— Хочешь задаток? — спросил он.

— Конечно; но я хочу также разъяснений. Надо сказать или все, или ничего, сеньор Асканио, середины нет. Вы начали, так уже кончайте.

— Я надеюсь, что ты не воображаешь, чтобы я назвал тебе имя?..

— Напротив; приятно знать, для кого работаешь.

— Я сам этого не знаю.

— В таком случае, сеньор Асканио, я пойду во дворец к дону Луи Суза, графу Кастельмелору и скажу ему, что один падуанец, лакей Конти, предполагает похитить ту самую женщину, которую этот же Конти обещал ему в жены вчера в беседке Аполлона.

— Как! — пробормотал Макароне вне себя от изумления. — Ты знаешь это?

— Не думаете ли вы, что Конти, чтобы оправдать себя, велит повесить того падуанца, о котором я говорю, и что бедный Балтазар получит в награду побольше, чем двадцать пистолей?

— Я дам тебе сорок.

Балтазар удержался от презрительного восклицания, которое вертелось у него на языке, и просто отвечал:

— Ну, сеньор Асканио, против ваших аргументов ничего не возразишь. Куда надо мне отправиться?

« А, так это он хотел поторговаться «, — подумал итальянец, у которого точно свалился с сердца тяжелый камень.

— Место еще не определено, — прибавил он вслух, — но это должно произойти сегодня, во время королевской охоты.

— А! Сегодня будет королевская охота? — медленно проговорил Балтазар. — Я был не разумен, полагая, что Конти может осмелиться напасть сам для своих интересов на такой благородный дом. Имя жертвы, золото, которое рассыпают не жалея, все это достаточно говорить, что лицо более важное… Я знаю, что хотел знать, сеньор Асканио; сегодня вечером мы поработаем вместе.

Лицо падуанца приняло двусмысленное выражение.

— Ты долго размышлял, — сказал он.

— Не все ли равно! Все-таки я кончил тем, что угадал! До вечера сеньор; вы можете рассчитывать на меня.

Сказав это, Балтазар хотел уйти, рассчитывая, что для предупреждения зла, ему довольно сказать только одно слово графине, но падуанец схватил его за руку.

— Стой! — сказал он. — Ты слишком хорошо знаешь, где найти Кастельмелора, чтобы я мог отпустить тебя сегодня хоть на один шаг.

Он вынул свисток и свистнул. Почти в ту же минуту показались с обоих концов улицы рыцари Небесного Свода.

— Я принял эти предосторожности не против тебя, мой милый, — продолжал Макароне, — я ожидал здесь одного молодого дворянина, за которым шпионы Конти проследили до этой улицы, и которого я взялся арестовать. Симона Васконселлоса, того самого, который оскорбил Конти, ты его знаешь?

— Знаю… Но разве ты хочешь удерживать меня пленником?

— Да, нечто в этом роде, до сегодняшнего вечера, чтобы Кастельмелор не бросился между нами и своей невестой.

Одно мгновение Балтазар хотел сопротивляться, но воспоминание о Симоне остановило его.

« Я буду раздавлен их численностью, — подумал он, — и погибну, не спася его!»

— Не бойся ничего, — продолжал между тем Асканио, — мы сделаем твой плен очень приятным. Вместо тюрьмы, ты будешь в казармах королевского патруля, и если тебе будет угодно, то для развлечения я пришлю туда твою жену.

— Что же, — сказал беззаботным тоном Балтазар, — день невелик, а хорошее вино тоже имеет свою цену. Я следую за вами, сеньор Асканио.

Итальянец привел своего пленника во дворец и сдержал обещание… Балтазару было дано отличное вино, и к нему прислали его жену.

Нельзя предвидеть всего, и прекрасный падуанец забыл запретить жене Балтазара оставлять дворец. Поэтому она вскоре отправилась в Лиссабон с письмом к Васконселлосу и начальникам кварталов, а также с запиской к донне Химене, графине Кастальмелор.

Первой заботой Асканио, по прибытии во дворец, было, чтобы доложили о нем Конти, который приказал сейчас же впустить его.

— Ваше превосходительство, — спросил падуанец, — исполнили ли вы вашу часть работы? Будет ли у нас сегодня королевская охота?

