– Да, если вдруг забуду предупредить Иисуса, то ты, Иуда напомни своему учителю! В его окружении есть человек один, тайный соглядатай! Думаю, очень близок к Иисусу. Сам читал те доносы. Кстати, а ты каким ремеслом владеешь? – вопрос для Иуды прозвучал неожиданно, а потому он не нашёлся сразу, что ответить. Ученик как-то замаялся, лихорадочно соображая, для чего старику знать о его ремесле. Правда, на сердце отчего-то было неспокойно, тревожно и весьма смятенно.

– Да, я всем понемногу занимаюсь, когда надо, – замямлил Иуда, шестым чувством понимая, что ни в коем случае нельзя говорить правду. На его счастье Гамалиил не стал дожидаться ответа.

– Гончара случайно среди вас нет?

– Гончара-а-а-а? – протянул Искариот и неожиданно. От этой догадки у него вдруг перехватило дыхание, и он замер, боясь пошевелиться.

– Видишь ли, Иуда, каждый шаг вашего учителя известен прокуратору! Так вот, тайный этот соглядатай подписывает все свои доносы именем «Гончар». Поэтому я и спросил, нет ли среди вас гончаров? Ну, ты, поди, человек надёжный? Земляк Иисуса, да ещё казначей, как я вижу. Доверяет тебе Иисус! Ты уж не бросай его, если что, – сказав эти слова, Гамалиил продолжил умываться, а потому и не обратил внимания на мертвенную бледность Иуды, стоявшего за его спиной и чуть не выронившего из рук своих кувшин с водой на землю. Не увидел всего этого бывший священник, ибо занят был утренним туалетом. К тому же, Гамалиил, слушая рассказ Иуды, подумал: «Надёжный, наверно, этот парень! Ну, не мог же ведь Пилат оставить своего осведомителя без пальцев на правой руке, дабы тому было неудобно сочинять доносы?»

– А где же сам Иисус? – вновь после некоторой паузы спросил Гамалиил, успев позавтракать несколькими финиками, куском зачерствевшей лепёшки, запив их хорошим глотком виноградного вина.

– К родителям пошёл, – ответил Иуда.

– Ну, так и мы давай пойдём навстречу ему, чего здесь время терять попусту, мне ведь тоже пора в дорогу собираться, – предложил Гамалиил и вышел на улицу со двора, в котором провёл памятную для себя ночь за интересной беседой. Они ещё только подходили к дому плотника Иосифа, как услышали громкие крики и грязную брань.

– Вы посмотрите, люди! – вопили одновременно несколько человек во дворе обручника, перебивая один другого, – какой богатей нашёлся. Он, оказывается, два дня тому назад в Кане на целую свадьбу вина накупил, деньги молодым в подарок дал, а семье родной ни одного сикля не удосужился оставить! Ему долг пришли возвратить, а он им: «Отдайте деньги нищим!» Совсем с ума спятил! Будто у него семьи нет! Да гнать его надо из дома вообще, чтобы ноги здесь больше не было! Через свою нищету весь мир хочет накормить, безумец! Лучше бы о родных больше думал, бездельник!

Иисус молча вышел со двора родного дома и, ни на кого не глядя, пошёл прочь. Он сделал несколько шагов, но затем резко остановился и пошёл обратно.

– Дай им из наших общинных денег несколько монет серебром! – подойдя к Иуде, тихо, но твёрдо сказал он. Иисус чуть постоял, раздумывая о чём-то своём, потом повернулся к Гамалиилу, который находился там же, чуть поодаль от калитки, и, улыбнувшись, прошептал, дабы никто не смог бы его услышать: – Прощай друг! При случае помоги моему делу, если когда-нибудь искренне согласишься с моей правдой и примешь её!

После этих слов молодой проповедник резко повернулся и зашагал по дороге, ведущей из Назарета на север Галилеи. Вслед ему ещё долго летели проклятия его родных и близких, но Иисус их не слышал. Он в тот миг, удаляясь от города, в который уже никогда больше не вернётся, думал совершенно о другом. С этого самого дня молодой проповедник навсегда покинул родной город и никогда больше не возвращался в отчий дом. Да и зачем, если самых близких ему людей он так и не нашёл поддержки и понимания.

Иуда, тем временем быстро отсчитав деньги и кивнув на прощанье иерусалимскому гостю, бросился бегом догонять своего учителя. Гамалиил проводил их взглядом до самого поворота и, когда они оба скрылись из виду, подошёл к пересчитывавшим деньги родственникам проповедника и строго сказал:

– Глупцы! Может быть, вы только оттого и останетесь навсегда в человеческой памяти, что вашим сыном и братом был Иисус из Назарета.

