Изменить стиль страницы

25

Среди Йоркширских холмов i_025.png

Когда мы только обзаводились хозяйством в Скелдейл-Хаусе, я часто посещал дешевые распродажи в поисках самого необходимого, но почему-то нередко возвращался домой с совершенно бесполезной вещью. Список их длинен: парусный корабль с полной оснасткой в бутылке, латунные подсвечники, уже упоминавшаяся маленькая концертина и незабвенное приобретение — «География мира» в двадцати четырех томах.

Когда мы поселились в «Рябиновом саду», во мне вновь вспыхнуло желание превратить свой дом в совершенное жилище. Был у меня честолюбивый замысел — создать за огородом площадку для тенниса на траве, причем не только для детей, но и для нас с Хелен. Мы с ней были заядлыми любителями — когда удавалось выбрать время.

Разметив площадку, я понял, что главная трудность заключается в том, чтобы каким-то образом помешать мячам улетать в огород. Обнести площадку сеткой — вот выход, решил я, радуясь, что проблема разрешилась, когда в дверь позвонил рыбак и предложил рыболовные сети. Он собрался уйти на покой и вот распродает почти даром орудия своего ремесла. Я купил огромный тюк, туго стянутый просмоленной веревкой, за двенадцать фунтов и с гордостью продемонстрировал приобретение Хелен. Прилива уважения ко мне она не испытала.

— Ты уверен, Джим, что не дал опять маху? Ты же знаешь, тебя так легко обмануть!

— Обмануть?! — вознегодовал я. — Об этом и речи быть не может. Рыбак этот сама честность, с первого взгляда видно. Он из Фрейзерборо и ходит в морской тельняшке. Веселое, обветренное, бесхитростное лицо, да от него просто веяло смолой и соленостью моря. Он сказал, что остальные сети уже продал, а эти отдает дешево, потому что они последние и он торопится домой.

— Хм-м… Это мне тоже не нравится, — пробормотала Хелен. — А ты заглянул к нему в фургон? Проверил, что там правда ничего не осталось?

— Э… собственно говоря… А зачем? Уж поверь, на этот раз я сделал выгодную покупку. Пошли, я тебе докажу!

Мы вышли на лужайку, и я развернул тюк. У меня упало сердце. В свернутых сетях зияли огромные дыры — некоторые диаметром по два-три фута. Хелен захихикала, а по мере того, как я разворачивал одну дырявую сеть за другой, ее буквально начало шатать из стороны в сторону.

— О Господи, — сказала она, утирая слезы. — Хорошо еще, что в нашей семье есть хоть один практичный человек. К счастью, я на такие промахи не способна!

В полном расстройстве чувств я мрачно созерцал свое никудышнее приобретение.

— Попробую залатать дыры веревками, — сказал я.

— Перестань! — вскрикнула Хелен, и ее снова зашатало. — Не надо! Меня уже ноги не держат.

Сети оставались болезненной темой, и я всячески ее избегал, однако в первые недели несколько раз украдкой пробирался на лужайку, когда никто не следил, и пытался (безуспешно) заняться починкой.

После этой катастрофы я старался найти способ, как поднять свой престиж, и выбрал для этой цели огород. В воскресной газете я увидел рекламу парничков для рассады и решил, что для сурового йоркширского климата ничего лучше придумать нельзя. Парнички на картинке стояли длинными аккуратными рядами, изящные и функциональные, а стоили они феноменально дешево.

Ни слова не сказав Хелен, я отправил заказ на солидную партию. Мое воображение рисовало внушительный ящик, и я был очень удивлен, когда почтальон доставил скромный плоский пакет. Как в нем могли уместиться трехмерные сооруженьица, изображенные на рекламе?

Впрочем, тайна тут же разъяснилась: то, что я принял за жесткий пластик, оказалось обычной полиэтиленовой пленкой. Мало того! Остальная часть будущих парничков состояла из множества тонких проволочек со зловещими инструкциями типа: вставить стержень А в прорезь Б и закрепить шпилькой В. Для меня это был лес дремучий, и я провел несколько изнурительных часов в борьбе со стержнями и шпильками, а Хелен с любопытством наблюдала за моими манипуляциями.

