— Я… Я все испортила, Бобби Том! Я так… так сожалею. — Она подавила рыдание. — Я знаю, я одна виновата — я никогда не была сильна физически… Никто не хотел брать меня в свою команду, и теперь ты знаешь почему. Я сразу выдохлась, а ты… ты нет! Прости меня, я разрушила все.

Она была так испугана своим бурным оргазмом, что боялась пошевелиться.

— Нет в мире совершенства! — Голос его подрагивал, в нем опять чувствовался подвох.

— Но я… я так хотела быть… полезной тебе!

— Я понимаю. — Он осторожно переместился и лег поверх нее. — Хорошо, что ты имеешь мужество признавать свои ошибки. И потому раздвинь-ка пошире ножки, малышка.

Это она могла для него сделать.

И вновь она ощутила, как его рука касается ее бедер и горячие пальцы ощупывают увлажненное лоно. Он застонал.

— Ты такая тугая.

— Извини. Это потому, что я никогда…

Она задохнулась, как только он начал медленное ритмичное вращение, которое потихоньку распускало ее нежные мускулы — кольцо за кольцом. Он действовал мягко, но настойчиво, и палец его продвигался все глубже.

— О, Бобби Том!.. — Она прошептала его имя так, словно оно таило в себе ответы на все ее невысказанные вопросы.

— Не извиняйся, дорогая. Ты была обречена на эту… неудачу.

Несмотря на острый прилив возбуждения, она поняла, что он улыбается в ее влажную щеку. Этот космический ковбой вновь имеет наглость посмеиваться над ней. Она тут же забыла, что только что приносила ему униженные извинения, и так разозлилась, что не сразу сообразила, что в лоно ее проникает уже не палец, а нечто крепкое и большое, словно праздничная свеча. Ее руки забились в непроизвольных конвульсиях, и электрические искры наслаждения вновь разбежались по всему телу.

— О-о-о…

Он осторожно продвинулся дальше, миллиметр за миллиметром растягивая ее мышцы, давая ей время приспособиться к его параметрам. Но это была сдержанность инквизитора, и она совсем не хотела ее.

— Быстрее, — выдохнула она. — Пожалуйста, быстрее…

— Я не хочу причинять тебе боли, малыш. — Голос его звучал напряженно, словно он поднимал огромную тяжесть.

— Пожалуйста, не сдерживайся.

— Ты не знаешь, о чем просишь.

— Пусть. Я хочу, чтобы ты прошел до конца.

Он вздрогнул и тяжело двинул тазом. Огненные стрелы пронзили ее плоть, отозвались звоном в ушах, и она поняла, что это произошло! Она издала ликующий клич и вскинула ноги к потолку. Он помог ей, внедряясь в нее все глубже и глубже. Она знала теперь, что способна принять его целиком, и радовалась этой обретенной способности.

Она двигалась вместе с ним, повинуясь могучему инстинкту. Ее ощущения были более остры и прекрасны, чем она представляла себе в одиночных ночных мечтаниях, они были похожи на грозовые, насыщенные электричеством облака, гонимые сильными порывами ветра и поднимающиеся все выше и выше. Сначала они были частью ее существа, но постепенно увеличили свой объем, она сама стала их частью, как и Бобби Том, который постоянно был рядом. На какой-то момент они оба зависли в вечности и рухнули вниз с неимоверной высоты в звенящих струях серебряного дождя.

Она не знала, сколько времени они летели к земле, может быть — час, может быть — сутки. Реальный мир фрагментами возвращался к ней — прохладным ветерком, овеявшим щеку, далеким гулом реактивного самолета, тяжестью его огромного обмякшего тела. Эта тяжесть совсем не была обременительной, и она ощутила горечь утраты, когда Бобби Том выскользнул из нее.

Он лег на живот, чуть повернув голову, небрежно бросив руку поперек ее тела. Она так и осталась лежать на спине, искоса на него поглядывая, запоминая каждую деталь дорогого лица: чувственный абрис нижней губы, острые стрелы ресниц, золотой завиток на виске. Он был так красив, что у нее заходилось дыхание.

Ей не хотелось просто лежать. Ей хотелось что-нибудь такое выкинуть. Например, забраться на крышу дома и сплясать там матросскую джигу, оглашая округу радостными воплями. Каждая клеточка ее тела была наполнена чистой энергией и вибрировала от счастья.

— Бобби Том?

— Ммм.

— Ты не мог бы открыть глаза?