С той их первой и последней встречи прошло уже несколько лет, а бывший священник постоянно вспоминал о ней. Гамалиилу не представляло особого труда внимательно следить за деятельностью проповедника из Галилеи, ибо пользовался моим полным доверием, как хранитель библиотеки. К тому же он очень хорошо разбирался в тонкостях религиозных традиций иудеев, а посему все доносы тайных соглядатаев, где говорилось об Иисусе, проповеднике из Капернаума, обязательно передавались Гамалиилу, которого я отчасти считал и своим советником.

Бывший священник прекрасно понимал, что рано или поздно, Галилеянин обязательно будет схвачен храмовой стражей по приказу первосвященника, дабы предстать за свои крамольные слова и дела перед судом Синедриона. Гамалиил также понимал, что Иисус просто обречён на смерть, он должен был обязательно умереть, в противном случае все его идеи и принципы оказались бы в очередной раз обычными пустыми призывами неудачника и самозванца. Мой советник за свою долгую жизнь слышал о многих проповедниках, с некоторыми был даже лично знаком. Большинство из них дожили до глубокой старости и умерли в тихой и спокойной обстановке своей семьи, так и не сумев зажечь в сердцах людей огонь борьбы, а потому и забытые. Не суждено им было стать при жизни легендой, так как они слишком сильно любили хорошо жить и бытие ставили превыше всего. С Иисусом же всё было по-другому. Он не боялся борьбы, не бежал от своих противников, смело вступал в спор с законниками и власть предержащих, а потому и стал кумиром толпы нищих и бродяг. Его любили и обожали, его встречали и провожали словно царя. Почему? Ответить на такой вопрос было нетрудно. Если бы, скажем, об этом спросили Гамалиила, то он сказал бы: «Иисус добр, щедр, жизнерадостен, весел, настойчив, остроумен, честен, правдив и смел. А эти человеческие качества очень нравятся людям. Он бывает иногда суров, порой даже жесток, но всегда, всегда милосерден».

Бывший священник видел, что молодой проповедник со временем сам подневольно попал под принуждение толпы, когда люди простое его врачевание воспринимали как чудо, требуя повторения и веря в божественность человека, их производящего.

«Он сам себя загнал просто в безвыходное положение, – раздумывал Гамалиил, – отчаянное даже положение, я бы сказал! Он стал для толпы предвестником великих событий, тем самым, положив свою жизнь на чашу весов, ведь в любой момент, если он будет медлить проявить себя просто как Бог, а именно это хотят от него люди, то дело его погибнет, рухнет, рассыплется как песчаный замок. И для этого будет достаточно даже самого лёгкого порыва ветра или непродолжительного дождя...»

– Ты заснул, старик? – окликнул я Гамалиила. Пауза слишком затянулась, и мне даже показалось, что хранитель библиотеки задремал, ибо мой вопрос остался без ответа.

– Нет, прокуратор! Я не заснул, так, задумался немного.

– Так что ты думаешь о проповеднике? Как мне поступить с ним? Считаешь ли его призывы бунтом?

– Могу сказать одно: он представляет смертельную угрозу иудейским священникам. Они свято верят в то, что иудеи – народ, избранный самим Богом, дабы через них управлять всеми другими народами.

– А ты? Разве ты не иудей? Тогда почему отделяешь себя от них? – задал я вполне логичный вопрос.

– Я иудей, – спокойно ответил собеседник, словно знал, что мой вопрос будет именно об этом, – но не придерживаюсь общепризнанных законов, поэтому и не священник, хотя раньше им был. Почему же меня тогда не побили камнями? Отвечу. Всё очень просто, игемон! Я никогда и нигде открыто не высказывал свои взгляды, то есть держал, как все острожные люди, язык за зубами, вот поэтому и дожил до глубокой старости. А Назорей совсем другой человек. Он смелый, отчаянный, дерзкий и добрый. Он хочет разорвать право иудеев на их богоизбранность. В этом как раз и видят для себя главную опасность первосвященники и все те, кто почитает иудейскую веру. Ну, а Каиафа к тому же боится потерять часть своих доходов, ведь он получает прибыль с продажи жертвенных животных и обмена денег. Да, ты и сам знаешь, откуда и как он черпает свои богатства.