Андерсон засмеялся.
– Там сзади, около запасного колеса, есть ручка от домкрата.
Прекрасно!
– Ни ножа, ни пистолета?
– Ученым они обычно не нужны, – сказал Херкимер Вейн.
– Но ведь после взрыва…
Боже, какие наивные дети! После всего, что произошло, спасательную экспедицию можно было бы вооружить и автоматами. А не посылать одного человека с мини-фургончиком. Ну, черт с ними. Он взглянул на Джима Донга.
– Ну, а вы?
– Я? – Донг удивленно посмотрел на него. – У вас есть какой-нибудь план?
– Вы сделаете то, что я вам скажу?
Математик пожал плечами.
– Такая уж, видно, у меня карма.
– Вы хорошо умеете драться?
– У меня черный пояс. Но если у этих людей есть пистолеты…
– Это пока неважно. – Джереми стиснул руки и, нахмурившись, смотрел в пол. Возможно, выход есть. Это отчаянный риск, но есть небольшой шанс, что все пройдет благополучно. Многое зависит от того, какие намерения у преследователей. Если у них в машине ракета «Стингер» и они ждут только подходящего момента, чтобы получше прицелиться, то уже не имеет значения, какой бы план он ни изобрел. Но о таком варианте он решил не думать. Займемся главным. Драться или бежать? Нужно выбрать. А детали – потом.
– Ладно, – произнес он через некоторое время. – Вот что мы сделаем.
Взгляд Кеннисона бесцельно блуждал по экранам телевизионных мониторов. Стена его кабинета была сдвинута в сторону, и с мерцающих экранов на него смотрели семь фосфоресцирующих лиц. Одни выражали раздражение, другие сомнение, третьи едва скрытую вражду. Еще четыре экрана не горели. Кеннисон изо всех сил старался, чтобы на его лице ничего нельзя было прочесть.
Бентон. Пейдж. Руис. Вейл. Кеннисон подумал: хорошо бы не горело еще несколько экранов. Новый режим лучше начинать с чистого листа. Нынешние члены. Совета запятнаны долгим общением с Великой Гарпией. Неважно, поддерживали они ее или выступали против. Она породила всю их систему координат и стала для каждого точкой отсчета.
Кроме него, разумеется.
Что ж, приходится работать с тем материалом, какой есть под рукой. Кеннисон сделал большой глоток из чашки кофе, которую принесла ему Карин. Он всегда гордился тем, что при всех обстоятельствах оставался реалистом. Он собрался с мыслями, сложил руки на столе и серьезно посмотрел на экраны.
– Королева умерла, – объявил он. Им оставалось только продолжить про себя: «Да здравствует король». Глядя в лицо Кеннисону. Важно заронить семя. Он не стал сообщать им время ее смерти. Его знали только трое: он, Алан и Джед, и это на двух человек больше, чем надо. Но Джед надежно упрятан в деревенской хижине в глуши Висконсина, под надежной охраной, – до тех пор, пока Кеннисон не решит, что с ним делать. Если он такой мастер вести допросы, как говорила Вейл, ему может найтись место в штате. Если нет… Все зависит от того, кому и чему больше предан Джед – своей хозяйке или своему ремеслу.
Что же касается Алана… Ну, Алан будет молчать, это в его собственных интересах. Он стал сообщником и укрывателем. Кеннисона передернуло. Какой неприятный способ избавляться от трупа! И ужасно много крови. Удивительно, сколько в человеке крови. К счастью, сток в туалетной комнате не засорился. Но все остальное… Твердые части пришлось измельчать, чтобы они не застряли в унитазе, – жестокая, тяжелая работа. Кеннисон счел, что для Вейл такой конец будет самым подходящим, и сам помогал расчленять тело и спускать его в канализацию. Но когда дело дошло до Пруденс Бейкер, это оказалось свыше его сил. А Алан… Что ж, полезно знать, на что у Алана может хватить хладнокровия.
– Мы это знаем, – ехидно сказал Фредерик Ульман, и Кеннисон очнулся. – Общество оставалось без председателя слишком долго, пока мы с Пейдж играли в эти дурацкие игры.
Кеннисон заметил, что Ульман бросил взгляд куда-то влево. Перед ним тоже ряд мониторов, и он не может понять, почему монитор Пейдж не горит. Ничего, пусть себе ломает голову.
– Но ведь ее план сработал? – сказала Монфор. – Это убедило публику, что мы не такие, какими выглядели в бомонтовской распечатке.