— Разве Альфонс когда-нибудь не соглашался на подобное предложение? Но ты, сделал ли ты все, что надо?

— Я сделал больше, чем мог надеяться. Я нашел человека, который один вырвет добычу у десяти и сумеет отстоять ее. Это сфинкс, а не человек. Вы увидите его в деле. Среди замешательства донна Инесса исчезнет. Человек, который ее увезет, будет не похитителем, а освободителем, который отведет ее под могущественное покровительство вашего превосходительства…

— Это отлично придумано! — вскричал Конти. — Я угадываю твой план!

— И самое меньшее, что она может сделать в знак благодарности к своему великодушному избавителю, который не будет ничего требовать, а только почтительно намекнет о своей страсти…

— Это отдать ему свою руку.

— Итак, позвольте мне вас поздравить, герцог Кадаваль! — напыщенно вскричал падуанец.

— Я принимаю твое предсказание, и ты не будешь раскаиваться, что помог мне.

Асканио ушел с радостью в сердце, видя себя богатым и знатным благодаря фавориту.

Когда итальянец вышел, Конти также начал размышлять. Вот каков был результат этих размышлений:

— Этот авантюрист, — прошептал он, — терпим только при крайней необходимости! Когда я буду герцогом Кадаваль, я отправлю его в Бразилию, если не найду ему места в тюрьмах Лимуейро. Это дело решенное.

Глава XII. РЫЦАРИ НЕБЕСНОГО СВОДА

Во дворце Алькантары была обширная зала, которая при жизни короля Иоанна IV служила для совещаний министров, в особо важных случаях. Со времени регентства, эти собрания происходили под председательством королевы-матери во дворце Хабрегасе, а зала, о которой мы говорили, получила другое назначение. Она служила для якобы торжественных, на деле же просто шутовских собраний рыцарей Небесного Свода.

Никто не знал совершенно определенно, кому обязан был своим основанием этот шутовской орден, членами которого были как король и его придворные, так и последний солдат патруля. Может быть, Конти, для развлечения короля, задумал церемонию так, чтобы принятие каждого нового члена носило торжественно-театральный характер.

« Твердые „, или пехотинцы принимались на собрании своих товарищей;“ хвастуны «, или кавалеристы принимались только когда в сборе были и те и другие, а дворяне должны были, кроме того, иметь благородного крестного отца и принимались в присутствии высших сановников ордена и депутации из простых рыцарей. Альфонс был по праву гроссмейстером ордена, но настоящим главой этой многочисленной толпы, ужаса мирных жителей Лиссабона, был Конти; что касается до командоров и других сановников, то они состояли из небольшого числа природных аристократов, которые, по слабости или честолюбию согласились играть роль в этой недостойной потехе, остальные же были мещане, превращенные, вроде Винтимиля, в дворян.

Не без отвращения беремся мы за перо, чтобы описать читателю эту постыдную пародию на вещь действительно благородную и прекрасную — на рыцарство; но это описание необходимо для дополнения картины двора Альфонса, к тому же оно послужит для объяснения некоторых частей нашего рассказа.

Комедия началась в комнате короля. С наступлением ночи, в то мгновение, как зажгли огонь, все придворные мгновенно сорвали с себя украшавшие их грудь ордена. Сам Альфонс снял с себя орденские знаки Христа и золотого руна. Один из придворных надел ему на шею цепь, сверкавшую драгоценными каменьями и состоявшую из пятиконечных звезд, соединенных полумесяцами.

По этому сигналу на всех появились ордена в форме звезды, увенчанной полумесяцем, с обращенными вверх рогами. Герольд, одетый в ночной костюм патруля, описанный нами в начале этого рассказа, поднял голубое знамя, усеянное такими же звездами и полумесяцами и сказал:

— Рыцари Звезд и Полумесяца, солнце побеждено. Мир принадлежит вам!

— Как ты это находишь, граф? — спросил шепотом Альфонс у Кастельмелора, который, как новый рыцарь, стоял у королевского кресла.

— Это прекрасное зрелище и остроумная аллегория!

— Идея принадлежит мне, но это еще что! Смотри, что будет дальше.