С некоторых пор они крепко сдружились. Особенно после того, как Орни легко справилась с первой болезнью маленького Доната – кишечными коликами – а чуть позже состряпала замечательную мазь для десен королевича, которые начали болеть из-за режущихся зубов. Надо сказать, мастер Линар, знающий много чудесных снадобий для заживления ран и лечения лихорадок всех видов и мастей, сдавал позиции перед детскими хворями. Скорее всего, потому что у него ранее почти не было пациентов столь юного возраста.

– А следовало бы получиться в этом направлении, – такое замечание Орни регулярно делала супругу. – Во-первых, у короля куча детишек, во-вторых, сам скоро отцом станешь.

В самом деле, она уже могла похвастать округлившимся животом. Всего-то пять месяцев, а уже было заметно. Наверное, из-за худобы знахарки. Как ни хорошо жилось ей в королевском дворце, а крупнеть и толстеть, как у того же Линара или Элиаса, у хрупкой Орни не получалось. «Сгорает во мне все, как в печке: и курятина, и оленина, и колбасы жирные», – смеялась знахарка…

– Государыня, я жду вас в гостиной, – сказала она и вышла из спальни вслед за Манфом.

Марта задержалась. Чтоб еще раз наклониться к неподвижному Фредерику и еще раз поцеловать белые, почему-то твердые губы больного. Если бы не едва заметное дыхание, он ничем бы не отличался от мертвого. У королевы опять задрожали губы-предатели. Ее не оставляла надежда, глупая, детская, что, как в сказке про спящую красавицу, он проснется от поцелуя. Только жизнь не сказка – чудес в ней не бывает. Не случилось и сейчас.

Вздохнув, Марта прошла в гостиную. В самом деле, глупо сидеть день и ночь у постели. Разве это способно вернуть Фредерику сознание?

«Надо держаться самой и заниматься детьми», – дала себе приказ королева и, оказавшись в соседней комнате, где ее ждал накрытый к завтраку стол, не могла не улыбнуться: кроме Орни и Манфа, который взялся прислуживать им за трапезой, там уже был и шустрый Гарет.

– Доброе утро, мама. – Мальчик поздоровался, не отрывая зеленых, полных тревоги глаз от Марты, и подбежал, чтоб поцеловать ее руку. – Как папа?

– Он спит. – Королева погладила мальчика по лохматой голове. – Наверное, он очень устал…

4

– Вот тебе! Умрите, гады! – грозно прошипел королевич Гарет, одним солдатиком опрокидывая сразу троих.

Каштановые брови мальчика были грозно сдвинуты, губы поджаты: игра – дело серьезное. Особенно – игра в войну.

– Конница левого края наступает с холма и разбивает отряды врагов, – бормотал он, переставляя группку оловянных всадников. – А вот сам король ведет в бой свою гвардию, – передвинул на передний край белого рыцаря в шлеме, украшенном крохотной короной. – Ура! Победа!

Гарет сидел на постели отца и занимал сам себя игрушечной армией, благо размеры кровати позволяли развернуть широкомасштабные боевые действия и при этом совершенно не тревожить спящего. Хотя малыш иногда специально задевал локтем или ногой Фредерика: по мнению королевича, отец слишком надолго заснул, и надо было его разбудить.

Марта разрешила Гарету посидеть в спальне короля и взяла с него обещание, что он будет вести себя тихо. Королевич обещание держал – не шумел: даже слова «Ура! Победа!» произносил шепотом. Но и только. Зато первое, что он сделал, оставшись один, это залез отцу на грудь и стал его тормошить, приговаривая: «Давай, вставай!» То же самое Гарет предпринял тогда, в саду, когда Фредерик не окончил демонстрацию хитрого приема а, побелев лицом и сломавшись телом, упал в траву. И мальчик думал, что у него получилось бы растормошить отца, если бы не прибежавшие Марта, Линар и целый полк слуг: они не позволили королевичу дергать Фредерика.

Гарет ошибся – сейчас с побудкой тоже ничего не получилось.

Надувшись и оставив отца в покое, мальчик занялся своей коробкой с солдатиками и исподволь целиком погрузился в игру. Все-таки пятилетнее дитя не может долго печалиться.

Итак, битва на покрывалах завершилась победой войск Гарета, и королевич на минуту вновь заскучал.

