Ладонью он коснулся шеи, почувствовал ее учащенный пульс. Волны качнули яхту, и они, будто сговорившись, упали на палубу и немедленно прильнули друг к другу.

— Джошуа, выброси из головы все плохое, думай о хорошем, — вкрадчиво сказала она, прижимаясь теснее.

— Это не так легко. — Его рука, ласкавшая ее волосы, замерла. — Иначе я просто не буду ничего чувствовать.

— Ты продолжаешь утверждать, что тебе не нужна любовь… — Теперь ее голос дрожал.

— Да, не нужна. Любовь подобна крючку, зацепившемуся за сердце. Рано или поздно за крючок дернут, и тогда сердце разорвется на части.

Не успев толком сообразить, что происходит, он схватил ее за плечи и теснее прижал к себе. Как и прежде, ей это было приятно. По его членам разлилась волна блаженства. Опять возникло опьяняющее, согревающее кровь искушение, оно наполняло каждую клеточку его мужского естества.

— Так все же, почему ты пригласил меня на прогулку? — прошептала она.

— Потому, что я хочу близости. — Его пальцы судорожно сжали ее плечи, и теперь он вновь привлек ее к себе, дав почувствовать напряженность своего тела.

Она протяжно, прерывисто вздохнула.

— Так, значит, ничего не изменилось?

— Зачем ты пытаешься все усложнять, когда нам обоим хорошо?

— Джошуа, я не могу жить с ненавистью в душе, как ты, — прошептала Хани. В этот момент она несмелой рукой коснулась его волевого подбородка.

— Ты что, хочешь все кончить? — В его голосе появилась суровая нотка.

Было слышно, как она с трудом сглотнула.

— Только потому, что я нужна тебе всего на одну или две ночи. — Он не отрицал, и ее взор потускнел, рука Хани безвольно упала.

— Ты хочешь меня так же, как и я тебя. — Его цепкие руки не отпускали ее. — Ты же знаешь, что это так.

— Да, но всякий раз, когда ты дотрагиваешься до меня, ты все глубже вонзаешь крючок в мое сердце. Я не хочу больше испытывать боль. — Она попыталась оттолкнуть его. — Если ты ничего ко мне не чувствуешь, лучше отпусти. Пожалуйста, Джошуа…

Или бери сам, или возьмут тебя. Его руки сжали ее талию.

— О Джошуа… Неужели ты и правда так эгоистичен? Так груб? Неужели ты считаешь, что обидели тебя одного? Всю свою жизнь я хотела любви.

— Ты была замужем.

Ее веко нервно дернулось.

— Таких чувств, как сейчас, я раньше не испытывала. И мне стыдно. Майк был таким добрым, таким порядочным…

— Да черт с ним! Меньше всего я хочу выслушивать сравнение себя с твоим бесподобным мужем!

— Джошуа, я не думаю, что любила святошу.

Мне кажется, я могла бы полюбить тебя. Но если ты не испытываешь ко мне никаких чувств и тобой владеет только похоть, будь добр, отпусти меня!

Будь добр? Он саркастически рассмеялся.

Вдруг он страстно поцеловал ее, сильно прижавшись губами; его язык настойчиво утверждал свои права на новую территорию.

Яхта колыхалась от ударов волн.

— Пожалуйста, Джошуа, отпусти.

Ему не хотелось уступать ее просьбе, но, взглянув в ее перепуганные, несчастные глаза, он понял, что нельзя жить так, как он жил. Как он может воспользоваться ее слабостью?

Лишь только он ослабил руки, она вырвалась и, покатившись, очутилась в кубрике. Трясясь в испуге, она закрыла дверь на щеколду, надеясь, что он больше не тронет ее.

Черт возьми! Он что, в самом деле чудовище?

Или так же боится за себя, как и она? Если отвергнуть ненависть, то что же останется?

Его, кажется, поглотила леденящая темнота. Он взглянул на проплывающие огни. Ночь становилась все холоднее, и Джошуа показалось, что он продрог до костей.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Прошло две надели. Хани прожила их, не видя Джошуа. Без его прикосновений у нее возникло чувство, будто сердце сковало льдом. Но каким-то образом ей удавалось жить по-прежнему, хотя она думала о Джошуа постоянно.

