А на носу у Светы появились новые очки – несколько сразу, цветные, стрекозьи, с камешками, как у Царевны-лягушки. И купаться завтра она будет верхом на несбывшейся мечте детства...

– Касатка, касатка!.. – горланит она, размахивая коробкой с надувным китом. Ну, знаете – чёрным таким, похожим на дельфина.

– Казатка, казатка!.. – вторят киприоты в дверях магазинчиков. Улыбаются.

19

Господа! Вы, конечно же, знаете, что такое на курорте – завтрак? Да-да, банальнейший шведский стол?! Когда ты, забывшись часика на три с половиной и вскочив так без двух десять – а потому что закалка армейская, внутренний будильник! – весь в прохладном поту, в шортах, на бегу натянутых, с рогами вместо волос и батальоном похмельных кошек во рту, сощурив (как бы от солнца) единственный глаз, что удалось открыть, возносишь на автопилоте потрёпанную, поруганную хоругвь своего торса – сквозь галерею настурций и аспарагусов – да наконец-то на заветную, безмятежную, полную сладких звуков и запахов антресоль, и по ходу выясняется, что ты в Светиных шлёпанцах, а шорты надеты наизнанку, но это не очень заметно и не совсем важно, потому что всё равно ты уже чужой на этом праздничке жизни, и что-то ухватить ещё можно, но скоро будет уже нельзя, и утренняя парадность равнодушно покидает помещение, и официанты нахохливаются, хотя ещё и столь любезны, что проводят натянуто за чистый столик (а то я и без тебя не сяду, гномик, иди, слушай, своей дорогой), однако уже кое-где и громыхнут предупредительно подносом, из-под носа сметя последнюю сосиску – ой, ой, а лебедя, лебедя-то глиняного на колеснице с соломенными поросятами куда потащили?!! (как бесприветно без них и безлико, без этих идолов казённого застолья!..) – а кругом свежие гусаки в штаниках все ещё накладывают бодро, чинно так и размеренно шербет, маслинку и тарталетку соответствующими ложечками да щипчиками (ну правильно – на дискотеке не скакали до шести!), да, улыбаясь всем подряд, отстаивают ещё и очередь за почему-то изготовляющимся тут же омлетом (нет чтоб так же его вывалить, как всё прочее, не затруднять движение и время не красть у отдыхающих!) – и милейший поварёнок, как назло, с надлежащей паузой испрашивает у каждого – вам, извините, со спаржей, со шпинатом или ветчиной?... короче!.. врываешься ты таким подбитым истребителем в это пышущее всё ещё неспешностью оранжевое утреннее царство, торпедируешь с ходу остывающие корытца, бомбишь графинчики, проходишься короткими очередями по фруктам, и соответственно, подносик твой буйно разрастается и разбухает безмерно – за секунды. (Ну, а ежели что уже убрали – так и на кухню пустите, и холодильник отопрёте...)

– Ит’с фор май уайф. Ши из вери илл.

Учитесь, незадачливые отцы семейств и непонятливые официанты, простоте и внезапности манёвра!

Взгляды понимания, сочувствия. Хватит до самого ужина. Операция занимает три минуты.

(Вообще-то я их всех, здешних обитателей, прекрасно понимаю и завидую даже их размеренности. Их отбою в одиннадцать. Подъёму в семь, купанию в девственном тишайшем море, бодрости и аппетиту за завтраком. Но это совсем другая жизнь – простая и мудрая, созидательная, разве что немного скучная; для неё нужно бы мне родиться обратно, выйти замуж за умную и хозяйственную мать, а не бредить разрушительно любовью взбалмошных нимфеток, инфант и принцесс красоты. Это говорит мне всё время моя мама и это знаю я без неё.

Но... дискотеки, как же тогда дискотеки?! – Шутка.)

Май уайф ещё, конечно, слипинг. Кроватка у неё вполне оборудована: сверху свисает рачок, спит рядом Гарри Поттер, на ночнике в обнимку амулетик и кипрские стеклярусные бусы, а прямо у подушки застыла на дыбах бронзовая коняшка, выпрошенная у меня вчера.

Поставим тихонько поднос на тумбочку, воткнём в изголовье несколько розовых гвоздик... С бассейна доносятся уже на всех языках команды водной аэробики. А мы вот штор не откроем, затаим удовлетворение от тайного присутствия рядом, посидим с полумраком ещё несколько минут...

Эх, свинтим голову новому виски.

