— Понимаю, — сказал М. — Однако не кажется ли тебе, что ты предъявляешь к нему слишком высокие требования. В общем-то, он сделал огромный шаг вперед, из ливерпульского, что ли, дока к своему нынешнему положению. В нем нет ни грани снобизма. Думаю, товарищи по доку считали его таким же несносным. А что касается его пристрастия к нечестной игре, то это, по-видимому, объясняется душевной ущербностью. Убежден, шагая по лестнице вверх, он срезал немало острых углов. Кто-то сказал, для того чтобы очень разбогатеть, человеку требуется благоприятное стечение обстоятельств и полоса непрерывного везения. Чтобы стать богатым недостаточно личных качеств. Так, по крайней мере, подсказывает мне опыт. В самом начале, когда он сколачивал лишь первый десяток тысяч, или первую сотню, все должно было идти как по маслу. А в послевоенной коммерции со всеми тогдашними правилами и ограничениями дело, вероятно, не обошлось без того, чтобы сунуть тысчонку-другую в нужную лапу. Чиновнику. Тому, кто разумеет лишь сложение, деление... и молчание.

Пока происходила смена блюд, М. молчал. Подали шампанское в серебряном ведерке со льдом для Бонда и полбутылки кларета в маленькой плетеной корзиночке для М.

Подождав, пока поданное вино будет по достоинству оценено, хранитель вин удалился. В этот момент к их столу подошел гарсон.

— Коммандер Бонд? — осведомился он.

Взяв протянутый конверт, Бонд надорвал его. В конверте лежал тонкий бумажный пакетик, который он осторожно, не поднимая над столом, вскрыл. Внутри пакетика был белый порошок. Взяв со стола серебряный нож для фруктов, он запустил кончик лезвия в пакетик и подцепил примерно половину содержимого. Затем, протянув руку с ножом к бокалу с шампанским, он высыпал порошок в шампанское.

— Что это? — нетерпеливо спросил М.

На лице Бонда не было и намека на извинения. Его, а не М. ждала сегодняшним вечером работа. Бонд знал, что делал. Всякий раз, когда предстояло дело, он с филигранной тщательностью готовился к нему заранее, стараясь свести к минимуму опасность риска. И если что-нибудь шло не по-плану, то следовательно, это нельзя было предусмотреть и он за это не отвечал.

— Бензедрин, — сказал он. — Перед ужином я позвонил своей секретарше и попросил ее стащить для меня немного порошка из штабной медчасти. Он необходим мне, если я хочу сохранить ясную голову. Правда, он способен вызвать некоторую переоценку сил, но, думаю, это не помешает. — Он взболтал вино квочкой от тоста, и белый порошок растворился в вихре пузырьков. Затем он осушил бокал одним медленным глотком.

— Порошок не имеет вкуса, — добавил Бонд. — А шампанское в самом деле великолепно.

М. снисходительно улыбнулся.

— Это твои заботы, — сказал он. — Однако продолжим ужин. Как котлеты?

— Замечательные, — оценил Бонд. — Буквально тают во рту. Нет ничего лучше в мире, чем хорошая английская кухня, особенно в это время года. Кстати, по какой ставке мы будем играть? Если по-крупной, я не против. Ведь мы обязаны победить. Но хотелось бы знать, сколько эхо будет стоить Драксу?

— Дракс предпочитает играть по системе «один и один», — сказал М., накладывая себе порцию земляники, которую только что принесли. — Если тебе невдомек, какой суммой это может обернуться, ставка кажется скромной. На деле же это означает десять фунтов за сотню и тысяча за роббер.

— Ого, — уважительно отозвался Бонд. — Понимаю.

— Но он с удовольствием согласится играть и по «два и два» и по «три и три». Результат возрастает соответственно. Средний роббер в «Блейдсе» стоит примерно десять очков. При системе «один и один» это двести фунтов. А мы здесь садимся не ради одного роббера. У нас нет специальных ограничительных правил, поэтому много азарта и блефа. Иногда даже кажется, будто играешь в покер. Игроки самые разные. Некоторые входят в число лучших бриджистов Англии, другие едва в состоянии отличить карту от карты. Эти играют, не взирая на потери. Генерал Били, что сидит сразу за нами, — М. сделал короткий жест головой, — так тот вообще не в силах отличить красную масть от черной. Почти каждую неделю выкладывает из кармана по несколько сотен. Ему, похоже, терять нечего. Сердце шалит. Живет один. Гребет деньги лопатой на торговле джутом. А вот, к примеру, Дафф Сатерленд — растрепанный тип, что сидит рядом с председателем — так он форменный «убийца». В год «зарабатывает» в клубе твердых десять тысяч. Прекрасный бриджист. За стадом ведет себя безукоризненно. Когда-то выступал на шахматных турнирах за Англию.

