Как назло рядом не оказалось ни одной безопасной для прохода Точки Соприкосновения. Местные жители были не очень разговорчивыми, а нежить — не слишком-то дружелюбной. Напавший на неё в том лесу оборотень, разглядев её повнимательнее, лишь презрительно фыркнул, изобразив на волчьей морде что-то типа "шатаются тут всякие несъедобные", предложил встретиться позже, когда она нарастит на себе немного мяса.

…Вспомнив этот случай, Рэн обиженно скривила губы и решила попытать счастья, порывшись в поисках припасов в подвале. Иногда Айлэнэй забрасывала сюда немного пищи в отсутствие хозяйки.

Почему-то все гениальные мысли приходят в тот момент, когда уже бывает поздно. Например, до Рэн — взять свечу, чтобы не споткнуться на лестнице, пришло в голову в тот момент, когда она с этой самой лестницы кубарем полетела вниз, пересчитывая ребрами ступеньки и приземляясь на что-то твердое, наощупь предположительно пол. Виной всему — старая привычка. Отчий дом был практически опутан магией, и свет появлялся сразу же, стоило сказать слово-ключ.

Она коротко выругалась, потирая ушибленное место. Обвинив судьбу ещё в нескольких преступлениях и личной, необоснованной неприязни к ней, Рэн, девушка попыталась сплести огненный шар. Как и в предыдущие семьдесят три раза, она вновь потерпела полный провал в своём намеренье. Как ни странно, но атакующие заклятья ей напрочь отказывались подчиняться, хотя тот замшелый старик, с удовольствием принимавший её когда-то в Академию, уверял что у неё — талант именно к этому виду врлшебства. Ха! Ха-ха! И еще раз Ха! Он бы и не то сказал под тяжелым взглядом графа Валта, обещающим страшную смерть тому, кто попробует разочаровать его драгоценную дочь.

…Несколько минут Рэн мысленно сплетала световой пульсар. Когда все потоки и соединяющие, наконец, занимают нужные места, она перебрасывает изображение на небольшой, едва сформировавшийся кокон уплотнённого воздуха, и тот тут же принимает нужную форму. Руки сразу же погружаются в обилие узелков и нитей, недоступных, невидимых обычному взгляду, и начинают облекать заклинание в некую призрачную фигуру, в которой как бы угадывалось будущее творение. Это ей казалось чем-то средним между лепкой из глины и вязанием.

Вот главный момент.

Она осторожно берёт две на первый взгляд спутанных нити, создающих ажурное и едва ли повторимое плетение, отмеченное отпечатком ее индивидуальности, и пропускает по ним тонкие потоки силы. Доля секунды — и перед Рэн предстает крохотный едва светящийся пульсар света.

Ну, да. Заклинания, связанные со светом, у неё тоже не особо шли. Но зато она ими жутко гордилась. На занятиях им преподавали только теорию в общих чертах, которую она слушала вполуха, но всё же сумела воссоздать по памяти.

Протянув вперед руку с колышущимся пульсаром, слегка подпитываемым её индивидуальной силой, Рэн тихо ахнула, узрев свой подвал, набитый разнообразными припасами. В основном преобладали разнообразная крупа и овёс (у единорога свое интересное понятие о пище). Ящиками стояли фрукты и свежие овощи (где только взяла?!). В углу уместились несколько кульков предположительно с картошкой.

Айлэнэй, заботливая ты моя…

Через несколько часов Рэн разбудила сестру. Та сначала удивлённо воззрилась на неё, а потом потребовала служанку, чтобы помогла одеться. Рэн только улыбнулась и поведала сестре страшную историю о том, что в этом доме нет прислуги, а живее тут она одна. И одевается тоже самостоятельно. Употребляет пищу только ту, что приготовит сама.

Мэл с суеверным ужасом слушала её рассказ о чудовищном образе выживания в этой глуши.

— Да, — повторила Рэн, накладывая сестре еду, — за едой я тоже хожу сама. Ну почти, — глупо улыбнулась она.

Путём проб и ошибок, со слезами и истериками она всё же научилась готовить некоторые простые блюда. Жареная картошка и салат попадали в этот перечень. А вот стряпню она так и не освоила. С мясом и с рыбой она тоже была в плохих отношениях. Единорог всегда с непониманием относилась к её нездоровой тяге к "кровавой пище" и "поеданию здорового потомства" (под сим подразумевались яйца).