Потом его внимание привлекли звуки, что доносились из парка: там кто-то бранил кого-то за криво подстриженные кусты. Бросив оловянных человечков, Гарет перелез через ноги Фредерика, чтоб оказаться на другой стороне кровати. Сполз вниз и подбежал к окну: хотелось посмотреть, как отчитывают нерадивого садовника. Подоконник был высоковат, и королевич стал забираться на мягкую скамейку, чтоб уже оттуда видеть желаемое.

– Смотри – не свались, – услыхал он хриплый, усталый голос отца.

Гарет забыл о садовниках и свалился-таки со скамейки, бросился обратно в постель, чтоб обхватить Фредерика за шею, чтоб ткнуться в его грудь лбом и радостно прошептать: «Папка!» Папку он любил больше всего на свете.

Фредерик довольно улыбнулся и обнял сына в ответ, только сделать это удалось почему-то лишь левой рукой – правая отказалась двигаться. Молодой человек закусил нижнюю губу:

– Гарет.

– Да, пап.

– Ударь меня в правую руку.

– Зачем? – удивился мальчик.

– Надо. Давай. Только сильно, – нахмурился король.

Гарет чуть отстранился, сжал кулачок и правда – изо всей своей пятилетней силы ударил отца в правое предплечье. Фредерик нахмурился еще больше:

– Слабо бьешь! Я ничего не чувствую!

Гарет ударил еще раз, замахнувшись сильнее.

– Слабо! – выкрикнул молодой человек, оттолкнул сына и ударил сам себя.

На лице его было полное отчаяние. Поведя вокруг глазами, он заметил рассыпанных по покрывалу оловянных солдатиков, схватил одного и вонзил острие крохотного копья себе в правую кисть. Потом еще раз. Выступила кровь, темная, вялая.

– Черт! – простонал Фредерик, упав обратно в подушку и зажмурившись.

Гарет с испугом вжался в спинку кровати, не отрывая взгляда от отца: Тот открыл глаза, заметил, в каком состоянии парнишка, и взял себя в руки, успокоительно улыбнулся:

– Прости. Я просто не до конца проснулся. Я не хотел тебя пугать.

Мальчик кивнул, опять потянулся к Фредерику. Тот обнял сына, так же – только левой рукой, и попросил:

– Позови мастера Линара.

– Позову, – кивнул королевич. – Я всех позову. И маму. Она так плакала, так плакала. Надо ее порадовать.

– Да, конечно. Ее тоже. Обязательно, – растерянно пробормотал Фредерик.

Гарет пестрым клубком скатился с кровати, споткнулся о ковер, упал, тут же, не издав ни звука, поднялся и понесся к выходу. Там, пыхтя, открыл тяжелую дверь и с криком «папа проснулся!» выскочил в гостиную.

Король между тем вновь покосился на свою онемевшую руку, пробормотал: «Надеюсь, я ее просто отлежал». Но эта мысль утешала слабо: рука, кроме того, что не двигалась, была неприятно холодной и даже мешала – Фредерику казалось, будто что-то острое и ледяное уперли ему в плечо.

Встав с постели, обнаружил, что рука еще и странно тяжелая: висела плетью, ее пришлось поддерживать левой. Вообще, он чувствовал себя ужасно слабым: ноги предательски задрожали, когда молодой человек сделал пару шагов по комнате, а в глазах потемнело. Фредерику пришлось опуститься в кресло.

В этот миг открылись двери – вбежали Марта, мастер Линар и Манф. Но первым был шустрый Гарет. Он сиял глазами и лицом и с разбегу запрыгнул отцу на колени, вновь обнял его за шею.

– Привет всем, – улыбнулся король вошедшим. – Наверняка я напугал вас. Прошу простить, – тут же получил поцелуй в щеку от супруги – это немного разогнало тревожную муть в его груди.

– Как себя чувствуете? – спросил Линар, взяв Фредерика как раз за правое запястье, чтоб прослушать пульс.

Он тут же удивленно взметнул вверх брови, обнаружив, как холодна рука короля, а тот нервно дернул ртом и обратился к сыну:

– Иди к себе. Манф проводит.

Гарет послушно кивнул: дуться на отца за то, что он его отсылает, у мальчика даже мысли не было, так он обрадовался его пробуждению. Поэтому королевич так же весело, как и запрыгнул, покинул колени короля и вприпрыжку побежал вон из спальни. Камердинер Манф, величаво поклонившись Фредерику, Марте и Линару, выплыл за мальчиком.