Но что-то надломилось в Дине. Заметила ли это М. С., Рэтерн не знала, а вот сама она это как-то почувствовала.

Она скоро уедет туда, где бывала раньше. Но она уже не та, она надломилась. Лопнуло что-то, на чём она жила, и что помогало ей держаться. Но что-то должно заменить прежний стержень. Но только что? Рэтерн не знает этого. И этот стержень должен, просто не может не появиться. Иначе Дине конец. Это Рэтерн чувствует. Надлом, страшный надлом.

Рэтерн считает Дину своей сестрой. Та о ней такого же мнения. Но Линк… Абсолютно пустое место он для одной. Пустое место, и даже хуже. Тот, кому всё равно следовало заплатить по старым счетам. И он по ним неизбежно заплатит. Никогда больше Рэтерн не говорила с Диной на эту тему. Но и не меняла своего мнения по данному вопросу. С Линком она ещё столкнётся на узкой дорожке. И на этот раз не промажет.

А Дина… Он ведь когда-то был её братом. Они росли вместе. И какие-то детские воспоминания связаны с ним. Но намного больше воспоминаний связано с Мариной. И с ними-то что делать? С памятью и болью. Для Рэтерн Линк только преступник и ничто иное. А для Дины теперь? Он и преступник. И жертва. И тот человек, с которым играла в детстве. И убийца сестры. И враг, сбитый с коня. И что Дине делать теперь со всеми этими знаниями? А равно как и своей памятью.

''А мне ведь её попросту жалко' .

И снова роскошный кожаный жилет, сапоги со шпорами, и два ремня. И великолепная фигура, на которой всё это красуется. И шашка у бедра. Вроде бы всё по-прежнему. А вроде и нет. Это ведь не Дина, это только оболочка её. А внутри уже что-то не то. Там внутри, практически всё уже пусто. И ей тяжело. И ей, бывшему воплощению бесстрашия, страшно. Только словами этого не объяснишь. Она уже почти собралась, что бы ехать на аэродром. Куда ей лететь? А какая разница! Почему, почему Рэтерн чувствовала, что вот так на аэродром Дина едет в последний раз.

— Тебе не слишком плохо? Может, ехать не стоит? Никто ведь не смог объяснить, что с тобой было.

— Плевать! — ответила Дина. — Мне сейчас всё равно. Не важно, что со мной будет.

Спорить с Еггтом практически бесполезно, это Рэтерн знает чётко. Но слишком плохо её сестра выглядит. И поэтому она сказала.

— Так нельзя. Ты оттуда запросто можешь не вернуться уже никогда. Ты уже не та, Дина, старый огонь в тебе уже почти потух, а нового ещё нет. И там ты его вряд ли сможешь обрести. Останься здесь, прошу тебя. Не вернёшься ведь ты оттуда.

— Там я либо смогу стать прежней, либо… тогда и смысла не будет возвращаться.

Не случилось ни того, ни другого. Уже в самолёте Дине стало плохо. Её экстренным рейсом отправили обратно в столицу. И вот Рэтерн снова видит её. Прошло чуть больше трёх дней с их последнего разговора. А Дину совершенно невозможно узнать. Это не Дина, это даже не её оболочка, это её тень.

И вот она входит. У Саргона сразу же защемило сердце. Дина всегда была слишком похожа на мать, но сейчас ничем на Софи не походила.

Дина умирает и знает это. Софи тоже погибла молодой. Ей тогда было лишь немногим больше, чем дочери сейчас. Софи, великая Софи Саргон. Какой талант погиб тогда!

Из талантов матери Дина унаследовала только безудержную храбрость и чёрное чувство юмора. А все остальные свои качества позаимствовала от М. С… В этом Саргон не сомневается ни на миг.

И свою жизнь Дина прожила очень ярко. Только никто не знал, что это была яркость подобная яркости падающей звезды, метеора, несущегося по ночному небу. Дина была обречена с детства, с той великой войны, превратившей в руины почти весь мир. Никто об этом даже не догадывался.

Но жила бы по-прежнему, даже знай о своем приговоре и отмеренном ей сроке.

А слава Дины росла и крепла с каждым днём.

Саргон чувствовал, что М. С. готовит из Дины приемника. И наследник будет достойным!

Настолько, что все сложнейшие интриги последних лет можно смело запихивать в долгий ящик. Ибо и вправду будет Дина V!