Нынешний день выдался особенно тяжелым:

Марио случайно позволил Эмералду выпорхнуть из клетки, и теперь она отчаянно гонялась за ошалевшей птицей, уже не думая ни о чем другом.

Эмералд сидел высоко на яблоне и преспокойно цокал клювом. Прошло уже часов пять, а птица и не собиралась покидать облюбованной ветки. Хани беспокоилась: нужно было попытаться достать попугая, пока не стемнело. Подставив лестницу к стволу и поднявшись на несколько перекладин, она расслышала визжание шин где-то внизу. Она слишком поспешно собрала необходимое для поимки попугая: клетка Эмералда, зеленый балдахин-покрывало, пара перчаток. К сожалению, у нее не было возможности найти сеть — основное приспособление. Получалось, что она поднимается по лестнице напрасно.

Преодолев еще несколько перекладин, она ощутила, что дерево раскачивается из стороны в сторону. И где-то вдалеке так же раскачивались горы.

Эмералд перепорхнул на другую ветку, повыше.

Лестница закачалась еще сильней, как только Хани преодолела еще одну перекладину.

Марио в этот момент выбежал на крыльцо и, увидев тщетные попытки Хани, бросился к лестнице.

— Думаю, в следующий раз ты не будешь против того, чтобы своевременно подрезать попугаю крылья.

Хани и так была взвинченна, чтобы еще пререкаться с Марио.

— Ты бы лучше помог…

Марио собрался поддержать лестницу, когда зазвонил телефон.

— Должно быть, одна из твоих подружек, — поддела Хани.

Он улыбнулся.

— Подожди секундочку. Лучше ответить.

— Марио, куда ты?

Но он уже скрылся в доме. Она взглянула на стоящие далеко внизу автомобили, и голова опять закружилась.

С ехидством Марио крикнул:

— Тебя требуют.

Хани слезла с лестницы и взяла трубку сотового телефона.

— Сесилия, дорогая…

— Эстелла?

— Догадайся, кто звонил? Камерон… Предложил мне купить пакет акций Уатта в течение нескольких месяцев — по вполне доступной цене.

— Джошуа? Я не понимаю. Я просила его о снисхождении недели две назад, но он отказал.

— Да, но, видимо, он передумал. — Голос Эстеллы звучал холодно. — Может быть, ты этому причина.

Хани почувствовала, что сердце начало неистово стучать. Неужели он сделал это ради нее?

— Сесилия, мы выиграли. Ты можешь вернуться домой. Я полагаю, твой отец вполне доволен развитием событий. Однако он говорит, чтобы ты держалась подальше от Камерона. Марио тоже может вернуться.

— А что, если Джошуа опять переменит свое решение?

— Это может случиться лишь при одном обстоятельстве — если он узнает, кто ты.

— Вероятно, вы правы. — Голос звучал мягко и печально.

— Мы выиграли! Полагаю, что твой отец готов простить наше вмешательство во все это предприятие.

— Остерегаться… — повторила Хани как-то совсем безрадостно и попрощалась.

Она выиграла. У нее было все, что нужно, и даже больше. Отчего тогда по телу побежали мурашки, отчего этот озноб? Казалось, внутри разбился сосуд с льдинками. Она услышала приближающиеся шаги.

Высокий мужчина с гибкой, мускулистой фигурой шел вниз по Филберт-стрит легкой походкой.

Джошуа!

Он вошел в калитку сосредоточенный, даже хмурый. На нем были черные спортивные брюки и черная шелковая рубашка, подчеркивавшая мускулистую грудь.

Ее сердце счастливо забилось. Она перевела дыхание, крепче ухватилась за лестницу, собираясь снова на нее взобраться, хотя на самом деле ей очень захотелось полететь в его объятия.

Нет, видимо, исполнилось далеко не все, о чем она мечтала.

Что же суждено еще испытать?

Ей захотелось приласкаться к холодному, загорелому мужчине, который неискушен в любви и не желает попытаться узнать, что это за чувство. Она захотела приласкаться к мужчине, который большую часть жизни был одержим желанием отомстить, к тому, от которого следовало бежать, которого ненавидит ее отец.

Отец простил ей Майка. Но он никогда не простит ей Джошуа.

Но когда она смотрела в чарующую голубизну его глаз, все остальное не имело значения.

— Похоже, тебе нужна помощь, — сдержанно сказал Джошуа. — Я принес сеть.