Воскресенье. Лето две тысячи пятого года.

Я была еще внутри бара, а Ким уже выносил на улицу пластиковые столики и готовил мясо для жарки, – с некоторых пор он решил привлекать клиентов бесплатной едой по воскресеньям, и его идея, в общем-то, себя оправдала: народ валом валил (халява, она и в Корее – халява!).

С улицы на меня постоянно заглядывался рыжий парень, и я вышла, чтобы как обычно познакомиться с ним и его друзьями. Его звали Кевин. Он-то и стал впоследствии моим «ничего не значащим увлечением».

Почему он? Сама не знаю. Наверное, настойчивостью он меня взял: не давал мне прохода, приходя в бар каждый день, засыпал цветами и комплиментами… Да, я знала, что никакого «потом» у нас с ним нет, и не будет, но оно мне было уже и не нужно – хватило «светлого будущего» с Санни.

Кевин оказался парнем женатым, с тремя детьми, один из которых ему – не родной (жена с детьми, понятное дело, сейчас находилась в Америке, да не одна, а как выяснилось чуть позже, – с очередным (!) бойфрендом). Да-а, все-таки быстро у них это получается: парню всего двадцать пять, а детей – уже трое.

– Ого! – засмеялась я, услышав о численности потомства. – А сколько еще планируете?

– Нисколько, – улыбнулся он.

И добавил:

– Я каналы перевязал.

Да уж – весело, ничего не скажешь…

Мы встречались, не давая друг другу никаких обещаний и не ожидая ничего взамен, но к концу моего пребывания в Корее (наступил август, и у меня уже заканчивалась виза) Кевин давно обещал развестись и жениться на мне.

Честно признаться, какая-то часть меня надеялась, что именно так он и поступит (все-таки прав оказался Шпик: не могу я встречаться просто так, все равно оказываюсь «вовлеченной эмоционально»!). Другая же часть при этом вопила: «Дура! На кой тебе он и его дети! Да и вообще, глаза-то разуй: не будет он разводиться!». Так и разрывалась я на две половинки: мечась между доводами разума и желанием создать семью (пусть и без совместных детей), быть хоть кем-то любимой.

Кевин тоже страдал. Он метался между чувством долга по отношению к собственным детям и мной, не переставая при этом клясться в вечной любви и строить планы нашего совместного будущего…

В общем, весь тот отъезд дался мне нелегко. Но особенно – та его часть, когда пришло время прощаться со Шпиком.

– Не уезжай! Не уезжай, пожалуйста! Я без тебя не справлюсь! – рыдал он.

– Ты прекрасно знаешь, что я не могу остаться – у меня визы нет, да и учиться мне надо, ты же сам говорил…

– Тогда оставайся здесь нелегально! Прошу тебя! – продолжал умолять он.

– С ума сошел?! Я в тюрьму не хочу!

– Вот видишь, значит, все-таки можешь остаться!? Просто не хочешь!

– Ну что ты как ребенок, ей Богу! – тщетно пыталась я его образумить. – Мне надо жизнь свою налаживать, заняться чем-то серьезным…

– Ну и вали, стерва! – не сдержавшись, психанул он и изо всех сил хлопнул дверью.

Я не стала бежать за ним и успокаивать, так как прекрасно понимала: расставание дастся легче, если он будет злиться. Мне было так же тяжело, как и ему, но я держала себя в руках.

Я уезжала обратно в Россию, оставляя позади массу приятных и не очень воспоминаний, друзей, брак, поклонников… Разумная моя половинка временно взяла верх и я решила начать жизнь с чистого листа, не оглядываясь на прошлое.

А Кевин? А что – Кевин!? С ним я решила – пусть будет, что будет. Отталкивать его я не буду, но и убиваться в случае чего – тоже не стану.

Приехав домой, я поступила в институт на переводчика, успешно пройдя тест по английскому: преподаватель даже не стала дослушивать мой ответ до конца, так как исправлять что-либо или дополнять в нем было не нужно. Также я устроилась на работу, график которой позволял бы мне успевать на учебу, начинавшуюся в октябре.

