Должен ли он попытаться увидеться с Джибрилом?

Что-то должно случиться{2175} , пел внутренний голос. Оно собирается произойти, и ты не знаешь, что это будет, и ты, черт возьми, ничего не можешь с этим поделать. О да: это будет что-то плохое.

Это случилось в день демонстрации, которая, несмотря ни на что, снискала прекрасный, заслуженный успех. Несколько незначительных перепалок произошло в районе Мазагаона, но мероприятие, в общем и целом, прошло нормально. Наблюдатели от ИКП(М) сообщали о непрерывности цепи мужчин и женщин, связывающей город руками от края до края, и Салахаддин, стоящий между Зини и Бхупеном на улице Мухаммеда Али{2176} , не мог отрицать могущества этого образа. На лицах многих участников цепи блестели слезы. Команда соединяться была дана организаторами (Сватилекха возвышалась над ними, стоя в задней части джипа, с мегафоном в руке) в восемь ровно; часом позже, когда городское движение в час пик достигло своего ревущего апогея, толпа начала рассеиваться. Однако, несмотря на тысячи задействованных в событии, несмотря на его мирный характер и позитивное послание, в теленовостях Дурдаршана о формировании человеческой цепи не было сказано ни слова. Всеиндийское Радио{2177} умолчало о нем тоже. Большинство (поддерживаемых правительством) «языковых изданий»{2178} также не разместило никаких сообщений... Единственная ежедневная англоязычная и единственная воскресная газета донесли историю до публики; только и всего. Зини, вспоминая организацию цепи в Керале, пророчила эту оглушительную тишину, когда они с Салахаддином возвращались домой.

— Это коммунистическое шоу, — объяснила она. — То есть, официально, и вовсе не-событие.

Что захватило заголовки вечерней газеты?

Что кричало на читателей двухдюймовыми буквами, тогда как о человеческой цепи не позволялось говорить громче, чем малотиражным шепотком?

КОРОЛЕВА ЭВЕРЕСТА И КИНОМАГНАТ ПОГИБЛИ

ДВОЙНАЯ ТРАГЕДИЯ НА МАЛАБАР-ХИЛЛЕ — ДЖИБРИЛ ФАРИШТА ИСЧЕЗАЕТ

ПРОКЛЯТИЕ ЭВЕРЕСТ-ВИЛАС НАНОСИТ НОВЫЙ УДАР

Тело почтенного кинопродюсера, С. С. Сисодии, было обнаружено внутренним персоналом посреди ковра в гостиной квартиры знаменитого актера, мистера Джибрила Фаришты, с пробитым сердцем. Мисс Аллилуйя Конус (что, как предполагалось, было «связанным инцидентом») разбилась насмерть, упав с крыши небоскреба, с которого пару лет назад миссис Рекха Меркантиль сбросила своих детей и прыгнула на бетон сама.

Утренние газеты испытывали еще меньше сомнений в последней роли Фаришты. ФАРИШТА, ПОДОЗРЕВАЕМЫЙ, СКРЫЛСЯ.

— Я возвращаюсь на Скандальный мыс, — сообщил Салахаддин Зини, которая, не понимая этой замкнутости во внутренних палатах духа, вспыхнула:

— Мистер, поработайте лучше над своим разумом.

Уезжая, он не знал, как успокоить ее; как объяснять свое гнетущее чувство вины, ответственности : как сообщить ей, что эти убийства есть темные цветы семян, посеянных им прежде?

— Мне просто нужно подумать, — произнес он неуверенно, подтверждая ее подозрения. — Всего день или два.

— Салат-баба, — ответила она резко, — я должна предоставить это тебе, мужчине. За тобой — выбор времени: по-настоящему большой.

Ночью после участия в создании цепи Салахаддин Чамчавала разглядывал из окна своей детской спальни ночную панораму Аравийского моря, когда Кастурба настойчиво постучала в дверь.

— Здесь человек, хочет видеть Вас, — сказала — почти прошипела — она, явно напуганная.

Салахаддин не заметил никого, проникающего через ворота.

— Со служебного входа, — ответила Кастурба на его вопрос. — И послушайте, господин, это тот самый Джибрил. Джибрил Фаришта, о котором газеты говорят...

Ее голос сорвался, и она принялась беспокойно грызть ногти на левой руке.

— Где он?

— Что поделаешь, я испугалась, — воскликнула Кастурба. — Я сказала ему, в студии Вашего отца, он ждет Вас там. Но, может быть, Вам лучше не ходить. Мне позвонить в полицию? Baapu ré{2179} , ну и дела.

Нет. Не звоните. Я пойду узнать, чего он хочет.

Джибрил сидел на кровати Чангиза со старой лампой в руках. Он был одет в грязную белую курта-пижаму и, казалось, давно не спал. Взгляд его был несфокусированным, погасшим, мертвым.

— Вилли, — проговорил он устало, махнув лампой в сторону кресла. — Чувствуй себя как дома.

— Ты выглядишь ужасно, — рискнул Салахаддин, чем вызвал у собеседника далекую, циничную, незнакомую улыбку.

— Сядь и заткнись, Салли-Вилли, — произнес Джибрил Фаришта. — Я должен поведать тебе свою историю.

Это был ты, тогда, догадался Салахаддин. Ты действительно сделал это: ты убил их обоих. Но Джибрил закрыл глаза, соединил кончики пальцев и начал свой рассказ, — который, как и множество других историй, начинался вот так:

Kan ma kan

Fi qadim azzaman...

Было ли не было в давно забытые времена

Ладно,{2180} так или иначе было что-то вроде этого

Я не могу быть уверен потому что когда они звонили я был сам не свой яар я не был собой те несколько трудных дней чтобы сообщить тебе что это за недуг я знаю на что он похож но я не могу быть уверен

Часть меня всегда стоит снаружи крича нет пожалуйста не делайте этого но это ни к чему не приводит ты видишь когда приходит недуг

Я ангел бог проклятый ангел божий и сегодня я мстительный ангел Джибрил мститель всегда месть за что

Я не могу быть уверен это что-то вроде преступления человеческих существ

особенно женщин но не только всех людей ожидает расплата

Что-то вроде того

Итак он принес ей что-то он не желал вреда я знаю что теперь он хотел только того чтобы мы были вместе ты не момо можешь видеть он сказал что охохох она не для тебя эта вспышка не продлится долго и ты он сказал что ты по-прежнему сусумасшедший для нее каждый знает все чем он хотел быть для нас что должно быть быть быть

Но я слышал стихи

Ты понимаешь меня Вилли

С т и х и

Сто блюдей на кухне этой Сис бум бах