Изменить стиль страницы

Из-за особым образом повязанного шарфа на голове и длинного коричневого переливчатого платья казалось, что в ней есть что-то мавританское. Никто из собравшихся, конечно, и не слышал о маврах. Их потомки только что исчезли, а когда они еще существовали, то от Дамограна их отделяло больше полумиллиона световых лет. С Зафодом Триллиан ничего особенного не связывало, по крайней мере, по его словам. Она просто часто сопровождала Библброкса и всегда говорила ему все, что она о нем думает.

— Привет, крошка, — сказал он ей.

Она ответила ему быстрой напряженной улыбкой, и отвернулась. Потом она улыбнулась ему ласковее, но он уже на нее не смотрел.

— Привет, — сказал он группе корреспондентов, стоящих, лежащих и висящих неподалеку. Они страстно желали, чтобы он перестал говорить «Привет» и сказал что-то, что можно сунуть в репортаж. Им он улыбнулся особенно широко, зная, что через минуту они получат чертову уйму того, что можно сунуть в репортаж.

То, что он сказал дальше, впрочем, тоже не могло их удовлетворить. Один из руководителей группы приветствия пришел к неудовлетворительному выводу, что Президент, по всей видимости, не собирается читать написанную для него великолепную речь и нажал на кнопку карманного пульта.

По фасаду огромного белого здания в отдалении пробежала трещина. Здание расколось, как скорлупка ореха, и медленно ушло под землю.

У всех снова перехватило дыхание, хотя они отлично знали, что так и будет. Именно они все это придумали.

Взглядам открылся огромный космический корабль, полтораста метров в длину, изящный, как новенькая кроссовка, ослепительно белый и умопомрачительно прекрасный. В самом сердце его был спрятан маленький золотой ящичек, а внутри него — самое головоломное из всех когда-либо изобретавшихся устройств: то, что сделало этот корабль единственным в истории Галактики, устройство, в честь которого был назван корабль — Золотое Сердце.

— Ух ты, — сказал Зафод Библброкс. Ничего другого ему в голову не пришло.

Он знал, что это не по вкусу репортерам, и потому повторил: — Ух ты!

Толпа снова ожидающе повернулась к нему. Он подмигнул Триллиан, а она подняла брови и сделала большие глаза. Она знала, что он собирается сказать, и считала, что он, со своей страстью к эффектам, хватил через край.

— Потрясающе, — сказал он. — Точно, просто потрясающе. Так потрясающе потрясающе, что я, наверно, решился бы его украсть.

Великолепное изречение, истинно президентское по форме. Толпа одобрительно засмеялась, журналисты радостно защелкала кнопками своих суб-эфирных информателей, и Президент ухмыльнулся.

Он ухмыльнулся еще раз, и радостный вопль запросился из его сердца наружу, и он сжал в пальцах карманную стой-столбомбу.

И наконец, он не мог больше себя сдерживать. Он поднял оба лица к небу, испустил дикий вопль в терцию, швырнул бомбу в толпу, и рванулся вперед сквозь море внезапно застывших лучистых улыбок.

Глава 5

Любой воген — весьма неприятное зрелище. Простетник Воген Джелц не был исключением. Более того, даже его сородичи не признали бы его красавцем. Длинный крючковатый нос торчал из-под маленького свинячьего лобика. Темно-зеленая кожа, толщина которой позволяла ему успешно заниматься закулисной политикой в Гражданской Службе Вогенов, была абсолютно непромокаемой, так что он мог неограниченно долго жить на глубине до 300 метров без всякого вреда для здоровья.

Это не значит, что он любил поплавать в море. Он был слишком занят, и времени на это у него совсем не оставалось. Он был таким потому, что миллиарды лет назад, когда вогены впервые выползли на берег из ленивых волн первобытных морей Вогшара, и лежали на девственных пляжах, отдуваясь и отфыркиваясь… когда первые лучи яркого молодого Вогсолнца впервые заиграли на их темно-зеленых спинах — эволюция словно глянула на них с омерзением, отвернулась и пошла прочь, списав их как результат неудачного эксперимента. Они вообще должны были вымереть.

Отвечая на вопрос, почему же они все-таки не вымерли, следует отдать дань их тупому, медлительному упрямству. «Эволюция?» — говорили они себе. «Кому она нужна?» — и преспокойно обходились без того, в чем им отказала природа, вплоть до того времени, когда научились избавляться от самых крупных физических недостатков с помощью скальпеля.

Тем временем эволюция на их планете работала сверхурочно, чтобы загладить последствия своего просчета. Она создала драгоценных крабиков — их панцири по форме напоминали ведерко для угля, но сверкали искорками всех цветов радуги. Вогены их ели, разбивая панцири железными молотками. Она создала высокие стройные деревья — от одного взгляда на их тонкие, изящные стволы захватывало дыхание. Вогены рубили их и жарили на кострах крабиков. Она создала грациозных животных, похожих на газелей, с шелковистой шерсткой и глазами, сверкавшими, как утренняя роса. Вогены их ловили и приучали ходить под седлом. Под седлом они ходить не могли, — под тяжестью вогенов у них ломался позвоночник — но вогены все равно на них ездили.

