Рассказывая о других учениках, лорд Станцель долго колебался, но всё же решился и осторожно открыл ей этот факт. К его сожалению, Легина восприняла его несерьёзно. Точнее, она не обратила на это никакого внимания, а излишне настаивать, привлекая его, мажордом не решился. Гораздо больше она заинтересовалась двумя своими будущими соученицами — Граженой, дочерью провинциального барона, и особенно Дженевой, бывшей плясуньей.

— Она правда была плясуньей? — широко распахнула глаза принцесса. — Как королевские лицедеи?

— Да, где-то так, — замялся старик. — Но не совсем.

— Она, наверное, была во многих странах. Если я попрошу её рассказать мне о том, что она видела, она мне расскажет?

— Да, вот ещё что! — вспомнил мажордом. — Мы решили ("мы" это был, в общем-то, он сам при небольшом участии Кастемы), что ты будешь учиться инкогнито.

— Как? — всполошилась девочка. — Я не буду так, как все остальные?

— Нет. Наоборот. Ты будешь именно как все. Понимаешь ли: принцесса Легина, дочь правителя всей страны — вот это именно не как все. А, скажем, Гина, внучатая племянница королевского мажордома, совсем другое дело. Ты же, право, не будешь против побыть немного моей родственницей? — заговорщически подмигнул он ей.

Девочка рассмеялась.

— Гина? Хи-хи… Хорошо, дедушка!

— Ах ты моя озорница, — покачал головой новоявленный дедушка — и с разочарованием заметил, как вдруг и непонятно почему лицо девочки стало темнеть. Легина откинулась на подушки и отвернула голову.

— Я устала, — пробормотала она после паузы.

Словно из воздуха тут же материализовалась нянька и со словами "Утомил дитятко, старый пень, проваливай ужо!" принялась победно выталкивать его из комнаты. Лорд Станцель задержался.

— Я думаю, Дженева расскажет тебе обо всех дальних странах и городах, которые видела.

Легина посмотрела на него долгим взглядом.

— Ладно, иди… дедушка.

Лорд Станцель кивнул — и постарался не показать внезапно кольнувшую его мысль-сожаление о Легине: а ведь некрасивой уродилась.

И, спрятав эту правду на дне своих глаз, вышел из комнаты…

Глава 5. Прочные нити, тонкие узоры

"…Я назад уже никак не поверну. Как же выбрать лучшую дорогу? Стоит ли остановиться у порога дома твоего на много лет?"

Отодвинув книгу, Дженева подняла невидящий взгляд в тёплый полумрак комнаты. "…Как же выбрать лучшую дорогу?"

…Прямая стрела дороги в невообразимо прекрасном кружеве цветущих яблонь… Скрип колес по мягкому, серому песку… Щёлканье кнута — и сразу же за ним неминуемое ворчание Жоани…

Сладкую грусть воспоминаний перекрыл укол стыда. А ведь она даже забыла и вспоминать о своих прежних товарищах. Нехорошо это. Ведь и года же не прошло… И хотя кочевая жизнь учила её не привязываться к сменяющим друг друга людям, городам и деревенькам, всё же эта её забывчивость была слишком похожа на неблагодарность.

Догорающая свеча затрещала и стала подрагивать.

Надо будет обязательно разузнать, как там сейчас Жоани и все остальные, — твёрдо решила Дженева. Тем более, скоро праздник фантазии, на который съедутся бродячие артисты, и у кого-нибудь из них она точно сможет узнать о Жоани. А может, и он сам решит появиться в Венцекамне. О, как это было бы здорово!…

Приняв такое решение, Дженева облегчённо вздохнула, потом скептически прикинула, на сколько ещё хватит огарка, и снова придвинула книгу.

В дверь постучались. Не поднимая глаз, Дженева промычала что-то разрешительное. У Гражены, похоже, опять бессонница.

— Ты ещё не спишь? — заговорщический шёпот подруги, скрип двери, торопливое шлёпанье босых ног. Пока Дженева нехотя отрывалась от чтения, та уже успела привычно устроиться на край её постели и, набрав побольше воздуха, радостно выдохнула. — А я придумала, кем буду на празднике!

— О! И судя по тому, как горят твои глаза… не меньше, чем хассанеянская принцесса! — тихонько засмеялась Дженева.

