После этих слов нищий бродяга подошёл к первосвященнику, сильными движениями рук помял его поясницу, пошептал что-то в полголоса, и буквально через мгновение Ханан почувствовал, как боль начала постепенно затихать и вскоре ушла вовсе. Первосвященник распрямился и, с испугом взглянув на старца. Молчание длилось недолго, и вместо благодарности главный жрец вдруг возопил во всё горло: «Да, ты, колдун?» После этого Ханан сорвал с плеча слепца его потрёпанную сумку, перевернул её и начал неистово трясти. Из сумки на землю повыпадали несколько свитков, перевязанных тонкими тесёмками, пучки сухих неизвестных трав, какие-то камни, амулеты, что-то ещё непонятное и незнакомое.

– Так ты колдун?! – удивлённо, испуганно и одновременно негодующе повторил первосвященник.

– Он не колдун, а лекарь! И свитки эти не колдовские заклинания, но человеческая мудрость, собранная для того, чтобы помогать людям, избавляя их от физических страданий и недугов, – дерзнул вступиться за старика его молодой спутник, до того молчавший. Первосвященник бросил на мальчика, который осмелился вмешаться в их разговор, полный злобы взгляд. Ханан даже не стал рассматривать юного поводыря, так велика была его ярость и ненависть, что какой-то безродный язычник посмел перечить ему, первому священнику иерусалимского Храма.

– Слуги! Стража! Иосиф! – завизжал не своим голосом Ханан, сильно топая ногами, забыв, что ещё мгновение назад не мог сделать ими ни единого шага. Он громко кричал и яростно размахивал сжатыми в кулаки руками, призывая своих людей на помощь. Со всех сторон к нему уже бежали обеспокоенные этим воплем слуги первосвященника, и первым среди них был его зять, Иосиф Каиафа.

– Что случилось, отец мой? – тяжело дыша после быстрого бега, встревожено спросил он своего тестя.

– Забейте камнями этого грязного язычника! Немедленно! Он колдун! Забить! Забить! Забить! – кричал первосвященник, трясясь в припадке ярости и топая ногами. Его рука была вытянута, и тонкий длинный палец главного жреца указывал на стоявшего перед ним старика и мальчишку-поводыря.

– Ты, сполна отплатил мне за мою помощь, законник! – глухо проговорил слепой странник, но никто его не услышал. Слуги резво бросились выполнять приказ хозяина, и вот уже первые камни полетели в странствующего лекаря.

Старик же, как только придорожные булыжники, брошенные безжалостными и сильными руками правоверных иудеев, посыпались на него, быстро оттолкнул подальше от себя своего молодого спутника, а сам немного отошёл в сторону, дабы камни не смогли бы нанести вреда мальчику. Булыжники градом обрушились на слепого лекаря. Камни попадали несчастной жертве в голову, грудь, живот. Несчастный старик через мгновение рухнул на сухую и пыльную землю. Толпа радостно и довольно зашумела и замерла в ожидании, глядя на неподвижное тело жертвы. Прошло немного времени, и старик зашевелился. Весь окровавленный и побитый, он с трудом начал подниматься, опираясь на палку, но не успел даже чуть привстать на ноги, как ловко брошенный Иосифом, зятем первосвященника, большой камень попал слепому лекарю точно в висок. Нищий, обливаясь кровью, вновь рухнул на землю. Теперь он уже лежал неподвижно, не подавая никаких признаков жизни. А Каиафа, гордый своим точным броском, приблизился к старику, дабы убедиться в том, что жертва их наказания мертва. Иосиф наклонился над телом бродяги, как тот неожиданно схватил зятя первосвященника за край одежды.

– Горе будет всем вам за кровь невинную, а особенно тебе, первосвященник Каиафа! Весь род твой будет проклят на века человеческие. Память о себе оставишь недобрую, и семя твоё будет гнилое! – прошептал умиравший слепец, после чего жизнь окончательно и навсегда ушла из тщедушного стариковского тела бродячего врачевателя. Услышав слова, Каиафа испугался, ведь колдун сказал ему о проклятиях. Но эта фраза убитого старика вскоре была забыта, ибо другие слова, сказанные колдуном, прозвучали для слуха Иосифа более приятно.

– Что это он там прошептал перед смертью? Уж не ошибся ли часом колдун, назвав меня сослепу первосвященником? С ума, видимо, сошёл?! – начал было размышлять Иосиф, как суровый окрик тестя не дал ему довести свои рассуждения до конца.