После моего отъезда Кевин писал ровно месяц, после чего пропал: коротко объяснил, что появились семейные проблемы, и больше на связь не выходил. Меня, признаться, это ничуть не удивило, поэтому я просто постаралась как можно быстрее выбросить его из головы.

Как мы и договорились с Санни заранее, в августе я сняла с его карточки еще тысячу долларов, после чего получила от него разгневанное послание: «Ты меня оставила совсем без гроша! Что хочешь делай, но верни мне мои деньги! Мне даже еду не на что купить, – одними шоколадками питаюсь!»

Упс! Сперва я даже слегка растерялась, не зная, как реагировать на подобное: вроде бы мы – взрослые люди и давно обо всем договорились…, однако его личные планы видимо поменялись.

Дальше последовала короткая, но весьма эмоциональная переписка (по неведомой мне причине к ней подключилась и его милая Анджелина, приславшая несколько писем с отборными матами, – пришлось почти вежливо послать ее куда подальше), из которой следовало, что деньги, которые он пообещал дать мне на учебу, я смогу получить в лучшем случае года лишь через два. При этом разводом я должна буду заниматься самостоятельно, так как расписывались мы в России.

Н-да…

В общем, денег от своего «бывшего» в дальнейшем я более не увидела (ну, да и не нужны они мне – пусть строит на них свое новое счастье!), а с разводом пришлось изрядно помучиться: ЗАГС разводить нас отказывался, арбитражный суд – тоже. Самый дельный совет, который дали мне за все это время, заключался в следующем: объявить мужа без вести пропавшим и через полгода получить развод автоматически. Но мне делать так не хотелось, и я продолжала настойчиво бегать по судам и по ЗАГСам, пока, в конце концов, кто-то из чиновников не соизволил мне сообщить, что для развода требуется письменное согласие мужа.

Санни пообещал, что вышлет нужное заявление, и я стала ждать.

Время шло, я уже приступила к учебе, а его согласия все не было и не было…

При этом не проходило и дня, чтобы я не вспоминала о любимой Корее. Скучала я по ней – невероятно! Даже не знаю, что именно так безудержно тянуло меня обратно: оставленные там друзья, жизнь за границей или просто комфортная жизнь без проблем. Возможно, – все это вместе взятое,… а может и ощущение, что что-то я упустила, чего-то важного не заметила.

До ноября я смиренно ждала письма Санни с согласием на наш развод, но, поняв, что добровольно он мне его не пришлет, решила взять все опять в свои руки.

По моей просьбе Шпик разыскал электронный адрес начальника Санни, которому я пожаловалась на то, что Санни не дает мне развод, объяснив попутно очевидные, на мой взгляд, мотивы подобного поведения: он получает хорошие деньги на мое содержание, и чем дольше мы будем женаты – тем лучше. Видимо, это подействовало, потому что уже через две недели нужная бумага была у меня на руках.

Не хочу утомлять вас подробностями, поэтому скажу коротко: на этом мои мытарства не закончилось, и официально «свободной женщиной» я стала еще только через пять месяцев. Опять же, не без помощи некоторого количества свободно конвертируемой валюты.

Все это время, пока я ждала документы от Санни, Рита писала мне, что если я вдруг передумаю, то она тотчас же пришлет приглашение, по которому я смогу вернуться обратно.

Друзья тоже не оставляли меня в покое, так что вскоре я не выдержала и сломалась: забрала документы из института и начала оформлять очередную визу.

Я решила вернуться и попробовать поступить в институт там, в Кунсане. Мне это показалось наиболее приемлемым вариантом: и время не потеряю, и жить буду так, как нравится.

Кстати, Кунсан – не такой уж и маленький городок, как это могло показаться кому-то со стороны: в нем проживает почти триста тысяч человек (это только официальные цифры и только по местным жителям!), а в местных учебных заведениях даже существуют специальные группы для иностранцев, преподавание в которых ведется исключительно на английском.