Парализованный той атмосферой скрытности, в которой ему приходилось жить, Лепке жаловался:
– У меня такое впечатление, что мои дела ни к черту.
Он был отчасти прав. Том Луччезе, верный помощник Лучиано и важная персона в мафии, уже давно добивался выхода на рэкет готового платья, стараясь мало-помалу прибрать этот промысел в свои руки. Его притязания становились все очевиднее.
Узнав об этом, Лепке пришел в неописуемую ярость.
– Никто не имеет права топтать мои грядки, пользуясь тем, что я нахожусь в бегах, – вопил он перед Анастасиа и Эйби Рильзом. – Альберт, передай Лаки, чтобы он поставил на место этого поганца Луччезе, что швейное дело принадлежит мне… об этом условились с самого начала… Об этом нечего говорить, даже если бы это было бы в моих интересах. Передайте также этому придурку с тремя пальцами, что, если он будет лезть в мой бизнес, я ему не оставлю ни одного, чтобы нечем было даже в носу ковырять. А нос, пожалуй, отрежу ему еще раньше…
Анастасиа дословно передал ого слова Лучиано, и тот признал их справедливыми. Он приказал Томми Луччезе прекратить свои мелкие махинации. Это объяснялось, во-первых, тем, что на стороне Луиса Бухалтера был свято соблюдаемый закон синдиката, а во-вторых, еще и тем, что Лучиано не мог позволить себе забыть о Лепке как о верховном главаре «Корпорации убийств», тайном руководителе сотен убийц, разбросанных по всей стране, умевшем использовать по прямому назначению «курки» самой высшей квалификации. Достаточно было одного слова Лепке, и с кем угодно могло произойти все, что угодно.
Таким образом, чтобы защитить себя, Лучиано решил встать на защиту Лепке.
В конце двухлетних бесплодных поисков Томас Дьюи, а также и Эдгар Гувер поняли, что им никогда не взять Бухалтера, если они будут продолжать действовать обычными методами и даже удвоят или утроят объявленное вознаграждение. Требовалось что-то иное.
Лейтенант Конрад Полленгаст, заместитель Валентина, шефа полиции Нью-Йорка, поделился с другими своим планом:
– Возьмем на учет всех главарей банд в Нью-Йорке и в Нью-Джерси, арестуем их, допросим, подвергнем пыткам, чтобы и чертям страшно стало, потрясем как следует любовниц этих мерзавцев, засадим за решетку их добродетельных жен, короче, создадим для них невыносимые условия и дадим понять, что будем их терзать до тех пор, пока не узнаем, где находится Лепке, и освободим их только тогда, когда Лепке окажется у нас в руках.
Команда Дьюи принялась за осуществление этого плана, поддерживаемая на федеральном уровне молодчиками из ФБР. Полицейские агенты как мухи вились вокруг заведений, принадлежащих гангстерам. Бандитов стали задерживать ежедневно, то сотрудники ФБР, то агенты Дьюи. Их сажали в тюрьму, в самые отвратительные камеры, за малейшие проступки, будь то ношение оружия или нарушение дорожных правил. Во всех ночных заведениях, барах, во всех ресторанах, где бывали гангстеры, участились полицейские облавы, их телефоны открыто прослушивались. За ними установили круглосуточное наблюдение, вся переписка подвергалась проверке. Для главарей преступного мира жизнь, а особенно преступная деятельность стали невозможными.
Так продолжалось непрерывно в течение нескольких недель. На этот раз организация несла лишь убытки и не получала никаких доходов…
Потери были колоссальными. Надо было что-то предпринять. Хотя традиции синдиката требовали защиты Лепке, возник вопрос, не следовало ли ему пожертвовать собой ради сообщества, хотя бы потому, что, соблюдая до конца правила игры, организация пока еще отказывалась сама принести его в жертву. Парадоксальным оказалось то, что единственным человеком, к которому могло перейти дело Луиса Бухалтера, был Альберт Анастасиа. Но он являлся официальным телохранителем Лепке, сопровождавшим его, когда тот покидал свое убежище.
Наконец состоялся чрезвычайный съезд преступного синдиката. При полном единодушии присутствующих (к ним присоединился и Лучиано из тюрьмы в Даннеморе) было решено, что Лепке должен сдаться на возможно лучших условиях, а в дальнейшем организация постарается помочь ему выйти на свободу.