Подали мозговую кость, и М. замолчал. Кость, обернутая безупречно белой кружевной салфеткой, стояла вертикально на серебряной тарелочке. Рядом лежал изящный серебряный прибор.

После спаржи Бонд был уже не в силах притронуться к тонким ломтям ананаса. Он вылил остатки холодного шампанского в бокал. Он был на верху блаженства. Бензедрин и шампанское лишь подчеркивали прелесть пищи. Впервые за вечер Бонд отвлекся от еды и разговора с М. и обстоятельно осмотрелся.

Его взору открылась изумительная картина. В зале собралось около пятидесяти человек, большинство в смокингах, все знали друг друга накоротке и, возбужденные отменной едой и напитками, чувствовали себя как дома. Всех объединяла общая страсть — игра по-крупной, «большой шлем», стакан для костей... Вероятно, были тут и шулеры — или возможные шулеры, — и мужья, бьющие своих жен, и люди с низменными страстями, и скопидомы, и трусы, и лжецы, однако блеск залы придавал каждому аристократический лоск.

В дальнем конце залы, над столом с холодными закусками, ломившемся от омаров, пирогов, окороков и заливных деликатесов, висел незавершенный портрет миссис Фитцджеральд кисти Ромни, которая с раздражением взирала на разворачивавшуюся напротив «Игру в карты» Фрагонара — эта жанровая картина занимала собой все пространство стены над адамовским камином. На продольных стенах, в по периметру которых бежал золотой бордюр, висели редчайшие гравюры из серии «Клуб адского пламени», на которых каждый изображенный персонаж делал скрытый жест, имевший скатологическое или мистическое значение. Поверху, соединяя стены с потолком, тянулся алебастровый фриз с рельефом из плавно очерченных урн и венков, чередовавшихся через определенные интервалы с ребристыми пилястрами, между которыми были прорезаны окна и высокие створчатые двери, последние украшала тонкая резьба, рисунок которой представлял тюдоровскую розу с вплетенными в нее лентами.

Центральная люстра, выполненная в виде каскада хрустальных нитей, оканчивавшихся широкой корзиной ситцевых сборок, мерцала теплым светом над белыми камчатыми скатертями и столовым серебром эпохи Георга IV. Под ней, в центре каждого стола-стояли трехзубые подсвечники, рассеивавшие золотистый свет свечей. На каждом из подсвечников был надет красный шелковый абажур, отчего лица сидевших за столами окрашивались пиршественным теплом, которое стушевывало и редкий холодный взгляд и коварную усмешку.

Пока Бонд смаковал теплую изысканность царившей вокруг атмосферы, ужинавшие уже начали постепенно разбиваться на группки. Люди потихоньку потянулись к дверям, договариваясь на ходу о составляющихся парах, торопя партнеров занять место за столом. Сэр Хьюго Дракс, лицо которого светилось предвкушением забавы, в сопровождении Мейера подошел к ним.

— Ну что, джентльмены, — жовиально заклокотал он, приблизившись к их столику. — Готовы ли наши ягнятки отправиться на бойню, а гуси в ощип? — Он осклабился и кровожадно провел пальцем по горлу. — Мы пойдем вперед и приготовим корзину с опилками. Господа уже составили завещания?

— Мы присоединимся к вам через секунду, — резко ответил М. — А вы ступайте и подтасуйте карты.

Дракс заржал.

— Нам искусственная помощь не требуется, — сказал он. — Постарайтесь поскорее. — Он повернулся и зашагал к двери. Мейер, одарив их растерянной улыбкой, устремился за вожаком.

М. негодующе хмыкнул.

— Кофе и бренди придется пить в игорной зале, — сказал он Бонду. — Здесь курить нельзя. И вот что. Будут какие-нибудь указания?