— Надеюсь, что теперь ты это знаешь. Я никогда в жизни никого не любил так, как тебя. Я хочу детей, но далеко не так сильно, как хочу тебя.

— Я рада. — Она закусила нижнюю губу. — Я не хочу отсылать Молли. Я хочу, чтобы она осталась с нами. Он взглянул на нее:

— Конечно, она останется с нами. Куда же она денется?

— Я думала, что, может быть, ты ищешь уединения.

— Как только мы закроем дверь нашей спальни, у нас будет полно уединения. Вообще-то, когда я говорил, что нам нужно решить некоторые проблемы, я имел в виду «Звезды».

— Я знаю, что ты женишься на мне не из-за «Звезд». Мне не следовало говорить того, что я сказала. Мне было очень больно тогда.

— Я рад, что ты это понимаешь. Но, видишь ли, тем не менее проблемы остаются. Принято, чтобы женщина выходила замуж за начальника. И, надевая на палец обручальное кольцо, бросала работу и сидела дома. Никто из нас не хочет, чтобы ты так поступила, но должен тебе сказать, что меня не очень устраивает перспектива остаток жизни спать с человеком, который может уволить меня, если мое нижнее белье вовремя не прошло через прачечную.

Фэб подавила улыбку.

— Я сочувствую твоей проблеме, но я не продам команду только для того, чтобы ты мог в свое удовольствие ходить в грязном белье.

— Таких жертв я от тебя не ожидаю.

— Мир изменился. Вам, мужчинам, придется думать, как к этому притерпеться.

— Тебе это нравится, не так ли?

— Мне немного забавно.

Несмотря на шутливый тон разговора, подоплека его была серьезной. Как она сможет сочетать огромную ежесекундную ответственность за свою команду с замужеством и детьми, которых она намеревалась родить?

— Честно говоря, у меня есть по этому поводу некоторые идеи. Я их еще как следует не вертела, но, когда все детально продумаю, ты будешь первым, с кем я соберусь о них поговорить.

— Тогда лучше послушай меня и попытайся принять эту новость. Я не собираюсь тренировать «Звезды» до конца своих дней.

— Дэн, но ты не можешь уйти в другую команду! Никто этого не поймет, и в первую очередь я.

— Я пока еще никуда не ухожу. Но ты сама видела, что, это за жизнь. Я хочу быть с тобой и с детьми и уже давно ношусь с конкретной идеей. И, будь уверена, поступлю так, как решил. В одно прекрасное утро, когда, собираясь на работу, я пойму, что не могу вспомнить, как выглядят мои жена и дети, я уйду из большого футбола. Я найду по соседству какой-нибудь колледж третьего разряда, где и осяду до конца своей спортивной карьеры.

— Колледж третьего разряда? Я не знаю, что это такое.

— Это маленькие учебные заведения, где нет серьезного спортивного обучения, и профи там не рыскают. Дети там не самые крупные и не самые быстрые, и никто не сует им денег под столом. Они играют в футбол по одной-единственной причине, а именно потому, что любят эту игру. Так что, пока ты будешь крутиться среди спортивных акул, я собираюсь обосноваться в каком-нибудь симпатичном маленьком спортзале и вспомнить, почему я в свое время впервые взял в руки мяч.

— Звучит замечательно. Он сменил полосу.

— Послушай, вот этот шарфик у тебя под курткой, ты не могла бы им завязать себе глаза?

— Что?

— На высоте трех миль кто-то что-то мне обещал.

— О, ради Бога. — Она вынула шарфик и завязала им глаза. — Но это смешно! Ты что-то странное выдумал? Он не ответил.

— Дэн?

— Ну, я думаю, все зависит от того, насколько консервативны твои представления.

— Ты же сам говорил, что покончил со всем этим. Что хочешь вести обычную человеческую сексуальную жизнь.

— Угу.

— Звучит не очень уверенно.

— Видишь ли, в чем дело. После того как я много лет испытывал перегрузки, может быть, мне лучше постепенно сводить все это на нет. Резкий перепад будет слишком большим шоком для моего организма. Я много об этом думал.

— Ты меня нервируешь.

— Это хорошо, золотая моя. И вот почему. — Дэн неожиданно пустился в такие непристойные рассуждения, каких она еще в жизни ни от кого не слыхивала. Тело ее опалило жаром, и ей пришлось расстегнуть куртку. Но он по-прежнему не говорил, куда они направляются.

