Итак, я запрятала глубоко внутрь осколки своего разбитого сердца и решила впредь обходиться без него. Я буду полагаться только на разум, силу воли и ноги, которые волка кормят, и покажу этим проклятым снобам — англичанам, что если уж ничего другого у меня здесь не получается, то по крайней мере деньги на жизнь я буду зарабатывать именно у них. Так я работала днем и плакала по ночам. Я стала в газете ломовой лошадкой, поскольку не могла сидеть сложа руки. Я готовила для сотрудников чай, организовывала похороны и составляла списки тех, кого нужно пригласить на похороны, писала едкие статейки для колонки «Слухи», отвечала за раздел «Конкурсы» и даже проверяла ответы на кроссворды прежде, чем они шли в печать. А в промежутках рыскала в округе, хитростью и лестью выбивая рекламные объявления из самых неуступчивых управляющих магазинами, отелями и ресторанами. Таким образом я увеличивала сумму своих комиссионных, составлявших 25%, счет которым вела суровая старая шотландка — бухгалтер.
Вскоре я уже хорошо зарабатывала — от двенадцати до двадцати фунтов в неделю — и редактор подумал, что он сэкономит, если установит мне зарплату в 15 фунтов. Он посадил меня в уютную комнатку, рядом со своим кабинетом, и я стала помощником редактора, что, очевидно, подразумевало также и привилегию спать с ним. При первой же его попытке ущипнуть меня пониже спины я сказала ему, что обручена и что мой жених в Канаде. Произнеся это, я так зло посмотрела ему в глаза, что он все понял и оставил меня в покое. Во всем остальном он мне нравился, мы отлично ладили. Редактора звали Лен Холбрук, когда-то он был репортером в Бивербрук, крупном газетном концерне. Он заработал достаточно денег и решил открыть собственное дело. Он был из Уэльса, и как все уэльцы, был идеалистом. Он решил, что уж коли он не может изменить весь мир, он попробует изменить Челси. Он купил разорившуюся газету «Кларион» и начал борьбу. У него были кое-какие сведения об административном совете, еще что-то о местной организации лейбористской партии. Он обнаружил, что какой-то подрядчик получил контракт на строительство муниципального жилого дома и строил с нарушениями технологии — не добавлял в бетон нужное количество стали или что-то в этом роде. Общенациональные газеты вцепились в «Кларион» мертвой хваткой за эту историю: тут попахивало клеветой, но к счастью в этот момент, в опорах стали появляться трещины, их сфотографировали. Было проведено расследование, подрядчик потерял контракт и лицензию, а «Кларион» на первой странице стала печатать красной краской изображение св. Георгия и поверженного им Дракона. Были и другие компании, подобные этой, и со временем люди стали читать небольшую газету, она увеличилась в объеме и вскоре ее тираж достиг почти сорока тысяч, а общенациональные издания постоянно заимствовали в ней материалы и взамен время от времени делились с ней каким-нибудь материалом.
И вот я уже в новой должности, помощника редактора и я могла больше писать и меньше бегать, а проработав в этой должности год, я стала выступать с авторскими статьями, «Вивьен Мишель» стала общественной фигурой, а зарплата моя выросла до 20 гиней. Лену нравилось, как я работаю, и то, что я не боюсь людей. И он многому научил меня в профессиональном плане, например, тому, что вниманием читателя надо завладевать с первых же строк, что надо употреблять короткие предложения, избегая слишком правильного английского языка, и писать надо — это самое главное — о людях. Сам он этому научился, когда работал в «Экспрессе», а теперь вбивал все это в голову мне. Например, он терпеть не мог 11-й и 22-ой маршруты автобуса и постоянно на них нападал в газете. Один из своих очерков об этих автобусных линиях я начала следующим образом: «Кондукторы на автобусах 11-го маршрута жалуются, что им приходится работать по очень уплотненному графику в часы пик». Лен прошелся своим карандашом по тому, что я написала: «Люди, люди, помни о людях!». Вот как надо написать об этом: "У Фрэнка Дональдсона, осмотрительного молодого человека 27 лет есть жена, Грейси и двое детей, шестилетний Билл и пятилетняя Эмили. Он очень обижен: «Я не вижу своих детей по вечерам с самых летних каникул, — рассказал он мне. Мы сидели в небольшой уютной гостиной в доме № 36 по Болтон Лейн. — Когда я попадаю наконец домой, после работы, они уже спят. Видите ли, я работаю кондуктором на автобусе 11-го маршрута и мы постоянно задерживаемся на лишний час, с тех пор, как ввели новый график движения». Лен замолчал.
