— Ну… — неопределенно сказал Бориска. — Не знаю…

— Пусть идет, — вступилась Машенька. — Я хоть и не люблю собак, но разве можно допустить, чтобы сдирали шкуру?

— Нельзя, — согласился Бук.

— Бежим, — сказал Бориска. — Нам некогда долго разговаривать.

— Караул, грабят!.. — донесся голос Ёкалы-Мокалы.

— Кто-то зовет на помощь… — сказал папа. — Придется задержаться и помочь человеку.

— Не надо, — дернул папу за рукав Бориска. — Это кричит Ёкало-Мокало. Мы засадили его в сарай. Пусть ему помогает Ёкалиха-Мокалиха, а нам надо торопиться. Бежим!

И они побежали по дороге, уводящей за город. Тяжелее всех приходилось папе.

— Вот это кросс — говорил он, перебрасывая на бегу портфель из одной руки в другую. — Давно я так не бегал!

У развилки дороги, километрах в трех от города, они остановились.

— Нам направо, — сказал робот Олег, посветив карманным фонариком на карту.

— Вы с папой можете возвращаться, — сказала Бориске Сорока. — Опасность миновала. Дальше нас провожать не надо. Эй, Олег! — крикнула она роботу. — Через сколько километров нам сворачивать в лес?

— Через десять километров и двести тридцать метров, — ответил робот. Он любил точность.

— Вот видите, — сказала Сорока, — это совсем недалеко.

— Нет, — возразил Бориска. — Мы проводим вас.

Они пошли дальше, возбужденно переговариваясь, обсуждая события освобождения Машеньки.

И только Музгар бежал молча.

Ему тоже очень хотелось поговорить, но он еще не чувствовал себя совсем своим среди друзей.

«Что ж, — думал Музгар, вглядываясь в пустынную дорогу. — Я докажу им свою верность. И они полюбят меня, даже Машенька».

О многом вспоминал Музгар, глядя на дорогу. О том, как его мама играла с ним, когда он был щенком. И о том, как его отдали незнакомому человеку, который полюбил Музгара, и Музгар полюбил его. А после, когда однажды они пошли гулять по городу, человек этот потерялся. Музгар долго искал его, ночевал в подъездах разных домов. Потом Музгара привел в квартиру какой-то мальчик. Но ему не разрешили держать собаку. И он отдал Музгара другому мальчику, а тот отдал его какому-то дяденьке. А дяденька продал Музгара Ёкале-Мокале…

Уже стало рассветать, когда они дошли до места, где друзьям надо было сворачивать в лес. Приближалась минута прощания. Чтобы немного оттянуть ее, Бориска спросил:

— Машенька, ты хочешь малинового варенья? У нас в портфеле целая банка!

— Хочу, — сказала Машенька.

Бориска достал из портфеля варенье, ложку и передал ей.

— Ешь, — сказал он, — наедайся. Варенье мама варила.

— Ах, — воскликнула Машенька, облизывая ложку. — Оно напоминает мне о малиннике. Давно я не ела такой вкуснятины!..

— Послушайте, послушайте! — стрекотнула вдруг Сорока, — я сочинила стишок.

— Сочинила, так читай, — сказал Бук. — Тебе, наверное, не терпится его прочесть?

— Не терпится, — призналась Сорока.

Она повертела головой, высматривая по привычке, как бы прополоскать клюв перед чтением, но потом сказала:- А, обойдется! — и прочла такой стишок:

— Оно бы еще не так закричало и замолчало, если бы я влепила ему оплеуху! — проворчала Машенька.

— Ну его! — сказал Бук. — Пусть оно там теперь кричит и молчит, как хочет…

— Нам пора возвращаться, — сказал папа Бориске. — Если мама не сошла еще с ума от беспокойства — наше счастье…

Робот Олег развернул карту, уточнил дальнейший маршрут, и все стали прощаться.

— Как только мы построим новую берлогу, я сразу прилечу к вам, — сказала Сорока.

— Мы построим первоклассную берлогу, — уточнил робот Олег.

— А я, когда вы придете в гости, угощу вас свежей малиной и медом, — пообещала Машенька.

— Когда вы придете к нам, вам не захочется уходить обратно, — сказал Бук.

— Ну, а ты что скажешь, Музгар? — спросил Бориска. — Может, останешься у нас? Тебе будет удобно и весело в нашей квартире.

— Нет… — покачал головой Музгар. — Я потом вернусь к вам. А сейчас мне хочется пойти с Машенькой, помочь строить берлогу…

Друзья обнялись.

Бориска с папой остались на дороге, а остальные пошли в лес. Впереди шел робот Олег. Он выбирал наиболее удобный и короткий путь.

Замыкала цепочку друзей Машенька. Ей было грустно. Она почти ничего не успела сказать Бориске и не знала, когда увидит его снова. Но к этому грустному чувству добавлялась и радость освобождения из плена.

Сорока перелетала от робота Олега к Машеньке. Она то взлетала высоко-высоко, то летела над самой землей.

У опушки леса друзья остановились и, махнув последний раз папе и Бориске, скрылись в лесу.

— Пока! — крикнул Бориска вслед друзьям, и утреннее эхо ответило ему:

— Ока… Ока… Ока…

А с неба, словно разбуженные этим криком, полетели теплые, совсем как в июле, дождинки. Их становилось все больше и больше. Они падали и падали на землю, скрывая следы ушедших Борискиных друзей…