Такое жалкое существование Вогшар влачил миллионы лет — до тех пор, пока вогены вдруг не открыли межзвездную навигацию. Через несколько коротких вогских лет ни одного вогена на планете было — все они эмигрировали в звездное скопление Мегабрантис, где делается политика Галактики, и образовали необычайно мощную группировку внутри Галактической Гражданской Службы. Они пытались преуспеть в науках, приобрести стиль и манеры, но по сути своей современный воген все равно мало чем отличается от своих первобытных прародителей. Ежегодно вогены вывозят с родной планеты 27 тысяч драгоценных сверкающих крабиков, и во время пьяных оргий разбивают их в пыль железными молотками.

Простетник Воген Джелц был абсолютно типичным вогеном, по крайней мере, по своей гнусности. Кроме того, он терпеть не мог попутников.

Где-то в темной каюте во внутренностях флагманского корабля Простетника Вогена Джелца кто-то нервно зачиркал спичкой по коробку. Владелец спички не был вогеном, но знал о них все, и поэтому имел основания нервничать. Его звали Форд Префект.[2]

Форд оглядел каюту, но видно было очень немного — лишь крохотный трепещущий огонет и дрожащие жуткие тени. Все было спокойно. Он тихо поблагодарил дентрассов. Дентрассы — непокорное племя гурманов, дикое, но миролюбивое и веселое. Не так давно вогены стали нанимать их коками, стюардами и прочим камбузным персоналом с условием, чтобы они держались подальше и не путались под ногами.

Это устраивало дентрассов, поскольку они любят деньги (а вогенская валюта менее всего подвержена колебаниям на галактическом валютном рынке), но терпеть не могут самих вогенов. Если и есть воген, на которого дентрассу приятно смотреть, так это воген в ярости.

Именно благодаря дентрассам Форд Префект и не стал облачком водорода, озона и окиси углерода.

Форд услышал слабый стон. При свете спички он разглядел, что на полу лежит что-то большое и темное, и слабо шевелится. Он быстро задул спичку, порылся в карманах, нашел то, что искал, и вытащил пакетик с арахисом. Вскрыв его, он склонился над этим чем-то, и пошуршал пакетиком. Что-то снова зашевелилось.

Форд Префект сказал: — У меня есть орешки.

Артур Дент зашевелился и что-то невнятно простонал.

— На, возьми немножко, — предложил Форд, снова шурша пакетом. — Если тебе не приходилось раньше телепортироваться, то тебе, наверно, не хватает солей и белков. Пиво, которое мы пили, должно было смягчить переход.

— У-pppррг-х… — ответил Артур Дент и открыл глаза.

— Темно, — сказал он.

— Да, — отозвался Форд. — Темно. Нет света. — Кое-чего в поведении землян Форд Префект так и не смог понять, как ни пытался. Например, как в этом случае, их привычку говорить и повторять самое-самое очевидное, вроде: «Прекрасный денек сегодня!» или «А как ты вырос!», или «О Господи! Ты, кажется, упал в шахту?! С тобой все в порядке?» Форд выдвинул рабочую гипотезу, чтобы объяснить эту странность. Сначала он решил, что если люди не будут постоянно тренировать губы и язык, то у них, возможно, вообще зарастут рты. Несколько месяцев наблюдений над землянами привели к отказу от этой гипотезы в пользу другой. Согласно ей, если земляне не будут постоянно тренировать губы, у них начнут работать мозги. Через некоторе время он отказался и от этой гипотезы, как слишком циничной, и решил, что все-таки земляне ему в массе своей нравятся. Но он постоянно приходил в отчаяние от того, сколько всего они еще не умели.

вернуться

2

Настоящее имя Форда Префекта можно произнести только на одном из диалектов Бетельгейзе, ныне забытом ввиду исчезновения всех старых праксибетельских поселений на Бетельгейзе Семь во время Великой Катастрофы Падения Хранга в 03758 гал.г. Отец Форда был единственным обитателем планеты, пережившим Падение Хранга по исключительно странной случайности, которой он так и не смог дать сколько-нибудь удовлетворительного объяснения. Вся эта история покрыта мраком тайны. Например, никто никогда не узнал, что такое Хранг, и почему для своего падения он выбрал именно Бетельгейзе Семь. Отец Форда с достоинством отметал все неизбежно возникающие подозрения. Он переехал на Бетельгейзе Пять, где стал Форду и отцом, и дядей. В память о своем погибшем народе он нарек его древним праксибетельским именем. Форд так и не научился выговаривать свое настоящее имя. Его отец в конце концов умер из-за этого от стыда, который до сих пор является смертельной болезнью в некоторых областях Галактики. В школе, где Форд учился, его прозвали Икс, что на языке Бетельгейзе Пять означает: «мальчик, который не может разъяснить, что такое Хранг, и с чего Хрангу вздумалось упасть именно на Бетельгейзе Семь».