— Ага! — от всей души кивнула Гражена и довольно затараторила. — Я выпрошу у леди Олдери те куски золотой парчи, что она показывала — помнишь? — а ещё ту тесьму, и ещё, ты ведь поможешь мне перешить то платье, а ещё — ты сама-то кем будешь?

— Да я пока не думала об этом…

— А хочешь, я из тебя сделаю астаренскую принцессу? — посерьёзнела Гражена.

— М-м… Нет. Не стоит. Я собираюсь искать Жоани. А туда, где он может быть, лучше наряжаться поскромнее.

— Угу… А что это ты читаешь? — словно только сейчас вдруг заметив, чем занимается её подруга, снова оживилась Гражена.

Дженева молча протянула книгу подруге. Та полистала потемневший от старости "Сказ об Ир-Рауле и мохонской деве" и, отстранённо пробормотав "грустная история, никогда мне не нравилась", вернула его.

— Зато красивая, — вступилась за понапрасну обиженную сказку Дженева. — Я специально выпросила у Миреха эту книгу. Здесь полная версия «Ир-Рауля» — совсем не те сокращённые баллады, которые поют менестрели на празднике щедрого солнца.

— Э-э… Кстати — о Мирехе, — неуверенно протянула Гражена. — Я сегодня слышала, как они с Кемешью что-то решали… В общем, похоже, он больше не будет вести наши занятия.

Дженева широко раскрыла глаза и подалась вперёд.

— Что? Его что, отстранили?!

— Нет, не так! — затрясла головой Гражена. — Вообще этих вроде больше занятий не будет. Ну — закончились они! — добавила она всё ещё не понимающей подруге.

— А-а. Ну тогда… Но всё равно жалко.

— Жалко, говоришь? — многозначительно понизив голос, переспросила её подруга. — Ну да. Я же видела, как ты смотришь на Миреха.

— Никак я на него не смотрю! — буркнула Дженева.

Время, прошедшее со случайной встречи дочери барона и уличной плясуньи на рыночной площади Астагры, и, главное, события, наполнявшие его, удивительно сблизили их, почти спаяли. У каждой из них было подспудное чувство уверенности в том, что чтобы не случилось, рядом всегда будет надёжное плечо. Это чувство совершенно не нуждалось в понимании и, тем более, в словесном выражении. Кто, живя в добротном доме, ни с того, ни с сего решит докапываться до его фундамента? Он есть, он держит — этого достаточно. Просто всегда оказывалось так, что когда одна из них попадала в переплёт, рядом оказывалась другая, и они вместе как-то выбирались из неприятностей. Дженева без сомнения знала, что она всегда может прийти в Гражене и с радостью, и с разочарованием, и рассказом о нахлынувшем интересе — как и, конечно, о его объекте. Но в том, что касалось Миреха, такой уверенности не было. Вместо этого было неприятное ощущение запутанности — нравится ли он ей? Что он сам о ней думает? Хочет ли она нравиться ему? И нужен ли он ей?… Вдобавок эта запутанность в конце концов оказалась крепко приправлена злостью на себя — за то, что она не может разобраться, а также на него — за то, что он не хочет ей в этом помочь! Так что Дженеве никак не хотелось ни с кем пока говорить о взглядах, которые она бросает на Миреха, — пусть даже и с Граженой.

Наступила тишина, вполне себе мягкая и уютная, которая сама собой незаметно переросла в Граженье мурлыканье старой астаренской песенки, со смешным перековеркиванием на хассанеянский лад задорной припевки "эй-да, горе — не беда" и "ой, крапива-лебеда". Посреди очередного куплета она вдруг забросила песенку и поинтересовалась у подруги — была ли та когда в Хассаэне? Дженева покачала головой — нет, Жоани не жаловал моря, мы редко когда добирались даже просто до побережья… Я тоже. Там, говорят, зимой никогда не бывает морозов… Нет, на тех островах, что ближе к северу, зимой бывает выпадает снег… Интересно, а сколько там тех островов?… Этого никто не знает. Хассы верят, что когда точно посчитают все их острова и островки, они тут же все уйдут на дно моря… Правда?! Да ты что?… Не знаю, правда или нет. А ещё хассанеяне не любят, когда к ним приплывают иноземцы… О! Я поняла! Это они боятся, что те пересчитают все их острова…