– Чего стоите, как каменные истуканы? Поводыря тоже забейте! Он такой же гнусный язычник, к тому же ещё ученик проклятого колдуна! – шипел, кричал, брызгая слюной, неистовствовал от злобы и ярости первосвященник Ханан. Он лично схватил камень и метнул его своей сухонькой ручкой в сторону бездыханного тела старика. И только после этого Иосиф Каиафа обратил внимание на сидевшего рядом с телом убитого бродяги мальчишку. Юный поводырь осторожно приподнял голову своего учителя с земли и, подложив под неё сумку, что-то прикладывал к страшным ранам старика, стараясь вернуть того к жизни, видимо, не понимая ещё, что учитель уже мёртв. Мальчик был слишком занят своей работой, а потому и не видел, как слуги и зять первосвященника уже начали поднимать с земли камни, дабы забить его насмерть и выполнить приказ хозяина. Не понимал ученик умершего лекаря, что ему оставалось жить мгновения, и никто на свете в тот момент не дал бы за его жизнь даже самой мелкой медной монеты, если бы случайно...

– Что здесь происходит? – раздался вдруг громкий голос, и на поляну выехал небольшой отряд конных римских воинов.

– Кто ты такой, что бы спрашивать меня? – резко ответил первосвященник римлянину, задавшему вопрос. Конник в красном плаще, не торопясь, приблизился к Ханану и, наклонившись к нему из седла, медленно, выговаривая каждое слово, сказал:

– Я Иосиф Пантера, сотник Калабрийского легиона Публия Сульпиция Квирина, легата Сирии!

После этих слов на поляне воцарилась полная тишина. Иудеи сгрудились вокруг главного жреца, немного оттеснив от него римского сотника, и насторожено поглядывали на солдат.

– Хочу напомнить, что на смерть в Иудее осудить может только римский прокуратор и никто более! В чём была вина этих двоих? – привстав на стременах, спросил центурион.

– Они колдуны и язычники! Смерть им! Смерть! – загудела и зашумела толпа.

– Молчать! Вначале надо во всё разобраться, пора прекращать ваши дикие самосуды. Я беру под защиту мальчишку, а старика приказываю похоронить здесь же, на этом месте! И не вздумайте ослушаться моего приказа, иначе все будете биты кнутом, – тоном, не терпящим отказа, приказал легионер.

Недовольные иудеи стали роптать, шуметь, выкрикивать угрозы, приступая вплотную к солдатам. Тогда римский сотник кивнул легионерам, и те в тот же миг обнажили свои мечи. Слуги первосвященники поняли, что спорить с солдатами им не досуг, да и силы неравны, чтобы не подчиниться приказу сотника, хотя численный перевес и был на стороне иудеев. Ханан, увидев своё положение, безнадёжно махнул рукой, и его люди принялись исполнять требование римлянина Сотник Пантера, приказав солдатам быть начеку, тем временем подъехал к испуганному мальчугану, стоявшему возле тела своего учителя и наставника. Юный поводырь дрожал от страха, и слёзы ручьями текли по его худеньким и грязным щекам. Наверное, он плакал от печали утраты, или от радости своего чудесного спасения. Кто знает? А может, он испугался римских воинов?

– Ты откуда, парень? – спросил сотник бедного мальчика.

– Из Назарета! – последовал короткий ответ.

– А как же тебя занесло так далеко от дома?

– Я был поводырём у этого слепого лекаря, имя которого Валтасар, обучался у него ремеслу врачевания и бродил вместе с ним по Палестине, помогая больным и страждущим, – всхлипывая и растирая по грязным щекам слёзы, сказал мальчуган.

Сотник кивнул, удовлетворённый полученным ответом. Он уже хотел отъехать к своему отряду, как неожиданно его взгляд упал на маленький серебряный медальон, висевший на шее мальчика.

– Где ты взял этот медальон? – вновь спросил легионер, повернув коня и приблизившись вплотную к поводырю.

– Мать при рождении повязала его мне на шею!

– Имя её Мария?

– Мария!

– А тебя-то как зовут? – сотник вдруг наклонился из седла к мальчишке и как-то неловко погладил того по голове. Столь нетипичное поведение, казалось, удивила не только мальчка, но и самого легионера. После этого римлянин вдруг спешился, взял в руки медальон, долго-долго и очень пристально смотрел на него, как бы желая в чём-то убедиться.