Дом явно отражал вкусы одаренной семьи Клеров, которая пользовалась господствующим влиянием в Фреш Крик. Он был построен Рандольфом Клером — удачливым фотографом города Нассау. Его отец был патриархом острова, мать — прародительницей, дядя — дьяконом, двоюродной брат — констеблем, а его пятнадцатилетний брат Давид — восторженным молодым художником.

Господин Клер, старик с красивыми чертами лица и с большим чувством собственного достоинства, торжественно водил нас по дому. Он показал нам электрические лампы и выключатели, но пояснил, что, к сожалению, на острове нет еще электростанции. И в кране не было воды. Но чистота в доме была безукоризненной. Дом был светлый, веселый и уютный — сияющий символ успеха. Он как бы выражал веру местных жителей в будущее своего острова, их веру в то, что когда-нибудь туда придут люди с материка и сделают островитян зажиточными и независимыми от даров их бедной земли и коварных рифов.

При доме состояли две молоденькие привлекательные девушки, которые должны были выполнять обязанности наших «личных слуг». Одна из них — Делли Клер — нежная семнадцатилетняя девушка, цветок в широкополой соломенной шляпе, которую ветер постоянно пытался сорвать, как он срывает матросскую шапочку с ленточками с маленьких девочек. На Делли было тонкое сине-зеленое ситцевое платье, облегавшее ее крепкую фигурку. Девушке предстояло исполнить обязанности шеф-повара, ее кузине Элизе — помогать ей во всем.

Элизе тоже семнадцать лет. Она красива, с тонкими чертами лица. Волосы ее были заплетены в две аккуратные косы, доходившие до плеч. В ушах она носила сережки-кольца. Шляпка и платье у нее были такие же, как у Делли.

Казалось, что островитяне рождались со шляпами на голове; они носили их с блеском и апломбом. Ни один житель Виргинских островов никогда не носил своей тканой шапочки с большим религиозным чувством, ни один обитатель Джипид-жапа не надевал свою панаму более щегольски, чем жители острова Андрос свои кепочки, фетровые и соломенные шляпы.

У мужчин острова Андрос, как, впрочем, везде, шляпы являются признаком общественного положения, они как бы определяют личность носящего. Что касается женщин, то здесь шляпам придавалось еще большее значение. Шляпы, по-видимому, являлись символом зрелости. С 12 лет девочки носили их, не снимая ни дома, ни на улице.

Госпожа Клер была матроной внушительного вида. Ее речь звучала авторитетно и вдохновенно. Яростные кивки ее широкополой шляпы как бы подчеркивали то, что она говорила. Привезенная нами для детей большая коробка леденцов на палочках немедленно вывела госпожу Клер из состояния покоя. Она беззлобно покрикивала на десятки детей, уподобляясь требовательному кинорежиссеру. По ее команде дети выстроились перед нами ровными рядами и стояли по стойке «смирно». На мальчиках были штанишки выше колен, на девочках — коротенькие яркие ситцевые платьица, подчеркивающие их ладные фигурки, оставляя длинные ножки открытыми. Некоторые из детей младшего возраста, испугавшись необычной белизны нашей кожи, прятались за спинами старших детей; все, кроме одной маленькой девочки, были черными, как смоль; у нее же была темная загорелая кожа и рыжие волосы, лежавшие жесткими завитками. Она сидела у наших ног, уставив на нас свои голубые глазки. Ее яркий розовый язычок непрестанно и без промаха лизал леденец. Быстрые глаза госпожи Клер проследили за тем, чтобы леденцы были справедливо поделены среди детей. После этого она села на ступеньки рядом с нами. С веселой искоркой в глазу она обратилась ко мне:

— А для меня не найдется?

Леденцы сделали нас кумирами детей, как гаммельнского крысолова. Они прилипли к нам, как железные опилки к магниту. Малыши весело, до боли в животе, смеялись, возможно над черными лаковыми козырьками наших белых рыбачьих шапочек, а возможно, над нашим американским выговором. Без всякой видимой причины они вдруг начинали хихикать, и стоило нам повернуться, чтобы посмотреть, что их так смешит, как раздавался взрыв хохота.