Когда Дэн наконец остановил машину, Фэб поняла, что своим скабрезным монологом он основательно заговорил ей зубы, ибо она совершенно потеряла ориентацию. Кажется, шины скрипели по гравию. Она напрягла слух, но не услышала ничего — ни скрипа деревьев, ни шума других машин. Похоже, он привез ее к своему дому, но она не очень была в этом уверена.

— Тебе придется подождать здесь пару минут, пока я кое-что сделаю. Я скоро вернусь, так что не волнуйся. — Он приник губами к ее губам. — Обещай мне, что не будешь подглядывать. Иначе я сочту, что ты мне не доверяешь, и крепко подумаю, прежде чем вступить с тобой в брак.

— Ты просто шантажируешь меня. И имеешь от этого свое удовольствие, не так ли?

— Да, дорогая. — Он слегка укусил ее за нижнюю губу. — Пока ждешь, обдумай все, что я тебе только что предложил. Тогда тебе не будет так скучно. — Его усмешка была явно дьявольской, когда он просунул руку ей под платье, стиснул бедро и лишь потом открыл дверцу машины.

Его предложение было просто ужасным, но она уже не могла думать ни о чем другом. Когда он наконец вернулся к машине, она вся дрожала от сексуального ожидания. Он открыл дверь, и она почувствовала, как в салон ворвался холодный воздух.

— Все в порядке. Теперь я тебя понесу. — Он подхватил ее под колени, но тут же снова опустил на сиденье. — Фэб, золотая, на тебе все еще надето белье. Я хорошо помню, что просил тебя снять его до моего возвращения.

— Ты не просил.

— Я уверен, что просил. Видимо, опять придется делать все самому. — Засунув руку ей под платье, он стащил с нее колготки и трусики.

— Но я замерзну. Сейчас меньше пятнадцати градусов.

— Я думаю, что из-за этого не стоит особенно волноваться. Откуда у тебя эти трусики?

— Я их купила.

— Но это только две маленькие ленточки и лоскут шелка. Неужели ты ради меня рассталась со своим гарнитуром от тяжелой промышленности?

— Да, дорогой, только ради тебя.

— Это чудесно, и я это ценю. А теперь надень обратно свои туфельки. Мне очень нравятся твои ножки в туфельках на высоких каблучках.

Как только она сделала то, о чем он ее просил, он подхватил ее и вытащил из машины. Фэб почувствовала, что ее обнаженные ягодицы покрываются гусиной кожей от прикосновений холодного ветерка.

— Пожалуйста, скажи мне, здесь нет людей?

— Очень мало, любовь моя. Но они все слишком заняты установкой карбюраторов на мотоциклы, чтобы смотреть на нас.

Фэб уткнулась лицом в его плечо и засмеялась. Он был ужасен, невыносим, но она чувствовала себя так хорошо, как никогда в жизни. Однако куда он ее несет?

Немного переместив ее на сгибе локтя, он открыл какую-то дверь. Фэб вздохнула с облегчением, почувствовав, что стало теплее.

— Повязка сползла?

— Нет.

— Это хорошо. Если услышишь какие-нибудь странные звуки, не обращай внимания.

— Какие звуки?

— Пьяный смех. Разбитое стекло. Хрип патефона. Что-нибудь в этом роде.

— Даже глазом не моргну.

— И если кто-нибудь по имени Будда спросит тебя, что ты здесь делаешь, просто скажи ему, что ты со мной.

— Хорошо.

Он стал целовать ее, а когда прекратил, она поняла, что снова попалась на удочку. Много они прошли или мало? Он дышал ровно, но для такого медведя ее вес ничего не значил. Она даже не могла бы сказать, поднимался ли он по ступенькам, или так и бродил по нижнему этажу.

— Сейчас я тебя опущу. Я не хочу подносить тебя слишком близко к барьеру. На случай драки.

— Можно я сниму повязку?

— Пока нет, милая. Ты ведь еще не сняла одежду.

— Я должна снять одежду?

— Извини, дорогая. Я совсем забыл, что Мне нужно делать все самому. — Он снял с нее куртку. — Но ты не волнуйся. Я справлюсь с ударами судьбы.

— Ты такой джентльмен.

Звякнули сережки, он, кажется, положил их в свой карман, потом стянул с нее через голову свитер.