Его слова дышали поэзией, но он произносил их резким, отрывистым голосом, что напрочь лишало их какой-либо сентиментальности.

— Это было так давно, — сказала она. — Больше не осталось ни чистоты, ни свежести.

Она провела пальцами по шелковой ткани своих вечерних брюк и ощутила небольшую выпуклость на своем бедре, оставшуюся после операции. Еще один признак того, что жизнь утратила способность обещать,

— Вас не забавляет мысль, что такой хулиган, как Уэй Сойер, имел виды на вас?

— Тот Уэй всегда вел себя так, словно ненавидел меня.

— Я ненавидел не вас. Я ненавидел тот факт, что вы были недосягаемы. Вы и Хойт явились из другого мира, в который мне дорога была заказана. «Золотой мальчик и золотая девочка, они жили долгой счастливо».

— Больше не живут. — Она наклонила голову и почувствовала, как у нее сжимается горло.

— Простите, — отрывисто произнес он. — Я не хотел расстраивать вас.

Она подняла голову, и в ее глазах блеснули слезы.

— В таком случае, зачем вы это делаете? Я понимаю, что вы ведете со мной какую-то игру, но мне неизвестны ее правила. Чего вы хотите от меня?

— Я полагал, это вам от меня что-то нужно.

Такой прямой ответ сказал ей, что его ничуть не тронуло ее волнение. Она поморгала глазами, стараясь восстановить равновесие.

— Я не хочу, чтобы вы уничтожили этот город. Слишком многие жизни будут загублены.

— И чем конкретно вы готовы пожертвовать во имя того, чтобы этого не случилось?

Холодные пальцы ужаса прошлись по ее спине.

— У меня нет ничего такого, что могло бы интересовать вас.

— Нет, миссис Дэнтон, кое-что есть.

Твердые ноты в его голосе вывели ее из себя. Скомкав свою салфетку, она бросила ее на стол и поднялась.

— Я хочу уехать домой.

— Вы боитесь меня, не так ли?

— Не вижу необходимости продолжать этот разговор.

Он встал, резко подвинул стул:

— Я хочу показать вам мои розы.

— Думаю, будет лучше, если я уеду.

Он подошел к ней:

— Я хочу, чтобы вы на них посмотрели. Пожалуйста, мне кажется, что они вам понравятся.

Хотя он не повышал голоса, командные нотки в нем преобладали. Она не знала, как воспротивиться этой железной воле. Он властно сжал ее плечо и повел к французским дверям в конце столовой. Витая медная ручка медленно повернулась, и южная ночь овеяла Сузи своим благоуханным теплом. Она почувствовала буйный аромат роз.

— Это великолепно.

Он вел ее по мощеной дорожке, которая вилась среди глянцевитых зарослей.

— Я привозил сюда архитектора из Далласа, чтобы он сделал разбивку сада, но мы не сошлись во мнениях, и кончилось тем, что большую часть работы я выполнил сам.

Ей не хотелось думать о нем как о благодушном садовнике. Это грозило разрушить возведенные в ее душе бастионы.

Они дошли до небольшого искусственного водоема, окруженного группой деревьев. Прудик подпитывался водопадом, низвергающимся с плоского камня, и скрытые от глаз источники света освещали жирных рыб, медленно ворочавшихся под широкими листьями водяных лилий. Она знала, что он не позволит ей уехать, пока не выскажет того, что намеревается сказать, и опустилась на одну из двух окрашенных охрой скамеек, удобно расположенных у самой дорожки, над ними вились виноградные плети.

Она скрестила руки на коленях и попыталась собраться с мыслями.

— Что вы имели в виду, когда спросили меня, чем я готова пожертвовать?

Он сел на скамью напротив нее и вытянул ноги. Светильники, помещенные в пруд, освещали скулы и надбровные дуги Уэя, ужесточая его черты. Однако его голос прозвучал неожиданно мягко:

— Я хотел знать, насколько велико ваше желание сохранить здесь «Розатек».

— Я прожила в этом городе всю жизнь, и я, кажется, готова на все, чтобы отвести от него угрозу вымирания. Но я — всего лишь президент Совета по делам образования; у меня нет реальной власти в графстве.

— Ваш общественный статус не интересует меня. Речь сейчас идет совсем о другом.

