– А мы уже боялись, что вы не придете! – сказала одна из них, скорее для того, чтобы как-то начать разговор. – Проходите в комнату, наш больной ждет вас там.

– Ну какая это болезнь? Вот важность – когти отрасли? Минутное дело, только собачку подержать придется, – говорила я, направляясь в комнату.

В довольно большой комнате, застеленной темно-бордовым паласом, вся мебель стояла вдоль стен, даже обеденный стол. А в центре лежало несколько красивых ярких подушек, по форме напоминавших нечто среднее между настоящей подушкой и ковриком. На одной из них царственно возлежал болонез с отлично расчесанной, длинной, слегка кремовой шерстью. Глаза были плохо видны из-за шерсти, чернел только нос, да розовый язык мелко вздрагивал в приоткрытой пасти.

Опустившись перед ним на колени, я потрепала его за ухом и сказала:

– Привет, малыш! Ну-ка покажи свои лапки! – на что он вежливо и весело застучал хвостом по своему ложу, но не попытался встать.

Раздвинув шерсть на одной лапе, я чуть не ахнула. Огромные, загнутые в кольцо и почти вросшие в подушечки лап когти так не вязались с холеным видом собаки, что я в недоумении оглянулась на хозяек. Нужно очень постараться, чтобы отрастить такие. Меня хорошо поймут любительницы маникюра, они-то знают, сколько времени понадобится на выращивание этой обольстительной атрибутики, да и то сказать – чаще, чтобы не мучиться, накладывают искусственные или наращивают немыслимыми способами. А тут на тебе!

– Он, что ли, совсем по асфальту не ходит? – спросила я.

Обычно собаки, много и подолгу гуляющие по асфальту, самостоятельно поддерживают необходимую длину когтей.

– Он вообще не ходит.

– ?!

– Да. Он не может ходить. Вот уже год, как у него парализованы все четыре лапы, – как-то очень буднично и без особого надрыва ответили на мой немой вопрос хозяйки.

Я немного помолчала, переваривая информацию, но увиденное и услышанное меня не отпускало, я не смогла не продолжить расспросы. Увидев мою заинтересованность, женщины охотно и подробно рассказали все с самого начала.

Снежку было около восьми месяцев, когда все началось. Буквально на ровном месте. Он ничем до этого не болел, не было никаких травм, все прививки были сделаны. Так что подозревать какую-то нетипичную форму инфекционных заболеваний тоже не приходилось. За две-три недели походка собаки постепенно ухудшалась. В конце концов он смог только ползать. А в остальном – это совершенно нормальная собака.

– А отравления никакого не было? Даже легкой формы? – почти автоматически я продолжала задавать вопросы.

– По крайней мере, клинически как-то выраженных симптомов не было, – профессионально отвечала одна из сестер. Я не сразу вспомнила, что она – врач.

– А сами вы с чем-то связать ситуацию можете? Пусть даже гипотетически?

– В том-то и дело, что нет. И никто из ваших коллег тоже не может!

– А родители собаки – что они? Сами знаете, иногда подобные штуки выкидывает генетика.

– Вот тут полный пробел. Щенок нами был приобретен на Птичьем рынке, и родословной у него нет. Да нам она и не нужна как-то!

– Жаль… Особенно когда встречаются подобные случаи, любая информация, что называется, на вес золота… В каком возрасте вы купили щенка?

– Что-то около четырех месяцев! Что с ним было до этого, тоже нет сведений, – предваряя мой следующий вопрос, ответила она.

На этом месте нас прервал Снежок. Он внимательно и терпеливо ждал, но терпение истощилось. Пес решил напомнить о себе, звонко и требовательно сказал: «Тяф! (Хватит!)» – и застучал хвостом с утроенной силой. Однако в переводе я ошиблась.

Одна из женщин отправилась на кухню и вернулась с миской, наполненной водой, которую тут же с удовольствием и вылакала собака. Помню, мне не удалось скрыть свое изумление. Но для хозяек Снежка до такой степени понимать собаку было привычное дело. Мне только пояснили:

– Нам всем и ему пришлось учиться! Он очень понятливый.

– Согласна… А все-таки главное в том, что вы сами очень хотели его понять.

Но такое взаимопонимание мне пришлось увидеть впервые! Я с искренним уважением смотрела на них, и, несмотря на очевидный трагизм ситуации, на душе все-таки было тепло…

Вот так просто и началось наше знакомство. Последующие девять лет один раз в три месяца раздавался телефонный звонок с вежливым напоминанием о том, что меня ждут Снежок и две его хозяйки.

Не всегда я приходила туда уверенная в том, что путь, ими выбранный, – правильный и милосердный, но всегда – с глубочайшим уважением.

Как-то однажды, заглянув к ним немного раньше назначенного времени, застала всю компанию на улице. Это было летом. На газоне лежал Снежок, с любопытством вертевший головой по сторонам, а рядом с ним на раскладном стульчике примостилась Валентина Сергеевна с книжкой в руках.

Если не знать того, что пес не может вскочить и, радуясь жизни, сломя голову понестись за бабочкой или птичкой… пококетничать с какой-нибудь длиннохвостой красоткой… поднять лапу, чтобы отметить дерево своим посещением, наконец… может, все это и было идиллией, но в чьих глазах? В моих? В глазах хозяйки? А что думал он сам? Вот уж на последний вопрос никогда не будет ответа.

В природе все гораздо жестче, но и проще, несмотря на жестокость. А тут? Где она, эта граница милосердия и сострадания, за которой – мучения и смерть? Или вот такая жизнь? Да и жизнь ли это…

Я никогда не затрагивала этих тем в наших разговорах. Не могла. Потому что помнила их вскользь брошенную фразу: «Он – НАШ! Мы не можем его предать!»

Мне оставалось только искать в ученых книгах способ хоть немного улучшить состояние пса, но все было тщетно. Испробовав множество вариантов, я сдалась. Поняла, что ничего не смогу больше сделать. Удалось только остановить наступление полного паралича, но все четыре конечности ниже запястных и скакательных суставов все равно не функционировали и не обладали нормальной чувствительностью. Все это время меня не покидал нелегкий вопрос – а как бы поступила я сама на их месте?

Не скоро возник ответ, который мне показался истиной. Она в том, что через такое надо пройти. Самой. И только тогда, не раньше, появится право принимать решения. Чужой опыт не будет, не может быть советчиком!

С годами у Снежка появились новые проблемы – пролежни. С возрастом он поднабрал лишнего веса, больше спал, но кушал так же охотно, как в молодости. Стали накапливаться последствия его малоподвижного образа жизни: одышка, сбои в работе сердца…

Все чаще мне вспоминались слова одного из моих знакомых – доктора Жукова. Он медик, работает на «скорой помощи». Как-то я спросила, что, на его взгляд, самое трудное в работе врача. Он задумался и неожиданно серьезно произнес: «Уметь вовремя остановиться!»

Тогда я выслушала эту фразу с изумлением и даже с недоверием, но только по прошествии времени поняла, как он был прав. Научиться определять ту точку, дальше которой заходить нельзя, дальше которой все усилия врача будут направлены лишь на то, чтобы продлить мучительную агонию, действительно очень нелегко.

А что легко?