За что уцепиться тут? Чувство превращает Саломею в птицу. Она летит с подоконника вниз. Какое чувство? В истории с Нелидовым – ревность. Он сам довел ее до безумного решения, или ей помогли это сделать? Кто, Кобцева? Судя по рассказам Нелидова, она была вульгарна, но не очень умна. Во всяком случае не отличалась изяществом действий, тонкостью намерений. Шла напролом. Для нее Сердюков, как ни старался, сказки не подобрал. Что же тогда получается? Их с Феликсом роман только намечался, был, так сказать, прочерчен пунктиром. Легкий флирт. Она не была ни возлюбленной, ни женой литератора, лишь чуть коснулась его судьбы. И тотчас же погибла. Или ее смерть не относится к действию мистической силы, ведь «аллегории» нет? Вероятно, тут нечто иное и к Нелидову с его роковым предначертанием не относится. Но как тогда объяснить историю с ключом? Ведь ключ пропал, и потом – букет. Букет бледно-зеленых орхидей с золотым бантом, этот тайный знак. Убийца знал о договоренности, каким-то образом завладел ключом, который находился в сюртуке, послал букет, его ждали, он открыл ключом квартиру и зарезал актрису. Ключ находился у Нелидова. Значит, опять Нелидов.

Тэк-с, посмотрим, что у нас есть еще. А еще у нас есть прелюбопытное произведение под названием «Ледяная дева». Очередная жуткая галиматья. Богатый крестьянин лютой зимой изваял изо льда прекрасную фигуру и возлюбил ее, как живую женщину. Но пришла весна, и его ледяная возлюбленная стала подтаивать. И тогда крестьянин возопил к небесам, прося сделать так, чтобы в его округе стояла вечная зима. И просьба его была услышана. Вокруг уже цвели сады, а у дома крестьянина по колено снег. Урожай его погиб, погибли домашние животные, но крестьянин ничего не замечал, любуясь своей ледяной девой. Страсть его дошла до крайнего предела. Он пожелал любить ее, как живую женщину, и растопил силой своих ласк. Фигура развалилась на части, на осколки. И на такие же осколки распалось сердце несчастного.

Прекрасно, тут главное понятие – лед. Смерть через холод, лед. Но почему Горшечникова не умерла, как прочие? Неужели ее спасла смешная боязнь произносить слова о любви? И то обстоятельство, что она не являлась женой литератора. Поэтому мистическая сила, так сказать, оказалась не очень сильна? Или просто вовремя подоспел Филипп? Но ведь и тот оказался на месте неспроста, а якобы приведенный туда котом. Бог ты мой! Какая чертовщина, какая белиберда! Одна реальная зацепочка – перчатка.

Или этот Нелидов – величайший на свете злодей, который водит его за нос, устраивая литературные шарады, или имеется еще некто, с более изощренным умом и жестокостью, нежели сама Синяя Борода.

У Сердюкова голова шла кругом от чтения и размышлений. Между тем дни потихоньку бежали, время пролетело незаметно, и вот однажды к крыльцу подъехали сани, из которых вышел высокий холеный господин в длинной шубе, в котором Сердюков узнал Леонтия Рандлевского.

Сердюков не то чтобы от любопытства, а так, следуя профессиональной привычке, чуть-чуть отодвинул край занавеси и наблюдал в щелочку за встречей друзей. Нелидов обнял гостя пылко, нервно похлопывал его по плечам. Рандлевский же нежно погладил Феликса по щеке и в глазах его, как показалось Сердюкову, блеснули слезы. Впрочем, может, и показалось, далековато от окошка. Молодые люди прошли в дом, и тут Рандлевский оказался неприятно удивлен присутствием постороннего человека, да еще этот человек – сыщик! Они встречались в Петербурге, и потому представляться не было надобности. Рандлевский холодно кивнул гостю и перевел на хозяина дома изумленный взгляд. Тот развел руками, что поделаешь, наивно было бы надеяться, что такое дикое событие, как попытка убийства молодой женщины, останется без внимания полиции. Впрочем, помешать дорогому другу присутствие полиции никоим образом не может. Режиссер подал полицейскому руку, и Сердюков успел приметить, что вторая ладонь его забинтована, как тотчас же пояснил Рандлевский, сильный ожог, долго заживает.

В первый вечер друзья долго говорили сначала в гостиной, потом перешли в кабинет. Сердюкову тоже предложили присоединиться к питию кофе и курению табака в кабинете, но тот деликатно отказался, променяв физические услады на услады интеллектуальные, то бишь чтение произведений хозяина. Не желая тревожить молодых людей, полицейский несколько раз тихонько покидал свою комнату. Один раз он потребовал послать человека в Эн-ск с важной бумагой, в другой раз долго толковал со старым лакеем.

Прошло два дня. Сердюков перечитал все, что находилось в доме Нелидова. От прочитанного голова шла кругом. По углам мерещились черти и ведьмаки, за стеклами окон – омерзительные рожи с рогами и кровавыми клыками. Бледные утопленницы простирали к нему свои руки. Что ж, с таким, с позволения сказать, литературным складом ума, как у Нелидова, немудрено сделаться кем угодно, хоть Синей Бородой, хоть людоедом.

Покончив с литературой, Сердюков решил приступить к театру. Он долго присматривался к Рандлевскому, прислушивался к каждому его слову, анализировал жесты и даже ароматы его духов. Однажды, незаметно от всех, полицейский вышел вслед за лакеем, который убирал в курительной, и быстрым движением длинных бледных пальцев подхватил из изящной бронзовой пепельницы затушенную папиросу. Он видел, что в доме начались сборы. Вероятно, Рандлевский все же уговорил Нелидова прекратить добровольное заточение в провинции и переехать в Петербург. На полицейского стали посматривать с надеждой, что тот вскорости уберется восвояси. Но Сердюков и не собирался уезжать отсюда в одиночестве, то есть без убийцы, которого он решительным образом намеревался вывести на чистую воду. Чутье подсказывало ему, что именно тут, в этом доме, в этом парке и прячется эта самая «неведомая мистическая сила, несущая смерть».

В один из дней молодые люди долго гуляли в парке и пришли возбужденные морозом и свежим воздухом. Сердюков, весь день просидевший, как нахохленная птица, погруженный в свои раздумья, поглядел на них даже с некоторой завистью. Он не имел привычки прогуливаться. Некогда, да и не с кем. А гулять без спутников, один на один со своими думами, так это без толку. Думать хорошо в кресле или за письменным столом, когда перед тобой улики или зацепочка какая-нибудь. К тому же его бледная кожа совершенно не выносила крепкого мороза. Нос, и без того длинный, казалось, еще более удлинялся и становился похожим на сосульку. Поэтому, выходя на мороз, следователь чаще всего кутал лицо в шарф или утыкался в бобровый воротник шинели. А вот молодым людям прогулка явно на пользу. Уж Феликсу так точно. Он немного повеселел, оживился, и именно в этот момент Сердюков удивился, как он хорош, когда душевные муки не терзают и не искажают лица. Видимо, и Рандлевский думал то же самое, его глаза выражали нечто особенное, неуловимое. Разумеется, он переживал за товарища, ему было больно видеть, как тот страдает и от того дурнеет и старится. Есть довольно большая плеяда молодых людей, для которых внешность является настолько важным обстоятельством жизни, что, когда происходят неизбежные изменения, они переживают страшные мучения, не сравнимые даже с переживаниями женщин, теряющих с годами свою привлекательность.