В десяти милях от берега Нижней Калифорнии материковая отмель круто обрывается, переходя в пропасть, опускающуюся на тысячи футов в темную бездну океана. На краю этой пропасти возвышаются зубчатые вершины подводных гор, образующих острова Лос-Коронадос, поднимающиеся над голубой поверхностью Тихого океана. Это мексиканские владения. Там обитают только морские птицы, морские львы, гремучие змеи и тарантулы. Но море вокруг черных вулканического происхождения скал этих островов прозрачно и прекрасно своей дикой красотой. Вода здесь холодная: тут проходит Японское течение. От Японии оно идет на север к Алеутским островам, откуда, охлажденное полярными водами, поворачивает на юг, неся прохладу берегам побережий Калифорнии и Мексики. Необычна фауна этих вод: здесь обитают огромная рыба-меч, акулы и киты. Однажды в 1946 году рыбак, ловивший тунца, заметил исполинского кальмара, всплывшего из глубин на поверхность.

Мы уже считали себя опытными подводными пловцами, и нам не терпелось погрузиться в ослепительно синие воды у острова Лос-Коронадос. Мы упросили добродушного военно-морского начальника взять нас туда на рыбалку.

Рюп (наш «водяной»), Барни и я сели на военное десантное судно с прямоугольным носом в порту Сан-Диего. Серые эсминцы и карликовые авианосцы стояли на якорях в бухте. Вокруг на аэродромах стояло множество истребителей военно-морской авиации. Но все это было скрыто от меня, так как я лежала ничком на палубе под брезентом. Вопрос о том, допускает ли военно-морской устав присутствие женщин на борту военных кораблей, вызывал у наших хозяев некоторые сомнения.

Выйдя за боновое заграждение, наш кораблик, пыхтя направился в открытое море, преодолевая легкую зыбь. Тут обнаружилось, что компас неисправен. Стрелка неистово бегала по кругу, но мы спокойно продолжали свой путь в течение полутора часов, пробиваясь сквозь утренний туман. Никто не имел представления о взятом направлении. Капитан полагал, что яркое пятно, видневшееся сквозь дымку, было восходящим солнцем. Но никто не был в этом уверен.

Из тумана появились очертания мексиканского рыбачьего суденышка. Кто-то из нас спросил по-испански, в каком направлении находятся острова Лос-Коронадос. Рыбак неопределенным жестом указал вправо от нас и, покатываясь со смеху над штурманским искусством моряков военно-морского флота США, исчез в тумане. Минут тридцать мы держались направления, указанного мексиканцем, но видимость не улучшалась и не было никаких признаков берега.

— Давайте выключим двигатель, — предложил Рюп, — быть может, услышим лай морских львов.

Двигатели заглохли, и мы стали дрейфовать в безмолвии сплошного тумана. Издалека слева донесся неземной печальный звук; хотя он и был заглушён туманом, но можно было безошибочно узнать лай морских львов.

— Держать на звук, — скомандовал Рюп. — Эти морские львы должны быть на островах.

Как только запустили двигатели, из воды поднялось животное с коричневой шкурой и стало внимательно нас разглядывать. Округлая фигура животного не уступила бы русалке ни в гладкости, ни в пышности форм. Животное, казалось, совсем не подчинялось законам тяготения; высунувшись из воды до половины, оно держалось на волнах с легкостью целлулоидной игрушки, плавающей в детской ванночке. Морской лев был от нас так близко, что мы четко различали его прозрачные полузакрытые глаза. И мы поняли, почему моряки, долго плавающие вдали от берегов, принимают за русалок эти наполовину человеческие фигуры.

Наш морской лев, как и лев Томаса Гуда, медленно соскользнул под воду и…

Пока мы шли на лай морских львов, поднялся ветерок, и скоро сквозь клочья поднимающегося тумана мы увидели диск солнца, окруженный ореолом. Через несколько мгновений туман окончательно исчез; мы оказались среди покрытого рябью синего океана; яркое солнце освещало барашки волн. В полумиле от нас находилась неприступная скала первого из островов Лос-Коронадос.

Водяные громады с ревом разбивались о зубчатые скалы; брызги и пена взлетали на пятьдесят футов. Сотни морских львов грелись на скале над бурунами; их коричневые тела выделялись на черном фоне, другие ловили рыбу и играли в яростном прибое, каким-то чудом оставаясь невредимыми. Они весело взлетали на волнах, удерживаясь на самом гребне и с удивительной точностью выскальзывая из пены на скользкие уступы скал.