– Да, я дал на это согласие, – признался Ульман. – Но сомневаюсь, чтобы была такая необходимость. Публика верит только в то, во что ей велят верить. Во что она сама хочет верить.
«Гогочут, как гуси, – подумал Кеннисон. – Га-га-га…»
– Первый пункт повестки дня, – сказал он, – выборы нового председателя. Нужен центр, вокруг которого мы могли бы держаться. – Он улыбнулся и развел руками. – Прошу выдвигать кандидатуры.
– Я выдвигаю брата Ульмана, – сказала Бриджит Туи.
– Поддерживаю, – сказал Вестфилд.
– Предлагаю подвести черту, – сказала Туи.
– Поддерживаю.
– Объявляется голосование.
Это случилось так быстро, что Кеннисон не успел опомниться. Рейнолд Соренсон, который должен был выдвинуть Кеннисона, беспомощно смотрел на него с экрана. Кеннисон бросил на него сердитый взгляд. «Какого черта ты не мог заговорить раньше?»
– Ну, брат Кеннисон? Объявлено голосование.
Худое, морщинистое лицо Ульмана ухмылялось ему с экрана.
Кеннисон протянул руку и покрутил ручки своего передатчика.
– Прошу прощения, – сказал он. – У меня что-то случилось со звуком. Что вы сказали, брат Соренсон?
Соренсон понял намек.
– Я сказал, что выдвигаю брата Кеннисона.
– Что это значит, брат Кеннисон? Что вы тут пытаетесь устроить? – вмешался Ульман. – Сестра Туи объявила голосование.
– Я тоже ее не слышал, – сказал Соренсон. – Были помехи на линии.
– И я, – поддержал его Питер Льюис, крупный, широкоплечий человек с ежиком светлых волос и красноватым горнолыжным загаром на лице. За спиной Льюиса виднелись в окне заснеженные вершины гор Биттеррут. Тайное убежище Льюиса находилось где-то в Айдахо или в Монтане, и он очень редко его покидал. Служащие Кеннисона несколько лет пытались опознать эти горы, сравнивая их с аэрофотоснимками Геологической службы, но успеха не добились. Может быть, рано или поздно это им удастся – хотя Кеннисон начал подозревать, что все это лишь тонкая уловка и на самом деле фон за окном – не что иное, как голограмма.
Льюис улыбнулся.
– Я сомневаюсь в честности брата Кеннисона не больше, чем в вашей, брат Ульман.
И он еще раз улыбнулся, показав зубы – белые, ровные и идеальной сохранности. Кеннисон не мог не восхититься качеством протезов.
Значит ли это, что Льюис будет голосовать за него? Возможно. Возможно. Он понял, что шансы почти равны, раз Туи в кармане у Ульмана. До сих пор он этого не знал. Нельзя ли отложить голосование? Вряд ли, дело срочное. Ну что ж, посмотрим. Будем надеяться на лучшее, и черт с ними, с торпедами note 51. «Умей поставить, в радостной надежде, на карту все, что накопил с трудом…» Как там дальше? Совсем забыл Киплинга.
– Кандидатуру брата Кеннисона никто не поддержал, – заметил Ульман.
Льюис пожал плечами.
– Ну, я поддержу. В конце концов, будем играть честно. Должна быть альтернатива.
– Есть еще кандидатуры? – спросил Кеннисон и увидел, как их глаза забегали по экранам. Пигмеи ждут, не бросит ли кто-нибудь вызов великанам. Нет. Кишка тонка. Они никогда не решатся на то, на что решился он. Или Ульман. Никогда не поставят все на карту. Ульман из той же породы людей, что и он сам, – из обреченных на величие. Он поглядел на экран Ульмана. «Приветствую тебя, мой противник. Для меня будет большой честью тебя победить».
– Предлагаю подвести черту, – сказала Туи, бросив презрительный взгляд в сторону Кеннисона. – На этот раз вы слышали, брат Кеннисон?
– Прекрасно слышал, сестра Туи.
– Поддерживаю.
– Объявляется голосование.
– Ну что ж, голосуем? – Кеннисон протянул руку и ввел свое имя, потом нажал кнопку и откинулся назад в кресле, ожидая результатов.
Все заняло лишь несколько секунд. За Ульмана – 3, за Кеннисона – 2, воздержались – 4.
Note51
вошедшие в поговорку слова американского адмирала периода гражданской войны в США Дэвида Фэррагута, сказанные перед началом одного из морских сражений, когда его предупредили, что противник может применить мины (их в те времена называли торпедами)