— Уг-гу…

Она припомнила кадр из какого-то мультика. Там две мышки кружились под золотым дождем, поднимая над головами разноцветные зонтики. Она сейчас — одна из этих мышек и тоже танцует, не в силах скрыть своей радости.

— Бобби Том, послушай меня! Это было даже лучше, чем я себе представляла. Я не могу выразить, что со мной произошло. Я знала, что ты прекрасный любовник, но ты был не просто прекрасен, ты был восхитителен. Однако тебе не следовало поддразнивать меня, когда я решила, что погубила все своим преждевременным оргазмом.

Он приоткрыл один глаз. Щека его по-прежнему была прижата к подушке.

— Дорогая, теперь тебе необходимо усвоить, если ты еще не поняла, что для женщины не существует преждевременных оргазмов.

— Откуда же я могла об этом знать? И откуда мне знать, что ты сейчас опять не подшучиваешь? Не обижайся, пожалуйста, Бобби Том, но у тебя есть нехорошая привычка высмеивать людей, которые в каком-либо вопросе менее компетентны, чем ты.

Он улыбнулся и взъерошил ее волосы.

— Прости, но это действительно было смешно. — Он рассмеялся. — Преждевременный оргазм, подумать только!

— Но у мужчин ведь они есть? Не вижу причин, почему бы и женщинам не иметь их.

— Проклятие, вы, феминистки, хотите сравняться с нами во всем, не так ли? Но эту прерогативу мы все же оставим себе, даже если вы потащите нас за это к Верховному Судии!

Он зевнул и перекатился на спину, навернув на себя простыню.

Она села, привалившись к спинке кровати.

— Ты не голоден, Бобби Том? Я — очень. Я не могла в рот ничего взять накануне, потому что нервничала, но сейчас, кажется, проглотила бы и быка. Давай перекусим. Я сделаю сандвичи, или овсянку, или, хочешь, сварю суп?

— Грейси, уймись! Ты просто маленькая трещотка!

— Бобби Том!!! Ты хочешь сказать, что мы этим займемся снова?

Он застонал:

— Мне нужно время, чтобы восстановить силы. Я уже не так молод, как пару часов назад.

Она наморщила хорошенький лобик, и голос ее приобрел деловой оттенок:

— Теоретически, Бобби Том, я знаю, что существует много позиций, но тебе ведь известно, что у меня совсем не было практики. Должна признаться, что твой мужской орган поразил меня, и я хотела бы иметь возможность изучить его получше. Не кажется ли тебе… — Она запнулась, заметив, что стойки балдахина заходили ходуном от его беззвучного смеха.

— Мужской орган?! Надо же! Грейси, ты просто когда-нибудь меня уморишь!

Она оскорбленно посмотрела на него:

— Не вижу ничего смешного. В моем возрасте следует быть более осведомленной о многих вещах, и совсем неудивительно, что я хочу наверстать упущенное.

Он повернулся к ней в притворной тревоге:

— Но не за одну же ночь, я надеюсь?

— Так или иначе, мне кажется, моя просьба не очень тебя затруднит…

Далеко в кабинете заверещал телефон. Она знала манеру Бобби Тома не отвечать на звонки, передоверяя сбор информации записывающему устройству. Однако сейчас он тяжело вздохнул, перевалился на живот и потянулся к аппарату с отключенным звонком, стоящему возле кровати.

— Надо узнать, кто там, и хорошенько его послать, иначе он будет трезвонить всю ночь. — Он взял трубку: — Хэлло!.. Нет, Лютер, все в порядке, я не сплю… Уг-гу. Я постараюсь представить тебе весь список на днях. Ты хочешь, чтобы я достал Джорджа Стейта? — Он воздел глаза к потолку. — Извини, Лютер, я не могу продолжать разговор. Меня достают по другой линии, и я абсолютно уверен, что это Трои Айкмен. Ладно, я передам ему привет. Хорошо. Да. Обязательно. — Он с грохотом швырнул трубку на место и откинулся на подушки. — Мэр просил напомнить тебе о заседании этого дурацкого комитета. Ты, конечно же, не пойдешь. Вот идиоты.

— Я пойду, Бобби Том. Один из нас должен знать, чем там они занимаются.

— Тебе лучше держаться от них в стороне. Тупость заразительна. — Он перевел взгляд на ее грудь. — Ты готова ко второму заходу или собираешься всю ночь просидеть здесь, болтая всякую чепуху?