расскажет об этом Кевину, то лишь сделает его следующей жертвой.

– Сара. Я вот почему звоню… Его последние слова предназначались тебе. Он сказал: «Передайте Саре, что Пулитцеровская премия того не стоит». – Кевин подождал, не скажет ли она чего. Не дождавшись, он спросил: – Тебе это что-нибудь говорит?

– Мне… Нет. Нет, ничего. – Она поблагодарила его за звонок и быстро повесила трубку.

Она не могла больше ни о чем думать, перешла к кухонному столу и села. Остатки кофе остыли и выдохлись. Она не стала мыть чашку, просто отодвинула ее в сторону и опустила голову на руки.

«Я навечно перед ним в долгу за то, что он для меня сделал. Я позволила его убить. Могла бы предупредить его, но побоялась. Испугалась и не поверила ему. Я должна была знать его лучше. Я должна была сойтись с ним поближе – еще тогда, когда мы работали вместе. Впрочем, теперь все это неважно. Что случилось с Сарой, которая всегда могла постоять за себя?»

Она перепугалась до смерти, вот что с ней случилось. Она поняла, что уже не может постоять за себя.

«Дерьмо собачье. Ну хорошо, положение не из лучших. Скверное положение. Прекрасно. Ты не можешь его изменить. Три с лишним миллиарда людей в мире тоже не могут изменить положение. Но у тебя есть выбор, как себя в этом положении вести».

Легко сказать. Ее лучший друг лежит в больнице, превращенный в лепешку. Другой – в морге. («Морг – в морге», – пронеслась у нее в мозгу дикая мысль.) И вряд ли они оставят ее в покое.

«Нет, наверняка не оставят. Ну и что делать – сдаться? Единственный абсолютно надежный, гарантированный способ проиграть. Им не надо будет даже стараться: ты все сделаешь сама».

Но что делать?

«Дать сдачи!»

Кому, дурочка? Ты даже не знаешь, кто они такие.