Незадолго до болезни Дины от М. С. пришло представление на звания генерал-майора. Имя Дины в списке было первым. Через звание решили перескочить. А он тогда решил немного подействовать им обеим на нервы. Конечно, представление он бы рано или поздно подписал, никуда бы не делся. Но вполне мог себе позволить потянуть с этим пару месяцев.

А Дина в это время заболела. И вскоре выяснилось, что безнадежно. Император её всё-таки утвердил, но дочь Софи отказалась от звания, сказав при этом 'Не всё ли равно, кем кормить червей, подполковником или генералом?

Так же как и мать, Дина была ослепительно красива. И этим оружием тоже владела мастерски.

Но теперь от красоты мало что осталось. Самым подходящим, что сейчас можно сказать — гниёт заживо.

Огромные мешки под глазами, полубезумный взгляд воспалённых глаз, хриплое дыхание, вылезающие волосы, экзема. И даже заполнивший весь кабинет аромат дорогих духов не может перебить сильнейшего запаха гниющей плоти.

Поражённый видом Дины, Саргон не сразу обратил внимание на то, что в другое время сразу бы бросилось в глаза.

Дина в полной парадной форме даже в шлеме с плюмажем и мечом у бедра. И это та самая Золотая Змея. Впервые вот так надетая Диной.

Это Дина-то, всегда славившаяся полным презрением к уставной форме одежды, в обычное время изо всей формы носившая только погоны, которые на её любимых кожаных жилетах смотрелись просто нелепо.

Привычки никогда не меняет. И вдруг нате! Единственное, что на ней сейчас не по форме — длинные белые перчатки.

— Тебе что-нибудь нужно — по возможности неофициальным тоном спросил Саргон?

Дина криво ухмыляется в ответ.

— Стакан водки. И быстро.

— Есть только коньяк. Тебе не вредно пить?

В ответ — очередная кривая усмешка.

— Не всё ли равно? Мне осталось жить от силы два месяца. Так что…

Даже фразочку эту от неё позаимствовала. Достойная наследница была бы… Почему была? Ведь она ещё здесь… Да нет, она считай уже там. И прекрасно знает. Но вовсе не хочет уходить. И знает, что не сделать уже ничего.

— Так что же тебе нужно?

Дина как-то странно принялась рассматривать его одним глазом. Император только сейчас заметил, что на второй она похоже, уже ослепла. Слишком уж странный цвет, и зрачок словно кровью заполнен. 'А ведь она уже наркоманка — подумал император — при таких болях назначают сильнейшие наркотики. Это ведь словно вид раковой опухоли. Но хуже. Облегчать такие боли… Своеобразный гуманизм. Она существует на дозах. И если ей суждено будет выжить… Впрочем, нет этого-то ей как раз не суждено' .

— Сам догадайся!

— Его я вам не отдам. — совершенно ровно и спокойно сказал. Пусть этот человек его ненавидит. И Дина его тоже теперь ненавидит. Но они Линка не получат. Ни та, ни другая. И пусть они, словно мать и дочь, одним миром мазаны. Но не получат они Линка. И псов своих за ним не пустят, когда он на свободу выйдет. Пусть хоть в нём какая-то частица Софи — Елизаветы будет жить. Пусть хоть в нём. Даже в нём. Софи только догадывалась, откуда взялось её второе имя. Но он-то об этом знал. И в Линке для него сосредоточена память. И о гениальной старшей дочери… И о той женщине издалека. Той, на которую по какой-то невероятной прихоти судьбы была похожа Софи. Память о ней. Елизавете. Лизе.

А в Дине он сейчас не видел ничего от матери. А видел в ней только кипящую Еггтовскую ненависть и ярость. И простую человеческую боль. Но ничего от Софи. А вот от бешеной Марины очень даже много в ней сейчас.

— А я и не за этим и пришла! — она явно начинает заводится.

А вот этого-то император и не ждал вовсе. Ибо не мог он представить себе никакого иного повода, зачем он мог понадобиться той, которую все вокруг звали Чёрной Диной. Только за ЭТИМ, за смертью своего брата могла прийти к нему она. Так он думал. Но… Не зря говорят, о том, насколько темна чужая душа. Хотя эта-та душа и не темна вовсе. А попросту черна самой чёрной чернотой. Безжалостная душа молодого хищника, волею судьбы умирающего в капкане. Но клыки ещё крепки. И вполне могут лязгнуть, если слишком подойдёшь близко. Пусть говорит, что хочет. С ней держи ухо востро.