— Тогда чего же вы хотите?

— Возможно, я хочу того, чего не мог бы иметь ублюдок Труди Сойер.

Она слышала плеск тонких струй водопада и доносившееся издалека жужжание кондиционера, и эти мирные звуки придавали его тихим бесстрастным словам зловещий смысл.

— Я не понимаю, что вы имеете в виду.

— Возможно, я хочу самую красивую девушку со второго курса.

Ужас закрался в нее, и ночь, которая нежно обнимала все сущее, внезапно наполнилась опасностью.

— О чем это вы толкуете?

Он откинулся на спинку скамьи и положил ногу на ногу. Несмотря на кажущуюся расслабленность его позы, она ощущала, что внутренне он свернут тугими кольцами, словно удав перед броском, и это повергло ее в ужас.

— Я принял решение, что мне нужен компаньон, но я слишком занят управлением фирмой, чтобы тратить время на поиски. Я хочу, чтобы таким лицом стали вы.

У нее пересохло во рту.

— Мне нужен такой человек, который мог бы выполнять специфические служебные обязанности, сопровождал бы меня в поездках и был бы моей… опорой.

— Я думала, что у вас есть уже такой компаньон. Я слышала, вы встречаетесь с кем-то в Далласе.

— Я встречался со множеством женщин за эти годы. Я ищу для себя нечто иное. Нечто более домашнее. — Он говорил так спокойно, словно обсуждал условия рядовой сделки, но градус настороженности, который она постоянно ощущала в нем, повысился, и это внушило ей уверенность, что он не так уж непрошибаем, как притворяется. — Каждый из нас мог бы продолжать жить своей собственной жизнью, но… — Он замялся — впервые на ее памяти, — и она невольно поежилась от его пронзительного взгляда. — Вы были бы полезны мне, Сузи.

Медлительность, с которой он подбирал слова, бросила ее в холод.

— Полезна? Уэй, вы ведь не… Это звучит так, словно… — Она не могла скрыть охватившей ее паники. — Вы предлагаете мне спать с вами?

Какое-то время он молчал.

— Вам это ненавистно, не так ли?

Она вскочила:

— Вы безумны? Я не могу поверить, что все это происходит в действительности. Вам нужен не компаньон — вы говорите о любовнице.

Он поднял одну бровь, и она подумала, что никогда еще не встречала такого холодного человека, начисто лишенного каких-либо эмоций.

— Разве? Не припоминаю, чтобы использовал это слово.

— Прекратите играть со мной!

— Мне известно, что вы ведете активную жизнь, и я не жду, что вы с ней покончите, но иногда, когда мне понадобится, я хотел бы, чтобы вы шли на уступки.

Кровь стучала у нее в ушах, и ее голос, казалось, шел откуда-то издалека:

— Зачем вы так обращаетесь со мной?

— Как?

— Шантажируете меня! Ведь это прямой шантаж, не так ли? Если я буду спать с вами, вы оставите «Розатек» в Теларозе? Если я не буду этого делать, вы переведете компанию.

Он ничего не сказал, и она не смогла подавить симптомов пробудившейся в ней истерии.

— Мне пятьдесят два года! Если вы ищете для себя любовницу, почему бы вам не поступить подобно другим мужчинам вашего возраста и не найти кого-нибудь помоложе?

— Молодые женщины меня не интересуют. Она повернулась к нему спиной, ее ногти впились в ладони.

— Неужели вы так сильно ненавидите меня?

— Я вовсе не ненавижу вас.

— Я знаю, что вы делаете. Вы осуществляете своего рода вендетту, запоздавшую на тридцать лет.

— Моя вендетта касается города, а не вас.

— Но я — одна из тех, кто будет наказан.

— Если вы расцениваете это таким образом, мне трудно изменить ваше мнение.

— Я не собираюсь… идти на уступки.

— Понимаю.

Она повернулась снова:

— Вы не можете заставить меня.

— Я никогда бы не стал заставлять вас. Все целиком зависит от вас самой.

Отсутствие эмоций в его словах делало ситуацию почти нереальной. Он безумен, подумала она. Но его темные глаза смотрели спокойно.

Молящая нотка, которую она не смогла подавить, закралась в ее голос:

— Пообещайте мне, что вы не переведете «Розатек»!