— Понимаешь, что я имею в виду? Есть люди, которые водят эти автобусы. Они интереснее, чем просто автобусы. И вот ты выходишь и находишь некоего Фрэнка Дональдсона, и твой рассказ становится очень естественным.
Дешевка, я понимаю, сентиментальный подход, но такова журналистика, а я работала в этой области и я делала так, как он меня учил. Заметка вызвала поток писем — от Дональдсонов, живущих в округе, их жен и коллег по работе. Кажется, редакторы любят читательские письма. Если в газету приходят письма от читателей, значит, газету читают, любят и она приносит пользу.
Я проработала в «Кларион» еще два года, пока мне не исполнился 21. К тому времени у меня уже были предложения из общенациональных газет, из «Экспресса» и «Мейл», и я решила, что настала пора из лондонской окраины переместиться в широкий мир. Я все еще жила вместе со Сьюзен. Она работала в Министерстве иностранных дел в каком-то отделе, который занимался «связями». Она о своей работе не распространялась. У нее был приятель из того же отдела, я знала, что очень скоро они обручатся и ей понадобится вся квартира. У меня не было никакой личной жизни — ничего не значащие дружеские отношения и полуухаживания, которых я сторонилась, и мне грозила опасность в случае успеха превратиться в энергичную девушку, делающую карьеру, которая выкуривает слишком много сигарет и пьет слишком много водки с тоником, а питается одними консервами. Моими богами, вернее, богинями (Кэтрин Уайтхорн и Пенелопп Джильятт были за пределами моей орбиты) были Друсилла Бейфус, Вероника Папворт, Джин Кэмпбелл, Ширли Лорд, Барбара Григ и Энн Шарпли — известнейшие женщины — журналистки — и все, чего я хотела — это быть такой же, как они, больше мне ничего в мире не было нужно.
И тогда, на рекламном пресс-шоу, проводившемся на фестивале Барокко в Мюнхене, я повстречалась с Куртом Райнером из Ассоциации западногерманских газет (АЗГ).
5. Птица с подбитым крылом
Дождь продолжал лить как из ведра, нисколько не затихая, 8-часовые «Последние известия» продолжали сообщать о разрушениях и несчастных случаях — столкновения сразу нескольких машин на дороге № 9, наводнение в районе железной дороги в Скинектади, приостановлено движение транспорта в Трое, ожидается, что дождь не прекратится несколько часов. Штормы, снегопады и ураганы полностью нарушали обычное течение жизни в Америке. Когда в Америке автомобиль по каким-то причинам не может быть приведен в движение, жизнь останавливается, знаменитые расписания и графики нарушаются, американцы впадают в панику, осаждают железнодорожные вокзалы и отделения телеграфа, рассылая телеграммы во все концы страны. Они ни на секунду не выключают радио в надежде услышать хотя бы намек на улучшение ситуации. Я хорошо представляла себе неразбериху и хаос на дорогах и в городах, и с еще большим удовольствием упивалась своим уединением.
Я почти допила все, что было в стакане, но чтоб стакан не был совсем пустым, бросила туда несколько кусочков льда, закурила еще одну сигарету и снова уселась в кресло. В это время ведущий радиопрограммы объявил получасовой концерт оркестра «Диксиленд».
Курту джаз не нравился. Он считал его дурным вкусом. Еще он меня заставил бросить курить, не разрешал употреблять спиртное и пользоваться губной помадой и жизнь стала серьезным делом, наполненным посещением картинных галерей, концертных и лекционных залов. При том, что я пребывала в состоянии, когда жизнь моя казалась мне бессмысленной и пустой, это было приятной переменой образа жизни. Более того, педантичность немецкого характера нашла отклик в довольно-таки основательной серьезности характера канадского.