Изменить стиль страницы

– Можете на меня положиться.

– Благодарю вас.

Он взял свои вещи и направился к двери, обернувшись, чтобы еще раз улыбнуться ей. К своему величайшему удивлению, Генриетта заметила среди его багажа лютню – довольно неподходящий, по ее мнению, предмет для офицера полиции.

Глава тридцать пятая

Весенняя ночь. Приятный легкий бриз стремительно несет по небу светлые облака. Тишина, но вот раздался слабый свист, а вслед за ним чей-то хриплый смех. На тайной тропке, ведущей из Коггин-Милл, обозначились две фигуры. Кит и Эдвард Джарвисы сошли с потайной тропинки и совершенно спокойно направились к проезжему тракту.

Эдвард отвязал от дерева коня и сел на него, в то время как Кит пешком направился к трем близлежащим домикам, стоявшим на повороте ведущей к мосту Пенни-Бридж дороги. Улыбаясь, он постучал в дверь того, что был посередине. Ему открыла Лиззи Пирс со свечой в руке. Увидев ее перепуганное лицо, Кит расхохотался.

– Привет, Лиззи. Как поживаешь, старая ведьма?

– Кит! – дрожа, ответила та. – Не ожидала увидеть тебя здесь.

– Не сомневаюсь, что не ожидала, – ухмыльнулся он. – Могу я хотя бы войти?

Лиззи неохотно отступила, пропуская его внутрь. Кит направился прямиком к очагу и протянул руки к огню.

– Для конца апреля еще довольно холодно.

– Да, пожалуй. Ты не останешься выпить эля?

– Я останусь гораздо дольше. Мне кажется, у тебя есть, что мне рассказать, Лиззи.

Побледнев, женщина слабо запротестовала.

– Что ты, Кит, о чем мне тебе рассказывать?

– В самом деле, о чем? – Он бросил на нее презрительный взгляд. – Мне говорили, что Эмми вернулась.

Лиззи замялась, не зная, что лучше: сказать правду или притвориться несведущей. Наконец она решилась:

– Да, Эмми приехала меня навестить.

– Навестить? А я слышал, что она вернулась насовсем, да еще с каким-то франтом. С мужчиной, который выглядит как джентльмен и тоже живет здесь. Так что, Лиззи, теперь занимаешься укрывательством преступников?

Но женщина уже успела овладеть собой.

– Кто ты такой, чтобы задавать эдакие вопросы, Кит Джарвис? Если перечислить всех, кто давал тебе убежище и в чьих винных погребах ты хранил свое добро, тогда половину Мэйфилда можно будет назвать укрывателями.

Он примирительно усмехнулся.

– Ну, не сердись. Я просто пошутил. Ты ведь знаешь, почему разладилось у нас с Эмми.

– Знаю, что она обнаружила в твоей постели лондонскую шлюху и после этого ушла от тебя.

– Просто это была еще одна женщина, вот и все. Эмми – другое дело, к ней у меня были чувства. Могу даже сказать, со временем я собирался на ней жениться.

Атмосфера разрядилась, и теперь они сидели возле очага, добродушно улыбаясь друг другу.

– Так кто ее новый любовник? Как его зовут?

Лиззи снова насторожилась.

– Зачем тебе это знать?

– Потому что он бельмо у меня на глазу, вот почему.

– Но тебе нет от него никакого вреда. У вас разные интересы.

– Но он привлекает внимание к Мэйфилду.

Лиззи ехидно засмеялась.

– Мэйфилд и так давно уже в центре внимания. Больше просто не бывает. Какова же истинная причина, Кит? Ты что, ревнуешь?

Кит выглядел слегка смущенным.

– Если честно, немного ревную. Я не потерплю посягательств на свое лидерство.

Наступило вполне дружелюбное молчание, во время которого оба слушали бесконечную песню огня, потрескивание поленьев, шипение закопченного чайника и смотрели на яркие языки пламени. Кит, следуя очевидному течению своих мыслей, спросил:

– У тебя достаточно чая?

– Не откажусь, если добавишь.

– Ты его получишь. Что-нибудь еще?

– Я мало что могу себе позволить.

Кит наклонился, опершись локтями о колени, и устало потер ладонями лицо.

– Значит, это будет подарок. Скорее всего, кружево, может, что-нибудь еще. Если ты сообщишь мне кое-что.

– Имя джентльмена, приятеля Эмми, я полагаю.

– Точно. Кто же он?

– Джейкоб, – медленно ответила Лиззи, внезапно решившись на предательство. – Джейкоб Чаллис из Норфолка.

Оставив Кита в Коггин-Милл, Эдвард быстро поскакал по восточному склону к деревне, проехав мимо старого, похожего на накренившийся корабль, дома, одного из тех, где они в потайном подвале хранили свой товар. Но сегодня Эдвард не стал туда заезжать, а вместо этого продолжил подъем по крутому склону, как обычно, устремим глаза в направлении дворца.

Он любил это место и это здание, любил его ласкающие взгляд очертания и славную историю. Больше всего на свете Эдварду нравилось копаться в его прошлом, сравнивать его бывших владельцев – архиепископов, сильных и слабых, благочестивых праведников и лицемерных заговорщиков, а также мирян – сэра Томаса Грэхема, вельмож королевы Елизаветы, сэра Генриха Невилля, сэра Томаса Мэя и его незаурядного сына Тома, поэта и историка, который, лишившись благоволения короля Карла I, перешел на сторону парламента.

Эдвард думал об одинокой и глупой смерти Тома, так и оставшегося холостяком. Рассказывали, что из очаровательного стройного юноши он превратился в грузного мужчину средних лет, и однажды, отправившись в постель в добром здравии, наутро был найден мертвым. По всей вероятности, Том слишком туго завязал ленты своего ночного колпака вокруг толстых щек и шеи, что и привело к трагическому и нелепому исходу.

Эдвард всегда удивлялся, чем же его так притягивает эта трагикомическая, давно принадлежащая истории, личность. Может быть, потому, что у них есть что-то общее. Дело в том, что Эдварда, который скорее бы умер, чем признался в этом кому-либо, а особенно Киту, всегда тянуло к красивым юношам. Миновав Миддл-Хаус, гостиницу «Звезда» и множество маленьких домишек, тесной толпой окруживших церковь, Эдвард наконец подъехал к «Королевскому дубу» и, привязав коня, вошел внутрь.

Он был встречен восторженными возгласами – «Дуб» был не только одним из потайных складов контрабандистов, но и пунктом распространения товаров. В зале вперемежку с местными крестьянами сидели члены шайки Кита, а некоторых можно было с успехом отнести и к тем, и к другим. Ибо времена были тяжелые, и люди могли больше заработать за одну ночь, помогая контрабандистам, чем за неделю тяжкого труда на поле.

Отделившись от основной компании, к вновь прибывшему подсел круглый, как мячик, человечек. Это был снискавший печальную известность Фрэнсис Хэммонд, в последнее время постоянно развлекавший слушателей веселой историей о том, как он был схвачен Джарреттами – отцом и сыном, поклявшимися отомстить контрабандистам за полученную как-то хорошую трепку, и как мировой судья Селби отказался сажать его в тюрьму и вместо этого в качестве компенсации приказал Джарреттам принять взысканный с Хэммонда скромный штраф.

– Это была победа, – говорил он, восторженно всплескивая руками. – Видел бы ты их оторопевшие тупые физиономии, Эдвард, вес равно как у двух баранов.

Несмотря на внешность, Хэммонд был весельчаком и повесой, его главным занятием, помимо контрабанды, считались женщины – факт, который Эдвард находил тошнотворным, а Кит – поразительным.

– Ох, с какой прелестной куколкой я имел дело последний раз в Лондоне, – делился впечатлениями Фрэнсис. – Ох-ох-ох, ну и плясунья!

Эдвард скривился.

– Благодарю покорно, у меня нет ни малейшего желания выслушивать детали твоих грязных похождений.

– Что-то это подозрительно, а? Да ты, случайно, не с душком? – поинтересовался Хэммонд, заливаясь смехом.

Вопрос угодил Эдварду в больное место, и он сердито ответил:

– Нет, не с душком, но и не потаскун, как некоторые. Пошел вон отсюда!

Они сами не заметили, как повысили голоса, и в длинной комнате с закопченными стенами и каменным полом, за несколько столетий истертым множеством ног, вдруг наступила внезапная тишина. В этот момент, как будто специально приурочив к нему свое появление, в зал вошел новый посетитель и, увидев, как все головы повернулись к нему, испуганно улыбнулся.