Оставалось убедить его самого. Для этой цели выбрали Моэ Воленски, приятеля Лепке, работавшего вместе с ним в сфере азартных игр. Он добросовестно отнесся к этому поручению и вскоре сообщил обо всем Луису Бухалтеру. Тот не мог уже продолжать изнурительную борьбу, его нервы больше не выдерживали. Замысел оказался довольно хитроумным и не вызвал у Лепке особого недовольства. Он состоял в следующем: чтобы избежать нежелательных осложнений, организация заключила «джентльменское соглашение» с Гувером. Последнему предоставлялась честь осуществить арест века. Вместе с тем это означало, что ФБР в соответствии с федеральными законами предъявит ему лишь обвинение в контрабанде наркотиков и дело ограничится тюремным заключением, тогда как, если его возьмут люди Дьюи, он предстанет перед нью-йоркским судом, который тут же предъявит ему обвинение в убийстве Джо Розена, что может повлечь за собой смертную казнь.
Воленски заверил Бухалтера, что соглашение, достигнутое с Гувером, тверже стали, что шеф ФБР сдержит свои обещания.[54] С другой стороны, Лаки Лучиано из Даннеморы гарантировал, что, пока Лепке будет находится в тюрьме, за его делами будет наблюдать организация и он сможет получать причитавшуюся ему долю так, как получает свою долю он сам, Чарли Лаки, с момента его заключения в тюрьму.
Лепке согласился. Почти с облегчением.
Оставалось осуществить весьма деликатный маневр – передать его властям так, чтобы не подвергалась угрозе его жизнь. Ведь полицейские поджидали его на всех перекрестках, каждый готов был, едва завидев, пристрелить его. Из Даннеморы Лучиано подсказал еще одно решение:
– Надо установить прямой контакт с Гувером… Мы располагаем некоторым влиянием на нашего дорогого Билла О'Двайера (судья графства Кингс, избранный благодаря содействию «смазного банка» и грубому нажиму со стороны синдиката) и на Мориса Новака (помощника Фиорелло Ла Гардиа)… кроме того, я привлеку этого подонка Уолтера Уинтшелла…[55] Этот тип хотел выгнать меня из «Барбизона», потому что ему не нравился запах моих денег. По радио, в прессе он поднимет страшный шум и сможет гарантировать выполнение соглашения…
У Чарли всегда были хорошие идеи. Костелло помог осуществить задуманный план. 24 августа 1939 года «паккард», за рулем которого сидел Альберт Анастасия, остановился перед домом номер 101 на 3-й улице в Бруклине. Человек в огромных солнечных очках, с высоко поднятым воротником мехового пальто стремглав выскочил из подъезда и юркнул в машину, громко хлопнув дверцей. Переехав Бруклинский мост, Анастасиа попал в Манхэттен. На углу 5-й авеню и 28-й улицы стоял черный «кадиллак» с зашторенными окнами, который при их приближении зажег и погасил фары. Анастасиа поставил машину рядом и положил руку на свой пистолет.
Сидевший в. другой машине Уолтер Уинтшелл сделал знак рукой. Лепке быстро вышел. Задняя дверца «кадиллака» открылась, чтобы впустить его. Навстречу ему протянулась рука:
– Привет, я Эдгар Гувер.
– Привет, я Луис Бухалтер.
– Лепке?
– Да… так называла меня моя мамаша Эдгар Гувер надолго замолчал. Потом он произнес задумчиво:
– Твоя мамаша?… Это немыслимо, чтобы у такого типа, как ты, могла быть мать.
Было 22 часа 10 минут 24 августа 1939 года. Над городом нависла изнурительная предгрозовая жара.
Гюрах Шапиро, который без своего друга Лепке не мог ничего предпринять, также вскоре сдался.
Это весьма важная дата. В некотором роде она стала кульминационным, пунктом первого этапа упрощения и расцвета преступного синдиката, который прекратил свое существование в 1962 году со смертью Лучиано.
Если бы Лепке Бухалтер не был сдан властям, возможно, не было бы девять месяцев спустя этого необычайного дня страстной пятницы, так как именно Лепке удавалось огнем и мечом поддерживать железную дисциплину в «Корпорации убийств».