Игривые тюлени островов Лос-Коронадос — это калифорнийские морские львы. Их еще называли «ушастыми тюленями» или «лающими тюленями». Это и есть наши друзья из цирков и зоологических садов, выступающие как музыканты, жонглирующие мячами и ловящие рыбу на лету. Их способность поворачивать задние ласты вперед и внутрь и сгибая туловище ползать по скалам делает их гораздо более подвижными на суше, чем мигрирующие морские котики с островов Прибылова.

Высоко над тюленями, на самом большом утесе острова расположился птичий базар. Своим пометом морские птицы окрасили скалы в ослепительно белый цвет. Вспугнутые шумом нашего двигателя, они поднялись в воздух, заслонив крыльями небо над нашими головами. Обойдя остров, мы зашли в бухточку, образовавшуюся среди отвесных каменных громад в результате обвала скалы. Бухточка находилась с подветренной стороны. В пятидесяти ярдах от берега начальник приказал заглушить двигатели, и мы легли в дрейф. Здесь мы были вне зоны океанского прибоя, разбивавшегося о скалы.

— Взгляните на то большое металлическое кольцо на скале, — сказал Рюп. — Это бухта Пиратов. Мы доберемся туда вплавь.

Рюп спустился за борт. Мы последовали за ним. Начальник опустил на наш одноместный спасательный плотик флотский бачок для нашей добычи. От холодной воды в первый момент перехватило дух, но что нас действительно заставило затаить дыхание, так это величественность картины под водой.

Весь океан, как драгоценный камень, излучал мерцающий голубой свет. Голубоватые прозрачные окуни с опаловыми глазами медленно плавали среди камней и подводных пещер. Концы бурых водорослей плавали на поверхности, и стебли бросали зыбкие тени на подводную синеву. И рыбы и водоросли медленно качались, подобно маятникам, в такт волнам.

Мы поплыли к берегу, ныряя под листву и извивающиеся, как змеи, скользкие стебли бурых водорослей. Они образовали мрачный таинственный лес морского красного дерева. На большой глубине на темных выступах подводных скал, словно тени, лежали огромные груперы; несколько выше, ближе к поверхности, подобно черному опалу блестела обнаженная прибоем раковина калифорнийской устрицы.

Я была зачарована созерцанием необычайной картины. Крик Барни вернул меня к действительности.

— Взгляни-ка сюда! — крикнул он и нырнул. Я наблюдала, как он, сильно работая ногами, пробирался сквозь водоросли вглубь к выступу далеко внизу. Он держал перед собой копье, и по мере того, как он подплывал к входу под водной пещеры, я поняла, за кем он погнался. Там находился гигант-омар, который, как мне казалось, был едва ли меньше Барни.

Омар уже уходил в свою пещеру, когда Барни ударил его копьем. До меня донесся щелкающий звук. Это пятился назад омар, делая большие взмахи своим сильным хвостом. Омар тянул Барни к пещере, пытаясь затащить его туда. Барни же, перехватив древко копья поближе к наконечнику, схватил омара за основания его усиков. Затем, пригнув его голову книзу и направив хвост кверху, дал омару поднять себя на поверхность. Омар оказался длиной с руку человека, весил он одиннадцать фунтов. Его мяса хватило, чтобы накормить восьмерых, и еще осталось на салат.

Медленный, но мощный прибой поднимал уровень воды в бухточке до краев и выше; вместе с волнами высоко поднимались и мы, уносясь вглубь через скалы и расселины, набитые омарами. В щелях омары водились десятками и, подобно дирижеру Тосканини, они размахивали своими дирижерскими палочками-усиками, отбивая в такт какой-то веселой, недоступной для уха симфонии. Я нырнула сквозь водоросли и морскую траву на глубину пятнадцати футов под черный риф, образующий козырек. То, что я увидела, было похоже на «Сказание о Кубла Хане»;[1] я оказалась в бесконечной пещере, ведущей в глубь моря, лишенную солнца. В глубине пещеры я увидела похожие на тени фигуры. Они подходили ко мне все ближе и ближе — восемь стоящих на цыпочках омаров-великанов; в темной глуби пещеры они отливали красно-зеленым светом. Я схватила самого большого из них за усики, но он ударами хвоста резко подался назад, оставив усики в моей руке; другие омары тем временем спрятались в недоступные углы пещеры. Свет вдруг исчез, и я оказалась в полной темноте: поросль бурых водорослей качнулась к берегу под влиянием прибоя. Меня накрыли и окружили тонны скользких змеевидных стеблей.