Мэллиандра выслушала и, едва не опрокинув травяной чай, воскликнула:

— Но ты же живёшь в лесу! Здесь нет рядом базара, и бродят жуткие хищники, готовые наброситься в любой момент! —

Они сидели на кухне за столом и обсуждали плюсы и минусы проживания в одиночестве в нескольких верстах от населённого пункта. Прослушав невероятный рассказ Рэн, Мэл долго молчала, переваривая страшную историю о быте и хозяйстве сестры без посторонней помощи. Слушая её, она потрясенно охала и сочувственно качала головой.

Рэн попыталась спрятать улыбку. Первое время, после побега из монастыря святой Елизаветы, она тоже пришла в ужас, когда поняла, что всё, что она когда-то считала само собой разумеющимся, придётся отныне делать самой. Такие простые мелочи, которые исполняла её личная служанка Таника, как застелить кровать, правильно подбив подушки, зажечь свечу, чтоб воск не капал на пол, или просто помочь одеться или подогреть воду для умывания — оказались для Рэн практически невыполнимыми. Это, не считая того, что в новой для неё жизни существовали и другие вещи, о которых она никогда прежде не слышала, да, собственно, и не интересовалась вопросом их появления. Даже в монастыре очень многое за неё делали другие. И вот она оказалась здесь абсолютно неподготовленной к самостоятельной жизни. Чего только стоил тот случай, когда она заблудилась в лесу, не имея ни малейшего понятия, как оттуда выбраться. Естественно, наелась ягоды сомнительной пригодности к съедобному употреблению и несколько дней после этого провела в абсолютном забытье. Очнулась в Закатном Городе, не имея ни малейшего представления, как там оказалась. Лишь позднее, прочитав одну из книг, она узнала, что ягода была ядовита, и не миновать бы ей мучительной смерти, если б не новоприобретенные гены монстра, настроенные на самосохранение: они ослабляли действие яда. А вот как она оказалась в Закатном городе, до сих пор для неё самой оставалось загадкой. Единорог лишь пожимала плечами в ответ на этот вопрос, утверждая, что не имеет представления, каким образом Рэн попала в её логово, в одном из переулков Закатного Города.

— Мэл, как ты здесь оказалась? — Рэн резко сменила тему, не желая более распространяться о своей жизни.

— Давай всё по порядку, — горько улыбнулась сестра. — Он запретил нам писать тебе письма и общаться с твоими друзьями. Он взял с нас обещание, что мы никому не расскажем о том, куда ты пропала, и вообще произносить твое имя. Он сказал, что отныне Дайяниррэн Валт для него умерла. Мы все были в шоке от поступка папы. Я проплакала несколько недель, а потом долгое время меня мучила жуткая мигрень. А Сэй так вообще слегла в постель. Мы были подавлены и расстроены. Я ночами не могла спать. Да и постоянно скрывать от друзей это происшествие с тобой было тяжело. Да ещё эти шепотки соседей! Разные слухи поползли о тебе, меня это так угнетало! И мой кавалер — Дамир, ну ты его помнишь — он тоже о тебе спрашивал. Бесчувственный, разве он не видел, как мне было тяжело о тебе даже вспоминать? Я с ним чуть не поссорилась. Это было так ужасно, ты не представляешь! Тебе не приходилось выносить подобное…

"Это я-то не представляю? — раздражённо подумала Рэн — Да как она может? Мигрень… если бы она знала, что это, наверное, самое легкое, что выпало на её плечи из испытаний".

Но тут же Рэн пристыжённо попросила свой внутренний голос заткнуться. Всё-таки сестра ни в чём не виновата. А она сама — ведь только по собственной глупости и амбициозного представления о том, что если она имеет высокий титул, деньги и хорошие связи отца, то может творить что угодно, и оказалась в столь суровых условиях выживания. С другой стороны, Рэн даже немного рада: ведь если б она осталась в столице, то никогда бы не познала, что значит самостоятельность. Не поняла бы, как это здорово, когда твоя жизнь зависит только от тебя. Минувшие трудные годы послужили хорошим уроком для Рэн.