Вообще-то номер наш дерьмо. Даже на четыре не тянет. Серые одеяла, серый старый ковролин, в туалете ДСП... (А что, интересно, я хотел за 700 долл. на старом «английском» острове...) Светка даже глазом не моргнула, но я-то знаю: надо было ехать в Турцию! (Там хорошо, где нас нет?..)

...и вообще как будто что-то всё ещё никак не началось, затормозилось, хоть вот они мы – здесь уже два дня. Почему всегда так, господи: вот ждёшь чего-то, как озарения, как решения всех проблем, вот оно настало – и что же?.. Просветления не свершается, счастья в этом, текущем, произвольно льющемся моменте – нет и не с чего ему предвидеться, и опять ты в какой-то дыре между прошлым и будущим, ты опять невольно смотришь куда-нибудь вперёд или даже назад...

...господи, а помнишь ту молитву, помнишь, что просил я у тебя и обещал тебе?.. Господи, а ведь подзабыл я думать об этом вседневно... А она... вроде такая же – а всё дальше от меня и дальше, и нет того тепла... Может, расслабился я, господи, и не знаю толком, что мне делать уже, чтоб развивать, чтоб интересным быть... Начало конца, а, господи?.. Откуда безмыслие моё?.. Дай воспрять мне и собраться, ведь если дано этому чуду свершиться – то через меня! – не через неё же?..

...ну так, а?.. Неужто не пить мне правда?..

Что-то этот душный полумрак нисколько не одушевлён. Я помолчал и сделал несколько глубоких глотков – за начало нового витка.

Света зачмокала и перевернулась на другой бок.

– Ведём свой репортаж с острова Сайпрус! Во-от моя стрекозка. – (Наконец я вспомнил про видеокамеру. В огромных Светиных очках мир весел и кругл.) – Скажи: здравствуйте, мама-папа...

– Здр-р-равствуйте, мама-папа...

– ...и все мои друзья.

– Ну что я, Ельцин тебе – читать по бегущей строке!

– ...скажи: а не хотите ли посмотреть на мою новую серёжку в пупке?..

– Ну что ты у них спра-а-ашиваешь! К-не-ечно, хотят!..

– Пое-ха-ли! – кричит уже поджарый гид-киприот. Последними влезаем мы в «автобус». Он похож на горного барана. Деревянная ядовито-зелёная колымага довоенных времён. Только так и можно добраться до места. (На ранчо заждались нас ослики и лошадки.)

Сцена 2. Света повисла меж двух послушных задков, как на брусьях. Задков целая дюжина. Света в своей стихии, комментирую я – в компании четвероногих парнокопытных. Не лягнёт она меня, Света?.. – Э-э-э... может, отвечает со знанием дела. Да-а. Вот такой пустынный, песчаный, каменистый, жаркий остров Кипр. Кое-где какашки. Пальмы только на пляже – все привозные. До семидесятых народ передвигался на осликах да на таких вот общественных драндулетах – машин не было.

Сцена 3. Откуда-то слышен призывный клич «Р-р-ра-ман»... Как всегда. Ага, она уже кого-то обнимает, гладит. В загоне разыскала-таки белую лошадку, прильнула.

Далее: неразборчиво. Света делась куда-то с инструкторшей, группа вереницей растаяла вдали на осликах... Мне ваши эти ослы по барабану. Только один остаюсь – скучный становлюсь, всё томлюсь, всё томлюсь. (Дальше что? Что – дальше?) Вышел вот в степь – камни, барханы какие-то да закатное небо... Где ловить её теперь моей камерой? Под ногами, в сером песчанике, суетятся муравьи. Дайте хоть вас пощёлкать. (Эх, не то у меня «макро» – не для микро.) Эти вообще зашиваются в рефлекторном своём предназначении. Нет для них ни вперёд, ни назад. Есть сиюсекундность – она почти абсурдна.

Сцена 4. Багровый закат сквозь кипарисовую шевелюру. В ста метрах отсюда – «зелёная линия», отделяющая настоящий Кипр от оккупированных турками территорий. В темноте православного храма рука моя втыкает чадящую свечку – во здравие, в песок... (Не видя нигде моей наездницы, зачем-то поехал я с первой, откатавшейся, группой на экскурсию в монастырь, вернувшись потом всё на том же драндулете на ферму. Что ж так всё нескладно, виню себя я. И ведь ничто мне не интересно – я здесь исключительно, чтоб новыми конными фото разукрасить ей портфолио... Я, вообще, нормальный?!)