Они водили нас по широким коралловым дорожкам, по бокам которых росли мелкий кустарник, юкка, пальмы и кактусы. Мы шли мимо чистеньких домиков, украшенных алтеем и олеандрой. В заднем дворе каждого домика была большая куча пустых раковин стромбуса. Стромбус, который водится здесь в изобилии в прибрежных водах, является основной едой местных жителей. Раковины — это консервные банки Багамских островов, свидетельствующие о том, что было съедено.

Дети показывали нам карликовые «фермы», расположенные в миле от берега. Эти фермы сдаются правительством в аренду по 6 шиллингов за акр. Они поросли сплошным кустарником и спутанными лозами, среди которых торчали отдельные стебли кукурузы и вились бобовые растения, росшие в похожих на блюдца впадинах среди скал. На острове ни крупного рогатого скота, ни овец не водилось. Зато было много коз, которых местные жители называли «созданиями».

Дети с гордостью провели нас к своей белой, похожей на амбар церкви. Церковь, как и все дома, была построена из битого коралла, сцементированного известью. Ее стены были аккуратно побелены той же известкой. Храм, безусловно, был самым внушительным сооружением на острове. Он высоко поднимался над домиками, подобно готическому собору во французской деревушке. С большим трепетом дети открыли двери и показали нам убранство церкви. Стены внутри были также побелены известью. С церковной кафедры, украшенной простыми рисунками на религиозные темы, дьякон Клер, одетый в черную рясу и белый стихарь, учил уважать церковные обряды и проповедовал чувства добра. Именно здесь дети впервые узнали о том, что кит проглотил Иону и что великий потоп вынес Ноев ковчег.

Местная библиотека представляла собой дощатую хижину с десятью книгами. Ею заведовала хромая девочка, которая гордилась своими обязанностями. Как дети, так и взрослые очень обрадовались привезенной нами из Нассау прекрасно иллюстрированной книге библейских рассказов, которую мы им подарили. Общественная жизнь этих людей основывалась на библейских рассказах. Еженедельные встречи в общественном клубе посвящались религиозным песнопениям. Эти дружелюбные люди отличались естественной простотой и безыскусственностью. Они нам понравились, мы понравились им.

Господин Бетел, представитель администрации, носил английскую темно-серую фетровую шляпу. Он занимал большой двухэтажный дом, стоящий посреди цветущего сада. Ему приходилось держать средний курс, лавируя между интригами и соперничеством, подчеркнутых обособленностью островной жизни. Сам он отставной учитель, окончил курс государственной школы администраторов и говорил на чистейшем английском языке. Встретил он нас дружелюбно и пригласил присутствовать на заседании суда. Администратор величественно сидел на своем судейском троне, а констебль в накрахмаленном белом кителе с блестящими эполетами и офицерской фуражке с черным лаковым козырьком исполнял обязанности секретаря суда. В освещенном лампой зале суда царила торжественная атмосфера. В помещении было всего лишь несколько стульев и стол, на котором лежала книга огромных размеров. Это была книга протоколов суда, в которой констебль ясным, каллиграфическим почерком вел записи судебного разбирательства. Мы присутствовали на деле о разводе. Истец изложил свою жалобу в простых выражениях:

— Моя жена уходит в поле пасти «создания» с другим мужчиной.

Женщина этого не отрицала. Судья спросил — имеются ли у них дети. Таковых не имелось. Был разрешен развод.

— А почему и не дать развод? — спрашивал нас потом администратор. — Не дай я свободу мужу, последствия могли бы оказаться более тяжелыми.

Повивальная бабка Араминта Бейнен — самая уважаемая личность на острове. Это была полногрудая амазонка, говорившая глубоким контральто, с большими выразительными руками «исцелителя». В своей медицинской практике эта женщина становилась в тупик лишь в очень редких случаях. Английский представитель органов здравоохранения приезжал раз в год, все остальное время только она помогала при рождении и смерти. Араминта Бейнен — представительница древнего рода повивальных бабок. Она переняла знание лечебных трав от своей матери. Когда я ей сообщила, что Барни врач, она тут же спросила у него — не считает ли он, что корни бананового дерева лучшее средство против поноса? И тут же перешла к описанию своего средства против лихорадки.