Я был вынужден открыть свой замысел, и меня больно уязвила ее скептическая реакция. Она с сомнением оглядела хаотичное приобретение, и уголки ее рта задергались, словно она подавляла усмешку, которая грозила расползтись до ушей. Я же упрямо продолжал борьбу, собрал-таки проволочный каркас и принялся натягивать на него пленку.

Результат выглядел плачевно. Хелен вышла поглядеть, каковы успехи, как раз тогда, когда я созерцал подобие низко подвешенной веревки с хлопающим на ветру бельем: пленка почему-то полностью не закреплялась.

Тут моя супруга не выдержала. Она привалилась к стене дома, минуты две безудержно хохотала, а потом была вынуждена вернуться в дом и немножко передохнуть. Я остался в огороде, пытаясь сохранить подобие достоинства, но и у меня не было сил смотреть на парнички. Кое-как убрав их составные части в пакет, я спрятал его в гараже. Еще одна катастрофа, а мои акции упали еще ниже.

Неделю спустя, вернувшись с вызова, я застал Хелен в необычном волнении — она даже слегка задыхалась.

— Джим, ты только посмотри! — сказала она, увлекая меня в гостиную, где мебель была сдвинута к стенам, чтобы освободить место для ошеломительного ковра — широкого, назойливо-пестрого, толстого и бугристого.

— Что это? — спросил я.

— Ну… — Она задышала еще чаще. — Днем приходил продавец с этим прелестным ковром. Настоящий касба.

— Что-что?

— Касба. Очень редкий тип восточных ковров.

— Восточных?

— Ну да. Он только что из Индии и купил его на границе у воина одного местного племени.

— Граница? Местное племя? — Голова у меня пошла кругом. — О чем ты говоришь?

Хелен выпрямилась.

— По-моему, все очень просто. Нам представилась возможность купить этот прекрасный ковер. Ковер нам нужен, и это очень выгодная покупка.

— Сколько он стоит?

— Двадцать фунтов. — Что-о?!

— Очень дешево, — сказала Хелен, розовея. — Подлинный касба. Он сказал, что настоящая его цена — сотни фунтов, но ему выпала удача познакомитья с этим воином на…

— Может быть, обойдемся без границы? — перебил я. — Ушам своим не верю! Где этот тип?

— Сейчас придет. Я сказала, что ты захочешь с ним поговорить.

— Безусловно! — Я нагнулся и пощупал касбу. Он был соткан из какого-то колючего материала. Пучочки жестких волокон впивались в пальцы, легко отделяясь от ковра. Режущий глаза узор казался волнистым из-за бугров, о которые можно было легко споткнуться. Ничего хотя бы отдаленно похожего на эту редкость я в жизни не видел. С моих губ рвались жгучие слова, но я промолчал. Слишком велик был список собственных глупостей такого рода, и я находился в очень уязвимой позиции. Сказать прямо, что ковер этот невыразимо жуткий, я не мог. Такт и осторожность!

— Хелен, — начал я мягко, — ты уверена, что он нам подходит? Погляди, он такой бугристый, что дверь не закрывается. — Я наглядно продемонстировал этот недостаток. — И ты не находишь, что расцветка чуть ярковата?

По лицу моей жены скользнула тень сомнения.

— Ну-у… может быть, я немножко поторопилась… А вот и он! Она ввела специалиста по коврам — человека лет сорока с симпатичным лицом, просто излучавшего способность убеждать и чаровать. Тепло улыбаясь, он потряс мою руку и вручил карточку в доказательство своих морских путешествий. Затем, сверкая белейшими зубами, он принялся восхвалять достоинства касбы. Его глаза гипнотически впивались в мои. Но, когда он добрался до воина на границе, я сумел очнуться и остановил водопад слов.

— Спасибо, спасибо, только этот ковер нам не подходит.

Он был поражен и никак не мог поверить, что мы готовы упустить посланную Богом удачу, но я упорствовал в своих вежливых отказах. Он был красноречив и убедителен, но по мере того, как цена снижалась, в его речи все чаще проскальзывали зловеще знакомые фразы: «Послушайте, только для вас!», и «Если уж на то пошло», и «Скажу вам откровенно». Наконец мне удалось вставить слово: